Игорь Ефимов - Седьмая жена Страница 33

– Сделайте же что-нибудь! – крикнула Сьюзен.

– Что я могу сделать?

– Откуда я знаю? Станьте под холодный душ.

– В конторе нет душа.

– Только не говорите мне, что вы тут ни при чем. Вы должны, должны были подумать о чем-то таком, вообразить что-то грязное. Неужели обо мне?

– Я думал только о миссис Туркинсон.

– Кто это?

– Ей восемьдесят два года.

– Извращенец! Боже мой, а что подумает Кэтлин? Она вообразит, что я соблазняла вас.

– Откуда она узнает?

– От меня, конечно. Я звоню ей немедленно.

– Весьма разумно. Если из клетки бежал дикий зверь, кому звонят в первую очередь? Смотрителю зоопарка – кому же еще.

– Даже если я ничего не скажу, она по моему поведению почувствует, что что-то неладно.

– Мы скажем ей, что у вас сломалась камера и съемки пришлось прекратить.

– Конечно! Как это по-мужски – хвататься за первое подвернувшееся вранье. Неужели вы думаете, что я стану покрывать вас, что унижу себя ложью?

– Я только пытался помочь. А вы в благодарность хотите испортить мои отношения с женой. Это и есть ваша хваленая честность?

– Кэтлин, возможно, поймет. Но что я напишу редактору журнала? Такой непрофессионализм! Если они узнают правду, все отношения со мной будут порваны. А это сейчас лучший женский журнал!

– Может быть, подождем еще немного? Рано или поздно он должен угомониться.

– Откуда вы знаете? Такое случалось и раньше?

– Не раз. Самое неудачное было, когда он воспрял на экзамене по экономике. Сокурсница стала поправлять лямки лифчика – и все. Ему много не надо.

– Но ведь я-то не сделала ничего такого?

– Не знаю. Все же вы сняли туфли.

– Так. Теперь вы попробуете меня же выставить виноватой.

– Никто ни в чем не виноват. В жизни случается всякое. Потом проходит. Нужно дать время. Немного терпения.

– Все равно у меня нет больше сил. Три часа бессмысленного ожидания утром, теперь это… Нервы гудят. Работать я не смогу. Не могли бы вы убрать его куда-нибудь? Скажите ему, что съемки закончены. Скажите, что он не прошел конкурс, что остался за кадром.

Разбушевавшийся вояка не хотел возвращаться обратно в свой окоп – его пришлось уводить силой. Антон, уже одевшись, помогая Сьюзен собирать и упаковывать лампы, старался все время поворачиваться к ней спиной. Только когда они вернулись домой, он смог распрямиться и встретить испытующий взгляд жены-2 лицом к лицу.

Сьюзен немедленно взяла подругу за руку и увела на кухню. Трибунал совещался минут пятнадцать. Антон взял газету, но никак не мог понять, из-за чего на этот раз загорелась перестрелка в Бейруте. Ему хотелось, чтобы его простили. Ему хотелось, чтобы все было как вчера.

Женщины вышли в столовую, неся по кастрюле в руках. Они загадочно улыбались сквозь пар. Они были самыми нежными, самыми преданными подругами на свете. И за это весь презренный свет – включая даже мужчин, даже самых никчемных – получал временное и условное право на существование.

Корреспондентов, уже собравшихся покинуть «Вавилонию», ждал приятный сюрприз. К причалу подъехало такси, и из него показались заказные ботинки из кожи игуаны, потом заказной чемоданчик, расписанный палехскими мастерами, потом заказной спортивный костюм японского модельера, а потом и весь адмирал Козулин. Камеры снова зажужжали, микрофоны подняли свои змеиные головки.

– …Да-да, прилетел только что и сегодня же – обратно… Возникли новые обстоятельства, надо ввести в курс капитана и команду… О, наоборот, все в самом положительном смысле… Русские проявляют всё большую заинтересованность в нашем плавании… Они убедились, что намерения у нас самые дружеские, что здесь нет никакого подвоха… Конечно, они слегка презирают нашу западную погоню за рекламой… Но мы-то с вами знаем, что реклама – это наш хлеб. Ваш и наш, хе-хе, наш и ваш…

Спровадив корреспондентов, Козулин сказал, что хочет поговорить с каждым членом экипажа отдельно. Он переходил из каюты в каюту, и его расписной чемоданчик становился все легче и легче. Войдя к Антону, он извлек два свертка – видимо, последних.

– Я не хочу, чтобы вы открывали эти пакеты раньше времени. Вот этот вам понадобится, когда – и если – вы отыщете Голду. Вот этот – при встрече с моим братом. Там же уложены и подробные инструкции. Спрячьте все куда-нибудь подальше. Русские таможенники очень дотошны. Как проходит плавание? Как настроение?

– Все идет нормально.

– Команда слушается приказов?

– Рональд распределил все обязанности и поддерживает порядок.

– Адвоката Симпсона нам удалось на время нейтрализовать. Но он собирается перехватить вас в Европе. Там мне труднее будет отбивать вас.

– Моя четвертая жена – единственная, с которой у меня не было детей. Но благодаря Симпсону она сумела высудить самые высокие, алименты.

– Мне показалось, что он не просто старается ради клиентки. Что-то тут замешано посерьезнее. Я поручил кое-кому расследовать, что он против вас имеет. Со временем узнаем. Правильно ли я помню, что в Монреале живет одна из ваших бывших жен? Кажется, пятая?

– Третья.

– Вы собираетесь навестить ее?

– Еще не знаю.

– Старые увлечения иногда вспыхивают с неожиданной силой.

– Мне бы не хотелось говорить на эту тему.

– Я слышал, что все это время она не позволяла вам видеться с детьми.

– Давайте я лучше опишу вам идею, которая пришла мне в голову: консервы для путешествующих.

– Говорят, у нее здесь в Монреале свое фотоателье. И довольно успешное. Правда, с порнографическим уклоном…

– То есть консервы-то обычные, но путешественник не берет их с собой, а оставляет в специальном холодильнике…

– Кажется, у нее двойное гражданство, канадское и американское.

– …Есть миллионы одиноких владельцев кошек, которые и хотели бы поехать в путешествие – по делам или отдохнуть, – но не могут оставить своих любимцев…

– …Тот, кто на ней женится, может стать канадцем и остаться здесь…

– …И вот мы предлагаем таким людям холодильник с несложным часовым механизмом…

– …А канадские адвокаты очень умело защищают своих граждан от чужих адвокатов, в том числе и от симпсонов.

– …Этот холодильник раз в сутки автоматически вскрывает и выбрасывает из себя очередную банку. Или два раза – смотря по аппетиту кошечки…

– …И если у вас бродят идеи насчет воспользоваться всем этим и остаться, я хочу сказать, что это будет слишком тяжелым ударом по моим планам…

– …Наш путешественник заряжает холодильник нужным числом банок – три, пять, семь – и уезжает себе с легким сердцем…

– …и я вынужден буду принять меры…

– …а возвращаясь, видит ряд опустошенных банок и счастливого, облизывающегося друга.

– …которые мне очень не хотелось бы принимать по отношению к отцу моих внуков.

– Да о чем вы говорите! – воскликнул Антон. – Остаться! Да я даже не уверен, захочет ли она говорить со мной.

– Вот и прекрасно, – сказал Козулин, направляясь к двери каюты. – А насчет холодильника для путешественников – очень занятная идея. Если дело пойдет, я обещаю вам участие в прибылях.

Дни, остававшиеся до отъезда Сьюзен, прошли в тягостном и надсадном подшучивании.

Сначала она рвалась уехать тут же, на следующий день, но жена-2 уговорила ее, что это будет просто глупо, что ничего – решительно ничего важного – не случилось. Что их отношения ничем не омрачены, что мужчины действительно не умеют распоряжаться собой, они-то и есть слабый пол, не имеющий полной власти над движущимися частями своего тела. Пусть с журналом все провалилось, но работа в фирме, вызвавшей ее, должна быть закончена.

На эти дни жена-2 стала как бы главной в доме. Сьюзен и Антон вели себя тихо, как пристыженные, попавшиеся озорники. Антон часто задерживался после работы в конторе, а дома запирался в кабинете. Дел у него было выше головы. Страховка против Большого несчастья приобретала все большую популярность, клиенты валили толпой. Но правда заключалась в другом. Часто он не мог ни поиграть с детьми, ни присоединиться к женщинам, смотревшим по вечерам телевизор. Ибо бунт на борту продолжался.

Третий-лишний демонстрировал все признаки одичания. Как побитый когда-то пес, помнящий обидчика долгие годы и вскакивающий – шерсть дыбом – при одном его приближении, он вздымался и только что не рычал от звука шагов Сьюзен за дверью, от дуновения ее духов, от вида раскачивающейся у бедра фотокамеры, от шума воды, падавшей на нее в душе по утрам. С ним не было никакого сладу. «Дурак, прекрати, больно же!» – готов порой был крикнуть Антон. Но знал, что может услышать в ответ: «Это мне, мне больно!!» Какая-то мстительность появилась в третьем-лишнем, какая-то злобная решимость. Словно ему мало было, что он сорвал создание фотоцикла «Мужчины без прикрас». Нет, он непременно хотел добраться до горла, до сердца, до самого-самого своей обидчицы, прорваться сквозь стену презрения, доказать…