Павел Пепперштейн - Весна (сборник) Страница 33

— Ну здравствуй, Зодиак, — медленно произнес старец, не поднимая глаз. — С прибытием. Разве ты не знаешь, что на этой планете запрещено говорить на языке пыли? Здесь принято дышать, и все здесь говорят на языке дыхания. Говори на языке этой страны. Этот язык… охвати умом все его слова — это поможет тебе освоиться среди дышащих.

— Здравствуй, Сопливый, — произнес тот, кого назвали Зодиаком. — Давно не видел тебя. Вот уж не думал, что встретимся в проклятых краях. Зодиак обвел своими выпуклыми отчаянными глазами пустое кафе: — Как твоя жизнь? Как твоя смерть?

— Умираю я всегда хорошо, а живу скромно, — сказал Сопливый. — Знаю, что меня считают дураком из-за того, что я согласился осесть здесь, на задворках Вселенной. А мне тут нравится. Конечно, жить в тесноте, среди мутнорожденных, среди этих слипшихся осколков мелкого времени — странный выбор для рыцаря Вечной Пыли. А ты, я полагаю, совсем выбился из сил?

— Да, дорога выдалась трудная, — по лицу Зодиака пробежал холодный ветер.

— Знаю. Я приготовил кое-что для тебя. Вот это. — Сопливый кивнул на стакан, стоящий перед ним на столе.

Это был необычный стакан из очень толстого и мутного стекла, наполненный до половины непрозрачной, слегка светящейся жидкостью, на вид очень густой, словно клей, непонятного цвета — зеленоватой? белоснежной? Не удавалось понять в этом освещении. В этой жидкости бродила светящаяся точка: слабая, блуждающая зеленая искра… Зодиак сразу понял: этот стакан слит не из земного стекла. Приглядевшись, можно было заметить, что стакан невероятно тяжел — дно его на несколько миллиметров ушло в пластмассу столика.

— Выпей, — промолвил Сопливый. — Я сделал это для тебя. Тебе нужны силы. И знание.

— Что это? — спросил Зодиак.

— Это Такси, — ответил Сопливый, и впервые поднял на собеседника свои маленькие, мутные, затерянные среди морщин глаза. — Помнишь железный футляр на колесах, наполненный существами, у которых ты спрашивал дорогу сюда? Этот футляр затем свернул на эту улицу — на горе тем существам, что в нем находились. И на радость тебе, Зодиак. Там было шесть существ. Все они и все ценные элементы движущегося футляра — они теперь здесь, в этом стакане. Я сделал отжим.

Сопливый указал в угол, где лежал какой-то странный ком, размером с футбольный мяч, сделанный как будто из прессованного мятого металла. Ком был настолько тяжелым, что довольно сильно ушел в пол кафе. — Это шлак. Все ценное — в стакане. Эссенция. Пей, родной. Шесть существ и машина — этого вполне достаточно, чтобы понять все об этих местах, куда ты попал впервые.

Зодиак бесстрастно протянул руку, с усилием поднял стакан (на столе осталась глубокая круглая вмятина), поднес его к губам и стал медленно пить. Человек не смог бы удержать этот стакан одной рукой, настолько он был тяжел. Жидкость также была неимоверно тяжелой, тяжелее, чем расплавленный металл, и напоминала холодную, но не застывшую лаву.

Зодиак допил последнюю каплю такси — это была капля с блуждающим зеленым огоньком — затем он смял стакан своими сильными пальцами (стакан не разбился, он оказался из мягкого сверхпрочного материала, который на языке дыхания следовало бы назвать «тяжелая сопля»). Скатав стакан в шарик, Зодиак положил его в рот и проглотил.

На какой-то момент стали видны их истинные облики. Зодиак выглядел как черный, сильно блестящий на гранях камень, окруженный огромным количеством пылевых клубящихся крыльев. Тело камня было усеяно светящимися точками, которые постоянно перемигивались и выстраивались в различные фигуры, напоминающие созвездия. За это его, наверное, и назвали Зодиаком. Сотни этих светящихся точек — это были скользящие глаза Зодиака, постоянно дрейфующие по его каменному телу. Сопливый также соответствовал своему прозвищу: это была гора слизи, покрытая слизистыми струйками, наростами, наплывами — полупрозрачными, зеленоватыми.

Зодиак начал говорить. Вначале он издавал скрип и скрежет, но затем к собеседникам вернулись их человеческие облики, и Зодиак с полфразы перешел на «язык дыхания»:

— …дорога. Существа, занявшие господствующее положение на этой планете (их еще называют людьми) гораздо древнее, чем сама планета… Однако раньше у них не было души — они существовали исключительно для того, чтобы замораживаться и размораживаться. Они работали на Терморегуляцию, только и всего. Но это было еще до Эпохи Даров. Потом космические ангелы ушли в Абсолютную Даль и вскоре вернулись. Они вернулись другими, они вернулись совсем счастливыми, счастливыми до непристойности, и чтобы объяснить свое состояние, они говорили всем, что за ними идет невероятных размеров гигантское и невидимое существо по имени Бог. Космические ангелы не умеют лгать, они только могут танцевать, поэтому им поверили — им поверила и Великая Пыль, и Газовый Огонь поверил, и даже Великий Промежуток, и все силы и сущности, порожденные совокуплениями развратной «нимфы времени» с тремя стихиями — пылью, газом и пустотой.

Итак, пришел Бог, и наступила Эпоха Даров. Бог научил всех делать подарки. До этого не ведали об этом ничего. Тут только узнали о том, что такое Неслыханная Щедрость. Людям, этим скромным тварям, которые были до этого лишь инструментами Терморегуляции, Бог преподнес роскошнейший из подарков — душу. Трудно сказать, чем люди тронули Его, за что Он их вообще полюбил — может быть, потому, что они выглядели немного жалкими и беспомощными, хотя, в общем-то, им ничего не угрожало, страданий они не ведали и были бессмертны. Однако до того, как Бог полюбил их, никто их особенно не любил, отзывались о них с пренебрежением. Но Бог, видимо, решил, что именно эти существа смогут получить глубокое наслаждение от дыхания, от души. Он создал для них этот мир — мир дыхания, восхитительную планету: она и является совокупной душой всех людей.

Бог Дыхания — величайший художник, и этот мир — из его лучших созданий. Он населил душу невероятными существами всевозможных форм и свойств, он изобрел в душе такие ослепительно блаженные уголки, что сотни моих глаз зажмуриваются от счастья, когда я думаю об этих уголках. Он придумал совокупной душе людей четыре Божественные Ипостаси — Зиму, Осень, Весну и Лето.

Он подарил людям Большое Время. Там, где душа, там и Большое Время. Но гигантская душа, несмотря на все свое великолепие, оказалась мучительной обузой для мутнорожденных, которые поселились на поверхности своей души, ведь они пришли в свою душу из мира меняющихся температур, из мира нагревов и охлаждений, а в этом мире никогда не знали ясности. Люди не выдержали Большого Времени, они создали внутри этого Большого Времени свое Мелкое Время, сплели целые сонмы ритуалов и технических устройств его поддержания, они постоянно разбивают свое Мелкое Время, а осколки склеивают вновь, но некоторые фрагменты Мелкого Времени при этой процедуре непременно теряются: таким образом, Мелкое Время становится все более и более мелким.

Люди не только живут на поверхности своей души, они еще и сосут кровь из душевных глубин. Впрочем, у людей имеется еще одна тайная память — память о том, как они были неодушевленными, бесчувственными и бессмертными предметами: инструментами нагревов и охлаждений.

И вот, с течением веков, стало выясняться, что люди, сами того не сознавая, мечтают избавиться от души, разрушить ее атмосферические миры — миры Осени, Весны, Зимы и Лета. Мутнорожденные разрушают свою душу, делая то, что они делали всегда — нагреваясь и охлаждаясь. Из-за этой суеты и паники здешний мир сделался омерзительным захолустьем Вселенной. Душа, которую здесь называют планетой Земля, погружается в грязь и удушье.

Люди сделались вампирами собственной души, они сосут и тянут черную кровь души, наполненную памятью, они сжигают эту кровь и добывают из нее энергию, а памяти у них все меньше.

Земля находится на грани исчезновения. И возникает вопрос: не следует ли спасти эту прекрасную душу, очистив ее от мутнорожденных? Подарить ей Большой Вздох? Но, с другой стороны, это немного странно — ведь, говорят, душу подарили именно им.

— Гляжу, напиток на тебя подействовал, Зодиак, — влажно проговорил Сопливый. — Первый раз за вечность слышу, что ты произносишь речи. Словно читаешь лекцию пылинкам. Тебе просто внове говорить на языках дыхания — вначале это опьяняет. Все это, впрочем, и Праху понятно. В сторону досужие речи. Скажи, тебе нужно убить здесь всех или одного?

— Одного.

— Тогда действуй. Сил тебе хватит надолго. Авось встретимся еще в каком-нибудь засраном уголке космоса. Вечного скрипа, Зодиак!

— Вечного чмока, Сопливый. Космические скитальцы сдержанно попрощались. Зодиак встал и вышел из кафе.

Чемодан с творогом

Дело было вскоре после войны. Трудно, впрочем, четко обозначить год: 1947, 48, 49…