Татьяна Толстая - День (сборник рассказов, эссе и фельетонов) Страница 33

Гламурное существо – молодое, худое, извилистое, как правило, женского пола. Рожденное без родителей, оно мерцает на фоне безликих, но многочисленных «друзей», изредка имеет изящное гламурное дитя возрастом не более трех лет, которое неизвестно кто воспитывает. Оно не нуждается в деньгах, не берет и не дает в долг; источник его богатства неясен, но, очевидно, неистощим. Оно, очевидно, получило кой-какое образование, ибо часто является в виде «деловой женщины», но какие это дела и в какое время дня делаются, неясно. В последние годы оно умеет обращаться с компьютером: с лукавой улыбкой взглядывает на экран. Оно практически не читает, но знает: «разумеется, адекватно перевести стихи невозможно». (Ну разумеется. Не стоит даже стараться.) Вечерами оно ходит в театры, где либо хохочет, либо загадочно улыбается. Что именно ее в театре интересует, нам не сообщают. Но мы догадываемся.

Гламур нарциссичен. Основное состояние гламурной женщины – эротический транс, вызванный предметами роскоши. Вы можете застать ее в мерцающей полутьме, в креслах. Она в атласном платье, приспущенном на груди, голова откинута, глаза сомкнуты, рот приоткрыт. Что это с ней? А это она мечтает о наручных часах. Причем они уже у нее на руке. Неважно, она МЕЧТАЕТ. Это – процесс самодостаточный.

Или – подымай выше – она мечтает о платиновом колье с бриллиантами. Чтобы мечтать о такой штуковине, она надевает «брючный костюм из кожи ягненка», вызывает визажиста и, опять-таки закрыв глаза, вцепляется в колье, прижимает его к носу и предается мечтам… Открой глаза-то!… Не слышит: она уже в трансе.

Надо ли говорить, что неотложная задача гламурной женщины – «превращать свое тело в концептуальный объект»? Если это удается, то «тело вновь становится вещественным доказательством».

Этюд в багровых тонах

Вещественным доказательством тело постоянно становится и в мусорной прессе, но в другом смысле. Слова «мода», «магия» здесь тоже приобретают трупный оттенок. «Новая страшная мода – на тройные убийства – появилась этим летом в Москве. Уже третий раз с начала сезона бандиты расстреливают трех человек кряду. В субботу в третьем подъезде кооперативного дома номер 3 (магическая цифра!) были убиты…» и т. д.

«Чтобы чувствовать себя легко и безмятежно, этим летом следует одеваться в белое», – советовали, помнится, специалисты по гламуру. Но здесь иной мир, и белые одежды обагряются здесь кровью и блевотиной: «доярка-киллер забила жертву поленом».

Этот перевернутый, подземный мир наполнен мрачными, неуемными страстями: женщина «убивает мужа, требовавшего половой близости при сыне-школьнике». (А что если это и был гламурный «повод окунуться в мечту»?) «Подростки-садисты не успокоились, пока не обесчестили школьника», – а что если они вняли призыву: «в костюме от Такого-то будьте чуточку смелей»? Старик поджег дом, газ взорвался, все погибли, – не влекла ли его «стихия огня»? Внучатый племянник «убил двух старушек, повторив путь Раскольникова», – вот вам и «лето, – долгожданная пора осуществления ваших самых смелых желаний».

«Перед тем как покончить с собой, раковая больная убила ребенка подруги». И так далее, и так далее, до бесконечности. Концентрация темных страстей, убийств, насилия, грязи и безумия поддерживается мусорной прессой на одном и том же уровне, упаси бог понизить крепость криминального раствора, – сразу станет скучно. Именно скучно: читатель, не найдя привычной расчлененки в свежем утреннем номере газеты по пути на работу, даже обидится. «Вот ужас-то», – привычно говорит читатель, прочитав про очередной труп, но это неправда: ему не страшно, он привык. Он ведь тоже хочет «окунуться в мечту».

Средний персонаж этой прессы, с гранатой за пазухой, с автоматом наперевес, распихав по карманам отравляющие вещества, с утречка начинает свой трудовой день. Ему надо успеть пришить пару бабушек – свою и чужую, нанести пятнадцать ножевых ранений директору автокомбината, собрать дань с окрестных ларьков, желательно оставив после себя дымящийся труп, изнасиловать соседей по лестничной клетке, повеситься, выброситься с восьмого этажа, наехать на конкурирующую группировку, замучить кота, вылить ртуть на территорию детского садика, в упор расстрелять бронированный «мерседес», наклеить ворованные ярлыки на поддельную водку, подкупить таможню, провезти через границу просроченный сыр. В желудке у него – проглоченные презервативы с кокаином, в анусе – бриллианты («лучшие друзья девушки»), в паспорте – иногородняя прописка: московскую он потерял но суду, а судью замочил. Он покрыт татуировкой, но не потому, что «окунулся в волнующие тайны Востока», совсем не потому.

Пригоршня пыли

Ни глянцевый, ни «желтый» тип изданий не заинтересованы в нормальном, среднем человеке, в таком, который, не будучи склонен к криминальным действиям, сохраняет достаточный уровень интеллекта и достоинства, чтобы не мучиться надуманным вопросом: что такое «сумки Фенди – предмет культа или источник вдохновения?» Этому человеку свойственно основное человеческое качество: совесть, так что, заведись у него почему-либо «лишний» миллион, он отдаст его на больницы, на образование, на сирот, а если и посетят его развратные мечты о платиновом колье, – он обольется ведром холодной воды, и мечты пройдут, как и не бывало. Этот человек сочувствует жертвам преступления и вообще несчастным и обездоленным, чужое горе печалит его, а не развлекает. Он хочет жить хорошо, одеваться красиво, отдыхать с удовольствием в компании человекообразных. Ему оскорбительно прочесть приглашение на обычную выставку с таким текстом: «у вас будет уникальная возможность насладиться поразительным разнообразием вкусов и художественных приемов различных стран и эпох», потому что мозг его устроен заметно сложнее, чем бильярдный шар. А «узнать настоящую страсть, вспомнить о вечных ценностях, убежать от мирской суеты» он, спасибо, умеет без помощи дезодорантов. Ему хотелось бы думать, что жизнь не состоит из убийств, а красота и идиотизм не обязательно неразлучны. Впрочем, он же не ангел, может и взорваться. Услышав окрик: «хватит постоянно менять тушь для ресниц – одна для работы, другая для развлечений», он мысленно хватает полено, чтобы вломить кому-то между глаз, обведенных «контуром двойной последовательности», приговаривая: «ваши глаза заслуживают того, чтобы время остановилось». Сегодня, похоже, время и вправду остановилось.

Бутики заколачиваются: все ушли на иные фронты. Гламурная пыльца осыпается; где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто все – простор везде, – лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде. Злорадствовать по этому поводу вовсе не хочется. Не все ли мы в одинаково пиковом положении? «Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца, такого вот конца!» Увы, и мусора сейчас прибавится, и желтизна станет гуще. Есть, правда, слабое, печальное утешение: общее близкое неприятное будущее имеет шанс вернуть человеческий, реальный масштаб и нашим проблемам, и способу их описания.

«На Кузнецком Мосту функционирует хозяйственный магазин, а на перекрестках бабушки торгуют овощами – наши итальянские партнеры от этого просто в шоке!» – возмущается Олег Кондратов, вице-президент ассоциации «Дистрибьюторов эксклюзивных товаров».

Какое счастье!… Еще функционирует!… Еще торгуют.

Сентябрь 1998

Новое имя

… Желчь собачья оздоровляет гнилые и опухшие очи.

… стоит лишь хозяину и хозяйке его обидеть чуть-чуть, так он на них в людях все непотребное выльет. Вот от таких-то глупых слуг всякие ссоры и возникают, и насмешки, и укоры, и срамота.

У Юмашева была собака. И у Суханова тоже была собака. Эти собаки друг друга терпеть не могли. Их хозяева, соответственно, тоже. Вот однажды Суханов взял да и пнул собаку Юмашева ногой в бок. Пес запомнил обиду и, дождавшись удобного случая, «тяпнул оторопевшего помощника президента между ног, в самое интимное место».

К чему нам это рассказывает генерал Коржаков в своей «предельно откровенной» книге? Просто ли утепляет добрым солдатским юмором неспешную повесть о доносах и грызне под рубиновыми звездами? Никак нет; это притча. Вся книга Коржакова построена на этой притче. «Двигало ли мной чувство мести?» – спрашивает сам себя генерал. И сам себе отвечает: отчасти да. Ну этого можно было не спрашивать, да и не трудиться отвечать. И мотивы, двигавшие писателем, и жанр его труда, – все вполне традиционное. Оправдываться и пояснять – это лишнее. Сброшенные с высот всегда стремятся наврать побольше камней и сказать всю правду. Понимаем. Тянет к литературе.

Начинающему писателю непросто бывает организовать собранный материал, выстроить его, придумать название книги. Сбор материала, конечно, очень важен: тут и копание в архивах (ФСБ), и знакомое творческим людям внезапное везение (анонимный доброжелатель возьмет да и пришлет компромат в нужный момент на нужного человечка), тут и теплый, задушевный разговор с глазу на глаз: