Курт Воннегут - Фокус-покус Страница 33

Герман и София Шульц были далеко не единственными жертвами эпидемии дифтерита. Но они были единственными, кто на смертном одре высказал пожелание быть похороненными в земле студенческого городка, потому что для них это была священная земля, как они сказали.

Увидев меня, Памела не удивилась. Алкоголь надежно защищал ее от всех неожиданностей. Она сразу же сказала мне:

– Нет.

Я еще ни слова не успел сказать. Она подумала, что я захочу заниматься с ней любовью. Понимаю, почему ей это пришло в голову.

Я и сам стал об этом подумывать.

А потом она сказала:

– Этот год был самым лучшим в моей жизни, и я благодарю тебя за то, что ты так много для меня значил.

Она иронизировала. Она нарочно притворялась, чтобы поддеть меня побольнее.

– Когда уезжаешь? – сказал я.

– Никогда, – сказала она. – У меня полетела коробка передач.

Она имела в виду старый лимузин, марки «Бьюик», выпущенный 12 лет назад. Она получила его при разделе имущества после развода с мужем. Он всегда издевался над ней, высмеивал ее усилия стать настоящим скульптором, а случалось, угощал ее пинком или оплеухой. Так что он, должно быть, покатывался со смеху больше, чем кто-либо другой, когда ее творения слетели с пьедесталов на персональной выставке в Буффало.

Она сказала, что в городе новая коробка передач стоит 850 долларов, и механик хочет получить эту сумму в иенах, но намекнул, что ремонт обойдется намного дешевле, если она ляжет с ним в постель.

– Наверно, ты так и не нашел, куда твоя теща спрятала те деньги, – сказала она.

– Нет, – сказал я.

– Надо бы мне поискать, – сказала она.

– Я уверен, что кто-нибудь уже нашел их, и просто помалкивает, – сказал я.

– Я тебя никогда не просила платить, – сказала она. – Не хочешь купить мне новую коробку передач? Тогда, если меня спросят: «откуда у вас эта дивная коробка передач?», я могла бы ответить: «Мне подарил ее прежний любовник. Он – прославленный герой войны, но я не могу назвать его имя».

– Кто этот механик? – спросил я.

– Принц Уэльский, – сказала она. – Если я лягу с ним в постель, он не только сменит мне коробку передач, но и сделает меня Королевой Англии. Ты ведь так и не сделал меня Королевой Англии.

– Уайти ван Эрсдейл? – сказал я.

Был в городке такой механик, и он говорил всем, что у него или у нее полетела коробка передач. Со мной он сыграл ту же шутку, когда у меня, до «Мерседеса», был микроавтобус, «Шевроле» 1979 года. Я проверил, спросив одного из студентов. Коробка была в ажуре. Было нужно только одно: хорошая смазка. Теперь и Уайти ван Эрсдейл лежит под землей возле конюшни. Он устроил засаду против беглых заключенных и сам угодил в засаду. Его победа продлилась от силы 10 минут. Вот как это было: «Бах!», а потом, минуту спустя, «Бах, бах», – и все.

Памела, которая сидела прислонясь к надгробью, все же не сказала мне того, что я потом услышал от Зузу Джонсон, – а именно что я сломал ей всю жизнь. Пожалуй, самое обидное, что она мне сказала, было то, что я так и не сделал ее Королевой Англии. Зузу будет обвинять меня в том, что я никогда и не собирался на ней жениться, хотя мы без конца болтали в постели о том, как убежим в Венецию, хотя Венеции ни она, ни я в глаза не видали. Я обещал ей, что она откроет там цветочный магазин, потому что садоводство – ее конек. А я стал бы учить итальянцев Английскому или помогать местным стеклодувам пристраивать их товары в американские магазины, и так далее.

Зузу еще и отлично фотографировала, и я ей говорил, что очень скоро она будет прогуливаться по причалу, где пассажиры садятся в гондолы, и продавать туристам фотографии, сделанные тут же, на месте, Поляроидом.

Когда дело доходило до будущего, ГРИО™ нам в подметки не годился.

Для меня эти мечтания о Венеции были просто одним из любовных приемов, эротическим аналогом духов Зузу. А она приняла все это за чистую монету. Она совсем было собралась в Венецию. Но я-то ехать не мог – меня удерживали семейные обязанности.

Памела знала о моем романе с Зузу и про весь мой треп о Венеции. Зузу ей все рассказала.

– Знаешь, что ты должен говорить каждой женщине, у которой хватит ума влюбиться в тебя?

– Нет, – сказал я. И она сказала:

– Добро пожаловать во Вьетнам.

Она сидела прямо над Шульцами, на их гробах. А я стоял прямо над оторванной головой, которую через 8 лет выбросит ковш экскаватора. Голова пролежала в земле так долго, что превратилась в голый череп.

Тогда как раз у нас был специалист по судебно-медицинской экспертизе, и когда в ковше оказался череп, он осмотрел его и высказал свое мнение. Он сказал, что череп принадлежит женщине, белой, в возрасте примерно 20 лет. Голова не была пробита тяжелым орудием, и следа от пули тоже не было, так что для определения причины смерти требовался весь скелет.

Но под экскаватор не попало больше ни одной косточки.

Разумеется, чтобы убить человека, достаточно было просто отделить голову от тела.

Эксперт особенного интереса не проявил. По состоянию черепа он определил, что особа, которой он принадлежал, умерла задолго до нашего рождения. Он приехал, чтобы обследовать трупы людей, погибших после побега преступников, и сделать профессиональное заключение о том, как они погибли, от пули или по иной причине.

А тело покойного Текса Джонсона его прямо заворожило. Он сказал мне, что навидался всякого, работая по своей специальности, но никогда в жизни не видел человека, которого распяли, прибив гвоздями его руки и ноги, и так далее.

Я хотел расспросить его поподробнее о черепе, но он ни о чем не хотел говорить, кроме распятия. Да, в этом деле он был дока.

Он мне сказал такое, о чем я и понятия не имел: оказывается, не только Римляне, но и Евреи время от времени распинали тех, кто у них считался преступником. Век живи, век учись!

Почему же я никогда об этом не слышал?

Дарий, Царь персидский, сказал мне эксперт, распял 3000 человек, которые, по его мнению, были врагами Вавилона. А после того, как Римляне подавили восстание рабов под предводительством Спартака, они распяли 6000 повстанцев по обе стороны Аппиевой дороги!

Еще он сказал, что распятие Текса Джонсона совершалось не по правилам, не считая того, что Текс был мертвый или полумертвый, когда они прибили его к балкам на чердаке конюшни. Его не бичевали. Его не заставили тащить на себе крест к месту казни. У него над головой не прибили доску с надписью, где перечислялись его преступления. И в вертикальную часть креста не был вбит штырь, который врезался бы ему в седалище и промежность, когда он пытался бы устроиться на кресте поудобнее.

Как я уже говорил в начале этой книги, если бы я в те далекие века был профессиональным солдатом, я бы, наверное, запросто распинал людей, не слишком задумываясь, раз приказано.

Или сам приказывал бы подчиненным распинать и объяснял, как надлежит это делать, – если бы был офицером в чинах.

Я мог бы даже научить новобранцев, которым раньше не приходилось распинать, а может, и видеть своими глазами, как распинают, новому слову из тогдашнего армейского лексикона. Это слово – crurifragium. Сам я узнал его от Медицинского Эксперта, и оно показалось мне настолько интересным, что я сбегал за карандашом и записал его.

По-латыни это означает «перебить голени распятого железной палкой, чтобы сократить его мучения». Но, как ни говори, и это не превращало распятие в загородную прогулочку.

Какая тварь способна на такое? Я, собственной персоной, а кто же еще?

Покойный унициклист, Профессор Дэмон Стерн, както раз спросил меня, не кажется ли мне, что культовое изображение Христа, оседлавшего одноколесный велосипед, вместо креста со штырем, найдет хороший спрос. Это была просто шутка. Он не ждал ответа, и я ему не ответил. Должно быть, мы сразу заговорили о другом.

Но вот сейчас я бы ему сказал – если бы он не погиб, пытаясь спасти лошадей, – главный смысл распятия, по крайней мере для меня, заключается в том, что человеческие существа, по обычным меркам разумные, могут быть чудовищно жестоки, если у них есть приказ вышестоящего начальства.

Послушайте-ка: пока я тут рылся в старых газетах, я, кажется, обнаружил, чей был тот череп, явно женский, явно принадлежавший молодой женщине, предположительно белой расы. Мне захотелось выбежать на тюремный двор – прежде Лужайку посреди колледжа – с криком:

«Эврика! Эврика!»

Мое обоснованное заключение: этот череп принадлежал Летиции Смайли, не умевший читать и писать красавице, студентке последнего курса, которая исчезла из студенческого городка в 1922 году, после того, как выиграла традиционный Бег Босиком для Женщин от колокольни до Дома Президента и обратно. В награду Летицию Смайли объявили Королевой Сирени и увенчали, а она разрыдалась по никому не известной причине. Ясно, ее что-то мучило. Все сошлись на том, что слезы Летиции Смайли – вовсе не счастливые слезы.