Грэм Джойс - Дом Утраченных Грез Страница 33

– Какие у тебя планы на нынешний вечер? – поинтересовалась Ким.

– Знаешь, Ким, – ответила Никки, – я очень сожалею о том, что было утром. Ты права, я использовала вас обоих. Как последняя эгоистка. Мы с Крисом решили провести вечер вдвоем. Чтобы вы с Майком немного отдохнули от нас.

Ким была крайне поражена и не нашлась что сказать.

Пока они не ушли, Майк улучил момент и присоединился к Никки, сидевшей в одиночестве на берегу. Она спустилась к морю полюбоваться фейерверком заката. Пылающий шар солнца казался громадным – чуждый движитель, пульсирующий в небе и непрестанно выбрасывающий сгустки энергии.

– Ей что-нибудь известно? – спросил Майк.

– Надеюсь, нет. А что?

– Я умру, если она узнает.

– Почему ты спрашиваешь?

– Она странно ведет себя. Говорит как-то загадочно.

– Да. Я заметила. Во всяком случае, я ничего ей не говорила.

– Крис мог что-нибудь сказать?

– Не думаю. Но клясться бы не стала.

– Теперь между вами все наладилось?

Она кивнула:

– Да, насколько это вообще возможно.

– Что ж, это хорошо, – сказал Майк. – Правда?

Сзади послышались шаги. Это был Крис.

– Посмотри, какое солнце, – сказала ему Никки. – Майк собирается это изобразить.

– Нет, – сказал Майк. – Такое изобразить невозможно.

Крис, сощурясь, посмотрел на огненное жерло, пускающее фейерверки над водой. Каждую секунду оттенок розовых и лавандовых облаков менялся. По воде бежали морщины ряби, как по чешуйчатой спине какого-то мифического зверя.

– Да, – согласился он. – Такое вообще невозможно изобразить.

Оставшись одни, Ким и Майк весь вечер просидели под пологом виноградной листвы, глядя на загорающиеся звезды. Они спокойно сидели в сгущающейся темноте. Майк дождался, пока почти перестал видеть Ким, только один ее силуэт, и тогда поднялся и зажег масляную лампу. Море было объято тишиной. Слышался лишь звон Цикад да шелест ночных мотыльков и других насекомых, ударявшихся о закоптившиеся стекла висячих ламп. Этот звук да шорох тревожно мечущихся мыслей Ким, похожий на топоток муравьев, которые сновали по виноградной лозе, – больше Майк ничего не различал.

Он чувствовал облегчение оттого, что Никки и Криса не было и можно было побыть вдвоем с Ким. Его пугало то, что из-за беспечности Никки и непредсказуемости Криса он мог в любой момент сорваться в пропасть. Они были как дети, тайком играющие найденной в саду гранатой, перебрасывая ее друг другу. Однако теперь он понял, что в равной степени боится оставаться наедине с Ким, ибо жена каким-то образом узнала о гранате и начинала догадываться, кто оставил ее в саду.

Он любил Ким; любил ее сейчас, сидевшую рядом, задумавшись о чем-то своем; тусклый желтый свет окружал ее мягким ореолом, а взгляд устремлялся сквозь полный призраков темный сад вдаль, к черному, шепчущему морю. Его ужасало то, что она так беззащитна и уязвима. Он ненавидел Никки и Криса за то, что из-за них ситуация стала реально взрывоопасной. Ненавидел Никки, проявившую слабость, как и он сам.

Он встал и подошел к ней сзади. Казалось, она почти засыпает; но она не спала, совсем напротив, только была где-то очень далеко. Он наклонился и поцеловал ее в макушку. Его ладони скользнули вниз и легли на ее грудь; он почувствовал, как она напряглась.

– Идем в постель, – шепнул он.

– Ты иди, – пробормотала она. – Я приду позже.

Он постоял в нерешительности, потом неохотно вошел в дом. Он лежал без сна в темноте, чувствуя ее, сидевшую в патио, совсем близко, по ту сторону стены, по ту сторону ставен. Прошло два часа, прежде чем она вошла в комнату. Он притворился спящим, но едва не выдал себя, почувствовав, как, проскальзывая под простыню, она постаралась не коснуться его тела.

26

Время пребывания Никки в Греции подошло к концу. Она должна была улететь завтра рано утром. Крис, успешно выполнив свою миссию, вылетая в то же время местным рейсом до Афин, а оттуда ближайшим рейсом домой.

Прощальный обед договорились устроить в половине девятого вечера накануне отлета у Райги, в его ресторане на крыше. Они встретились в кафе на площади, собираясь выпить аперитив, прежде чем идти к Райге. Никки сражала наповал. Зацелованная солнцем, держащаяся непринужденно, она вызвала переполох среди официантов своим коротеньким платьицем, открывавшим бескрайние песчаные пустыни ее длинных загорелых ног. По сравнению с ней Ким выглядела несколько строго и притом богемно; Майк взглянул на нее и понял, что она тоже это почувствовала. В противоположность Никки Крис поменял свое яркое оперение на черные рубашку и штаны, в которых, взвинченный и обливающийся потом, появился несколько дней назад. Видимо, давал понять, что его каникулы закончились. Хотя после непонятной схватки Криса с Никки на том островке мир между ними восстановился, от Майка не укрылось, что Крис внутренне напряжен и нервничает.

– Ну, будем! – сказал Крис, поднимая стакан, и с жадностью проглотил свой джин с тоником.

– Гья мас!

– Пошел ты со своим «Гья мас»! Это действует мне на нервы.

– Хорошо, Крис. Будем здоровы! Так тебе лучше?

– Да, но в другой раз не чокайся со мной.

Когда кто-то предложил отправиться к Райге, мол, пора уже, Крис настоял, чтобы выпить еще по одной. «Это наш последний вечер вместе», – повторял он. Свой стакан он опрокинул одним махом. Майк слегка занервничал.

Им повезло, что они нашли свободный столик на маленькой плоской крыше у Райги, но так или иначе София умудрилась их втиснуть. Крис расположил свой стул в опасной близости от края площадки; нарочно, подумал Майк.

Для начала они заказали долму с цацики [16], которую запивали желтоватого цвета вином в огромных стаканах. Крис решил, что долма ему не по вкусу, и швырнул одну через плечо на булыжную мостовую.

– Дрянь какая.

– Не делай так, – сказала Ким, – иначе оскорбишь их.

– Какое мне до них дело? Утром я улетаю домой.

– Ты, может, и улетаешь, а нам тут еще жить. Если не нравится, оставь на тарелке.

– Между прочим, – сказал Майк, – ты ел ее всю неделю и не жаловался.

– Ты прав, – ответил Крис. – Всю неделю ел это дерьмо. Не так ли, Никки?

– Крис! – Голос Никки прозвучал как предупредительный выстрел.

– Хорошо, хорошо, – пошел на попятную Крис. – Возьмем еще вина. Я просто шучу.

Потом принесли щедрые порции фирменных стифадо из молодого барашка и спанокопиту. Майк и Ким были горды тем, что могли пригласить гостей в такую таверну, необычную, с особой атмосферой и с традиционной греческой кухней, а не со стандартным листочком туристского меню, прикнопленным к стене. Трапеза была в полном разгаре, когда внизу, во дворе, заиграли музыканты, скорее для пьющих, нежели для обедающих. Играли не на бузуки, а звучал традиционный дуэт лиры и лауто; первый инструмент формой похож на скрипку, потомок старинной лиры, но играют на нем, уперши его в бедро, извлекая смычком жутковатые и гипнотические звуки; второй – разновидность лютни, чьи мерные аккорды выделяются на фоне заунывных звуков лиры.

– О нет! – не выдержал Крис, услышав музыкантов. – Неужели придется слушать это до конца обеда?

– Мне нравится, – сказала Ким и повторила: – Нравится.

– Незачем притворяться, что тебе нравится все греческое просто потому, что живешь здесь.

– И не думаю притворяться! – взвилась Ким. – Мне действительно нравится.

– Пусть играют, – сказал Майк. – Гипнотическая музыка. В кровь проникает.

Крис прихлопнул москита, севшего ему на руку.

– Да, малярия тоже. Но я не собираюсь притворяться, что обожаю все греческое, и даже готов схлопотать малярию.

– В этом районе нет малярии, – осадила его Никки. – Перестань нести вздор.

– Это наш последний вечер, – сказал Крис, разливая вино по бокалам, – и я могу говорить что хочу. Почему никто не пьет?

Музыканты продолжали играть. Народ за столиками – есть. Они выпили. Необычная заунывная музыка взлетела на обморочную высоту и постепенно замерла там. Когда музыканты сделали передышку, чтобы глотнуть вина, раздались восторженные аплодисменты.

Крис вернулся к своей теме:

– Я имею в виду, что не понимаю, чем вообще можно восхищаться в этой стране. Можете вы мне внятно объяснить, что тут есть такого, из-за чего вам хочется остаться?

Ким вдруг пронзило желание защитить этот остров – словно маленького ребенка, которого хочется заслонить собой.

– Объяснять бессмысленно: это надо чувствовать, а иначе не сможешь понять.

Он не воспринял всерьез ее слова.

– Ведь это вроде страны Третьего мира, не так ли? Беда в том, что все эти люди – деревенщина, которая думает разбогатеть, обдирая туристов.

Музыканты заиграли вновь, и вновь без усилий взмыли те же завораживающие экстатические звуки, цепляя нервы, вызывая дрожь.

– Что с того? Я тоже деревенщина, – сказал Майк.