Пауло Коэльо - Вероника решает умереть Страница 33

"Однажды, будучи еще молодым адвокатом, я читала одного английского поэта, и мне очень запомнилась его фраза: «будь как переливающийся через край фонтан, а не как резервуар, содержащий все одну и ту же воду». Я всегда считала, что он ошибается: переливаться через край опасно, ведь так можно затопить места, где живут любимые люди, и они бы захлебнулись нашей любовью и нашим энтузиазмом. Поэтому всю свою жизнь я старалась вести себя подобно резервуару, никогда не нарушая границ, установленных моими внутренними стенками.

Но случилось так, что по причине, которой мне никогда не понять, у меня возник панический синдром. Я превратилась именно в то, чего я всеми силами старалась избежать: в фонтан, который перелился через край и затопил все кругом. В результате всего этого я оказалась в Виллете.

Вылечившись, я вернулась в резервуар и познакомилась с вами. Спасибо вам за дружбу, за участие, за столько радостных мгновений. Мы жили вместе, словно рыбы в аквариуме, счастливые оттого, что кто-то в определенный час подбрасывал нам корм и мы могли, при желании, увидеть мир с той стороны через стеклянные стенки.

Но вчера, благодаря пианино и одной девушке, которой сегодня, должно быть, уже нет в живых, я открыла нечто очень важное: жизнь здесь, внутри, в точности такая же, как и за этими стенами. И здесь, и там люди собираются группами, возводят свои стены и не позволяют ничему постороннему нарушать их заурядное существование. Они совершают поступки потому, что привыкли их совершать, изучают бесполезные предметы, развлекаются лишь потому, что их вынуждают развлекаться, а остальной мир пусть себе сходит с ума, пусть гниет сам по себе. В лучшем случае они – как мы сами это столько раз делали вместе – посмотрят по телевизору новости только для того, чтобы лишний раз убедиться, как они счастливы в этом мире, полном проблем и несправедливости.

Другими словами, Братство живет, в сущности, так же, как почти все люди за этими стенами, – никто не хочет знать, что происходит за стеклянными стенками аквариума. Долгое время это утешало и приносило пользу. Но мы меняемся, и сейчас я отправляюсь на поиски приключений, хотя мне уже 65 лет, и я знаю, сколько препятствий создаст для меня мой возраст. Я еду в Боснию: есть люди, которые меня там ждут, хотя пока еще ничего обо мне не знают, а я не знаю их.

Но я знаю, что я нужна и что риск одного приключения дороже тысячи дней благополучия и комфорта".

Когда он закончил читать письмо, члены Братства молча разошлись по своим комнатам и палатам, говоря себе, что Мари окончательно свихнулась.

Эдуард и Вероника выбрали самый дорогой ресторан Любляны, заказали лучшие блюда, выпили три бутылки вина урожая 88-го года, одного из лучших в этом веке. Во время ужина они ни разу не заговорили ни о Виллете, ни о прошлом, ни о будущем.

Мне понравилась история со змеей, – говорил он, в который раз наполняя бокал. – Но твоя бабушка была совсем старенькая и не смогла ее правильно интепретировать.

– Я попрошу уважения к моей бабушке! – уже сильно опьянев, воскликнула Вероника – так громко, что все в ресторане обернулись.

– Так выпьем же за бабушку этой девушки! – сказал Эдуард, поднявшись. – Выпьем за бабушку этой сумасшедшей, которая сидит передо мной и, надо думать, попросту сбежала из Виллете!

Посетители снова склонились над своими тарелками, делая вид, что ничего такого не происходит.

– Выпьем за мою бабушку! – повторила Вероника. К столу подошел владелец ресторана.

– Пожалуйста, ведите себя прилично.

Они было притихли, но вскоре вновь заговорили во весь голос, стали нести околесицу, ведя себя неподобающим образом.

Хозяин ресторана снова подошел к столу и сказал, что они могут не оплачивать счет, но должны немедленно выйти.

– На этих безумно дорогих винах мы замечательно сэкономим! – провозгласил Эдуард. – Пора смываться, пока этот тип не передумал!

Но «этот тип» и не собирался передумывать. Он уже отодвигал стул Вероники – казалось бы, вполне учтиво, на самом же деле для того, чтобы помочь ей подняться как можно скорее.

Когда они оказались посреди маленькой площади в центре города. Вероника увидела окно своей комнаты в монастыре, и на какой-то миг сознание прояснилось. Она снова вспомнила, что скоро должна умереть.

– Возьмем еще выпить! – попросила она Эдуарда.

В ближайшем баре Эдуард купил две бутылки вина, парочка уселась рядышком, и попойка продолжалась.

– Так что неправильного в толковании моей бабушки? – спросила Вероника.

Эдуард был уже слишком пьян, и ему потребовались немалые усилия, чтобы вспомнить, о чем он говорил в ресторане. Но ему это удалось.

– Твоя бабушка говорила, что женщина топчет эту кобру потому, что управлять Добром и Злом должна любовь. Это красивое и романтичное толкование, но на самом деле все не так: ведь я уже видел этот образ, это одно из райских видений, которые я написал в своем воображении. Я уже спрашивал себя, почему Пресвятую Деву всегда изображают именно так.

– Почему?

– Потому что Дева – женская энергия – это Великая Повелительница Змеи, которая означает мудрость. Если обратить внимание на кольцо доктора Игоря, можно заметить, что это символ врачей: две змеи, обвившиеся вокруг жезла. Любовь стоит выше мудрости, как Дева выше змеи. Для нее все – Вдохновение. Она не судит о Добре и Зле.

– Знаешь что? – сказала Вероника. – Дева никогда не придавала значения тому, что думают другие. Представь себе, что было бы, если бы пришлось рассказывать всем историю со Святым Духом! Она ничего не рассказывала, а только сказала: «Так было в самом деле». Ты знаешь, что бы сказали другие?

Конечно, знаю. Что Она сошла с ума!

Оба рассмеялись. Вероника подняла бокал.

– Поздравляю. Вместо того чтобы говорить, лучше бы ты писал свои райские видения.

– Я начну с тебя, – ответил Эдуард.

Рядом с маленькой площадью есть маленькая гора. На вершине маленькой горы стоит маленький замок. Ругаясь и смеясь, поскальзываясь на льду и притворно жалуясь друг другу на усталость Вероника и Эдуард взобрались по склону.

Рядом с замком стоит гигантский кран желтого цвета. У человека, впервые приехавшего в Любляну, создается впечатление, что замок восстанавливают и вскоре полностью отреставрируют. Люблянцам, однако, известно, что кран там стоит много лет, хотя никто толком не знает для чего. Вероника рассказала Эдуарду, что, когда в детском саду детей просят нарисовать люблянский замок, они всегда рисуют его вместе с краном.

– А впрочем, кран сохранился лучше, чем замок. Эдуард рассмеялся.

– Ты должна была уже умереть, – заметил он, все еще не протрезвев, но с явным страхом в голосе. – Твое сердце не должно было выдержать такого подъема.

Вероника поцеловала его, и поцелуй был долгим и сладким.

– Посмотри внимательно на мое лицо, – сказала она. – Сохрани его в глазах своей души, чтобы однажды ты смог его воспроизвести. Если хочешь, начни с него, но займись снова живописью. Это моя последняя просьба. Ты веришь в Бога?

– Верю.

– Тогда ты поклянешься Богом, в которого ты веришь, что нарисуешь меня.

– Клянусь.

– И что после того, как нарисуешь меня, будешь продолжать рисовать.

– Не знаю, могу ли я в этом поклясться.

– Можешь. И я скажу тебе больше: спасибо тебе за то, что ты дал моей жизни смысл. Я появилась на этот свет, чтобы пройти через все то, через что прошла, попытаться покончить с собой, разрушить свое сердце, встретить тебя, подняться к этому замку и позволить тебе запечатлеть мое лицо в твоей душе. Вот единственная причина, по которой я появилась на свет. Заставить тебя вернуться на тот путь, с которого ты сошел. Не дай мне почувствовать, что моя жизнь была бесполезна.

– Может быть, это слишком рано или слишком поздно, но, так же как и ты, я хочу сказать: я люблю тебя. Ты можешь в это не верить, может быть, это просто глупость, моя фантазия.

Вероника обняла Эдуарда и попросила Бога, в которого она не верила, чтобы он принял ее прямо в это мгновение.

Она закрыла глаза и почувствовала, что и он делает то же самое. И пришел сон, глубокий, без сновидений. Смерть была ласкова, она пахла вином и гладила ее волосы.

Эдуард почувствовал, что кто-то слегка толкает его в плечо. Он открыл глаза. Светало.

Вы можете пойти погреться в префектуру, – сказал полицейский. – Еще немного – и вы оба тут просто окоченеете.

За какую-то долю секунды он вспомнил все, что происходило прошедшей ночью. В его объятиях была съежившаяся женщина.

– Она... она умерла.

Но женщина шевельнулась и открыла глаза.

– Что с тобой? – спросила Вероника.

– Ничего, – ответил Эдуард, поднимая ее. – Точнее сказать, случилось чудо: еще один день жизни.

Едва доктор Игорь щелкнул выключателем – светало по-прежнему поздно, зима все тянулась, – в дверь кабинета постучали. Вошел санитар.