Алан Холлингхёрст - Линия красоты Страница 33

— Я вам откровенно признаюсь, молодой человек, — церемонно начала миссис Чарльз, — уж такой сын у меня уродился, что совсем ничегошеньки мне не рассказывает, каждое слово из него клещами тянуть приходится. Но я так поняла, что живете вы в большом белом доме, у члена парламента?

— Верно, — ответил Ник с невольной усмешкой, которая, должно быть, ее озадачила. Наедине с ним Лео отзывался о Федденах и их доме с насмешливым пренебрежением; но здесь, как понял Ник, упомянул об этом, чтобы произвести впечатление на мать.

— И как вам там нравится? — поинтересовалась миссис Чарльз.

— Ну, думаю, мне очень повезло, — ответил Ник. — Дело в том, что я учился вместе с его сыном.

— А с ней вы знакомы?

Ник неуверенно улыбнулся.

— Вы имеете в виду миссис Федден?

— Да нет! С миссис Федден — я фамилию-то правильно выговариваю? — вы, уж конечно, знакомы. Нет, я о ней. — По благоговейным ноткам в ее голосе Ник начал понимать, о ком речь. — О самой леди. Миссис Тэтчер.

— A-а… Нет. Нет, пока как-то… — Он почувствовал, что должен дать какое-то объяснение. — Джеральд Федден очень хочет залучить ее к себе, несколько раз пытался, но все не получалось.

— Ну, я уверена, вы с ней непременно познакомитесь!

— Если познакомлюсь, обязательно вам расскажу.

Вошел Лео, и Ник благодарно обернулся к нему.

Лео переоделся в свитер и джинсы, и при виде этих знакомых джинсов Ник вдруг с необычайной ясностью представил, как Лео кончает прямо здесь, посреди комнаты, как содрогается его напряженный член и тяжелая струя падает и рассыпается жемчужными хлопьями на искусственной рыжей коже дивана. В последнее время Ник был просто одержим сексом: стоило ему закрыть глаза — и фаллос за фаллосом проплывал перед ним, словно узор на обоях, и порой посреди улицы, в столовой или в аудитории он на миг застывал, пораженный наплывом картин и образов эротического свойства.

— А скажите мне еще, молодой человек, уж порадуйте старуху, вы в церковь-то ходите?

Ник закинул ногу на ногу, чтобы скрыть возбуждение, и ответил:

— Боюсь, что нет. По крайней мере, сейчас.

Миссис Чарльз, похоже, привыкла к подобным разочарованиям и восприняла его ответ философски.

— А родители ваши?

— О, они очень религиозны. Мой отец — церковный староста, а мама часто украшает церковь цветами… — Он надеялся, что эти сведения не подчеркнут, а компенсируют его собственное небрежение религией.

— Очень, очень рада это слышать. А отец ваш чем занимается?

«Прямо собеседование какое-то», — подумал Ник. Быть может, на каком-то подсознательном уровне она почувствовала, что он пытается связать свою жизнь с ее сыном? Впрочем, такие «собеседования» Нику устраивали часто и самые разные собеседники: должно быть, было в нем что-то загадочное, побуждающее к попыткам «встроить» его в соответствующий контекст.

— Он антиквар, — ответил он. — Продает старинную мебель, часы и фарфор. В основном часы.

Миссис Чарльз взглянула на Лео.

— Смотри-ка, совсем как твой старина Пит!

— Да, — рассеянно откликнулся Лео. Он сидел за столом, молчал, смотрел в сторону и, судя по всему, помогать Нику не собирался. — Антикваров вообще много.

— Да-да, то же самое! — радостно продолжала миссис Чарльз. — Ну, у меня в доме тоже кое-что антикварное найдется. Можете походить да посмотреть. Старину Пита вы, наверное, не знаете?

— Знаю, — ответил Ник и украдкой покосился на Лео; ему было любопытно, как тот представил матери старину Пита и что о нем рассказал.

— Надо же, как мир тесен! — просияла она.

— Меня Лео с ним познакомил…

— До чего же он славный человек, этот старина Пит! Знаете, вслед за Лео мы все его зовем «стариной», так уж повелось, хотя ему еще и пятидесяти нет.

— Ему сорок четыре, — уточнил Лео.

— Если бы не он, уж не знаю, что бы мы делали! Он помог Лео кончить колледж, а потом устроил его на работу в городской совет. И ничегошеньки за это не взял! Так и говорит: «Обижаете, говорит, мне никакой благодарности не требуется!» Прямо как фея-крестная в сказках!

— Да, что-то в этом роде, — подтвердил Лео с тем скучающим видом, с каким ребенок слушает высокопарные излияния родителей — быть может, шестым чувством ощущая в них ложь, которой сами они не замечают.

— Он Лео отца заменил, — заключила миссис Чарльз. — Я всегда говорю: Господь своих детей в беде не бросает. Видите, каков молодец вырос? Что скажете, хороший у меня сын?

— Да, он… просто замечательный! — откликнулся Ник.

— А как насчет чая? — предложил Лео.

— Надеюсь, твоя сестра его уже заварила, — сказала миссис Чарльз. — Мы для нашего гостя приготовили острую свинину с рисом. Вы, англичане, — добавила она, обращаясь к Нику, — кажется, свинину чаще готовите в духовке?

— М-м… я не уверен… — пробормотал Ник, пытаясь припомнить, как готовит свинину его мать — живое воплощение всех существующих традиций. — Но в любом случае, — продолжал он, широко улыбнувшись, — не сомневаюсь, что ваш рецепт достоин войти в анналы английской кухни!

Миссис Чарльз вежливо улыбнулась в ответ: что такое «анналы», она явно не поняла.

За столом Ника посадили справа от грозной башни брошюрок «Приветствуем Иисуса сегодня», и он боялся рассыпать ее, нечаянно задев локтем. Острая свинина оказалась и вправду неимоверно острой: Ник даже заподозрил, что в его тарелку Розмари переложила специй. Но больше всего — неожиданно для него самого — его поразило, что в этом семействе ужинают без четверти шесть. Какой-то нелепый социальный рефлекс, острое чувство классового различия, детская боязнь перемен в установленном режиме — все слилось в единое и необычное ощущение: сам себе он казался исследователем в чуждом и неизвестном мире. На Кенсингтон-Парк-Гарденс ужинали на три часа позже, и вкушение пищи предварялось множеством разнообразных развлечений: болтовней, игрой в теннис, работой в саду, виски и джином. Но в доме у Чарльзов развлечений было куда меньше, вместо сада — чахлая клумба перед подъездом, спиртного здесь не держали, а Лео и Розмари возвращались с работы усталыми и голодными. Интересно, чем они занимаются после ужина? Кое о каких привычках этого семейства Ник догадывался, сравнивая ее с собственной, занимавшей среднее положение между Федденами и Чарльзами, но многое оставалось для него совершенной загадкой. Никогда прежде он не бывал в гостях у семьи чернокожих. Как видно, впервые полюбив, приобретаешь новый опыт и в других областях.

После довольно продолжительного молчания Лео спросил — так, словно они едва знали друг друга:

— Ну как дела в университете?

— Все в порядке, — ответил Ник, немного расстроенный, но и тронутый напускной холодностью Лео.

Он боготворил своего друга, но видел его насквозь и давно уже понял, что за его внезапной холодностью и даже грубостью всегда скрывается смущение, а за смущением — любовь; и всякий раз, когда такое происходило, чувствовал, что любит Лео все сильнее и сильнее.

— Пока что ничего особенно интересного. Совсем не то, к чему я привык.

Из сумрачного здания английского факультета он всегда уходил с двумя-тремя свежими анекдотами, которые приятно было вспомнить и много дней спустя; но Лео не особенно интересовался студенческими историями, и часто они пропадали впустую — или оседали под невидимой тяжестью непонимания и отторжения.

— Ник прежде учился в Оксфорде, — объяснил Лео.

— А теперь где? — спросила миссис Чарльз.

— В аспирантуре в Лондонском университете, — ответил Ник. — Пишу диссертацию.

Лео проглотил кусок свинины и, хмурясь, спросил:

— Повтори еще раз, о чем?

— Ну… — ответил Ник задумавшись над формулировкой. — Это работа о стиле… о стиле английского романа.

— A-а, понятно! — с блаженным кивком отозвалась миссис Чарльз.

Очевидно, литературоведческие вопросы настолько превосходили ее понимание, что она могла себе позволить отнестись к ним снисходительно.

Ник хотел заговорить, но она его прервала:

— Как же это хорошо, когда молодой человек так любит учиться! Лет-то вам сколько?

— Двадцать один, — осторожно ответил Ник.

— Смотри-ка ты! А с виду — совсем мальчуган, правда, Розмари?

Розмари промолчала — только иронически приподняла бровь, продолжая резать свинину. Ник, покраснев, украдкой взглянул на Лео: тот нахмурился, к щекам его прихлынула кровь, на лице было написано смущение. Уже не в первый раз Ник предположил, что его возраст имеет для Лео какое-то особое значение, так что даже самое невинное упоминание о нем запускает механизм интимных фантазий.

— Конечно, скучно без старых друзей, — поспешно продолжал Ник, хоть и чувствовал, что выпал из нужного тона. — Нужно время, чтобы освоиться… уверен, в конце концов мне там понравится! — Слова его были встречены молчанием, и он торопливо продолжил: — Кстати, в здании английского факультета прежде размещалась матрасная фабрика. И половина преподавателей у нас — алкоголики!