Дэниел Киз - Пятая Салли Страница 34

– А разве не так?

Роджер в стремлении убедить Нолу простер к ней руки.

– Полноценная человеческая личность помимо разума и гордости обладает эмоциями, испытывает сексуальное влечение, способна сопереживать. Есть и другие признаки человечности, которых вам, Нола, недостает. Я не уничтожу вас, не бойтесь. Я помогу вам стать человеком. Того, что свершится здесь, не достичь посредством умных книг, фильмов из категории «не для всех», изобразительного искусства и классической музыки. Скажу вам честно, Нола: вы нуждаетесь в слиянии с остальными альтерами и с Салли не меньше, чем они нуждаются в слиянии с вами.

– Я подумаю.

– Разумеется. В вашем распоряжении целые выходные. Можете посоветоваться с остальными, а можете принять решение самостоятельно. Если согласитесь, мы проведем слияние в понедельник.

Роджер попрощался с Нолой, не загнав ее во мрак и не выпустив Салли.

Мы пришли к молчаливому соглашению дать Ноле оторваться в эти выходные. Я внушила остальным, что это, пожалуй, будут последние ее два дня, и все меня поддержали. Не мешать Ноле в субботу и воскресенье – только справедливо.

И Нола принялась отрываться. По-своему, конечно. Вот это был кошмар. В пятницу до ночи Нола слушала Бетховена и Баха. Я чуть не рехнулась. Потом подумала: наверное, чтобы принять решение, Ноле нужна особая музыка, и терпела молча.

В субботу Нола ходила в музей Современного искусства и в Метрополитен-музей, а вечером – на тоскливую, занудную, затянутую, всю такую артхаусную пьесу для высоколобых. После пьесы ужинала в одиночестве во французском ресторане. Нола заказала эскарго, и я заинтересовалась, что бы это могло быть. Когда блюдо принесли, меня чуть не стошнило. Я достаточно намучилась, привыкая, по милости Нолы, к устрицам и моллюскам, но чтобы улитки!.. Брр! Впрочем, если честно, улитки на вкус оказались совсем неплохи.

Однако кошмарнее всего было воскресенье. Позавтракав бейглом с копченым лососем, Нола целый день читала «Нью-Йорк таймс». От первой страницы до последней! Можно подумать, ей в жизни больше такого счастья не выпадет! Короче, ад кромешный, а не выходные.

Впрочем, даже после десяти полос «Нью-Йорк таймс» Нола не определилась. К вечеру на нее напала хандра, она даже начала думать о самоубийстве.

Тут я по-настоящему испугалась. Никогда еще Нола не была такой удрученной. Она то представляла, как сигает с крыши, то прикидывала, не проще ли перерезать вены. Потом ей на ум пришел стих какой-то Дороти не то Перкер, не то Паркер[24], и Нола принялась смеяться. Типа, что за дурацкий выбор – распрощаться с собственной индивидуальностью или с самой жизнью. Измучившись, Нола полезла в шкафчик за снотворным, но я, слава богу, еще на прошлой неделе подсуетилась спустить таблетки в унитаз. Тогда Нола уселась за стол, взяла лист бежевой писчей бумаги, которую сама покупала, и принялась писать.

«Мой разум противится слиянию. Быть иль не быть, спрашиваю я себя, однако гамлетовский вопрос пустячен в сравнении с моей дилеммой. Речь не о бытии либо небытии; речь о том, чтобы стать другой личностью – или умереть. Честно говоря, для меня предпочтительнее второй вариант. Знаю, это эгоистично. Проблема осложняется новой информацией: покончив с собой, я покончу со всеми остальными. Умереть, уснуть. Уснуть! И видеть сны, быть может… Но! Какие сны приснятся в смертном сне? И куда девать вот этот страх чего-то после смерти? Так трусами нас делает раздумье…»[25]

Пока Нола писала, у нее было странное ощущение. Нет, депрессия никуда не делась, только теперь Нола смотрела на себя как бы со стороны, прекрасно осознавая, что впадает в слезливую сентиментальность. Ощущение прогрессировало, и настал момент, когда Нола как бы отделилась от себя, воспарила и увидела свое тело за письменным столом. Нола повернула голову. Позади нее стоял некто. Лицо было размыто, Нола не различала даже, мужчина это или женщина. Волосы до плеч, на голове – индейская плетеная повязка, фигуру скрывает белое одеяние, пышное и легкое, как облако.

– Кто ты? – спросила Нола.

– Я – твой помощник.

– Что-то я тебя не помню.

– Я существую совсем недавно.

– А сейчас зачем ты здесь?

– Чтобы ты не причинила себе вреда.

– Я имею право сама распоряжаться собственной жизнью.

– Жизнь – не твоя собственная, и ты это знаешь. Ты ведь уже думала об ответственности перед остальными.

– Что мне делать?

– Послушайся доктора Эша. Он хороший человек. И мудрый врач.

– Этот хороший человек хочет уничтожить меня, слить с безмозглыми созданиями, которые он почему-то – вероятно, от большого ума – называет моими альтерами.

– Верь доктору Эшу. То, что он намерен сделать, не уничтожит тебя. Твоя жизнь порой достигает больших высот благодаря твоему разуму, но это пустая жизнь. Разум – еще не все. Отказываясь от слияния, ты обедняешь себя. Единственный выход – сдаться. Пожертвовать своей индивидуальностью ради большой цели.

– Помоги мне. Я не умею сдаваться.

– Умеешь. Только не хочешь вытащить это умение наружу. А я могу лишь направлять тебя.

– Тогда направь. Мне страшно.

Фигура шагнула к Ноле. Вспыхнул свет, и вдруг фигура как бы слилась с Нолой, будто фокус навели. Больше Нола уже не видела очертаний помощника отдельно от себя.

– Теперь ты убедилась, дитя мое, это совсем не больно!

– Убедилась. Кстати, я по-прежнему чувствую себя – собой. Значит, и после слияния будет именно так?

– Да, именно так.

Нола села на стул, задумалась. Ей вспомнилась статья одного калифорнийского психиатра. В ней, в статье, тоже нечто подобное было описано.

– То есть ты – внутренний я-помощник?

– Я помогаю всегда, когда во мне нуждаются.

– Ты тоже – альтер?

– Нет. В отличие от вас четверых, я не отдельная сущность. Я лишь выполняю функции помощника и защитника. Я одновременно пребываю в тебе и во вселенной, а появляюсь только тогда, когда в этом есть необходимость.

– Сейчас как раз такой момент. Научи меня, что делать.

– Доктор Эш говорит, решение должна принять ты сама, причем без всякого давления со стороны. Я могу лишь поддержать тебя, чтобы тебе достало сил сделать правильный выбор.

– Ты прямо фея-крестная!

– Да, меня и так называют. А еще я – гуру и учитель. Это одно и то же.

– Хорошо, что у нас есть внутренний я-помощник. Это облегчает задачу.

– Пора решаться, дитя мое.

Нола сидела, замерев, долго-долго, пока не озябла. Тогда она взяла ручку и в конце своего безадресного послания приписала:

«Я СОГЛАСНА НА СЛИЯНИЕ».

И тут почувствовала удивительную легкость. Внутренний я-помощник исчез, Нола была одна в комнате, и ей было непривычно хорошо.

Я не сдержалась: выскользнула на свет и позвонила Роджеру, пока Нола не передумала. От меня Роджер узнал о ее решении.

В понедельник утром, уже у Роджера в кабинете, Нола пошла было на попятную:

– Доктор Эш, я боюсь кое-что потерять. Дорогие мне вещи, если точнее. Мне всегда казалось, что периодические, зато исполненные смысла выходы на свет лучше, чем двадцатичетырехчасовая рутина со всеми мелкими и нудными обязательными делами.

Роджер выглядел усталым, постаревшим.

– И даже несмотря на прелести периодических выходов вы, Нола, не оставляете попыток покончить с собой.

– Меня замучила депрессия.

– Нола, у вас нет причин полагать, что ваша индивидуальность будет приведена к общему знаменателю. Вы сохраните острый и критичный ум и все свои знания. Пусть у вас возникают ассоциации с этаким ментальным буйабесом[26], в котором ингредиенты сохраняют свои особенности, но в сочетании с другими каждый из них приобретает новые оттенки вкуса.

Нола покачала головой.

– Язык у вас подвешен, доктор Эш, не спорю. Однако вы забываете, что часть слова «буйабес», а именно «abaisse», происходит от латинского «abassare», что значит «унижать».

– Это был неудачный пример.

– Зато символичный. Как раз униженные и становятся мультяшками. Ребенок или подросток вырабатывает альтеров именно в ответ на унижение, насилие или холодность близких.

– Вы правы, только сам процесс слияния вас никоим образом не унизит. Вас не отвергают, а, напротив, принимают.

Нола сверкнула глазами.

– Вы это все время говорите, а я чувствую себя нежеланной. Мне почему-то стыдно. Мне кажется, что я погибну.

– Нола, мы все вас очень любим. Вы нам нужны. Содействуя исцелению Салли, вы вносите вклад в саму науку психологию. Опыт, который мы извлечем из сеанса слияния, поможет вернуть к нормальной жизни тысячи несчастных мультяшек, пребывающих сейчас один на один со своей бедой только из-за страха и стыда.

– То есть я буду принесена в жертву, чтобы всякие мультяшки перестали бояться психиатров?

– Ах, ну зачем вы так? При чем тут жертвы? Вы станете полноценной личностью. Вы столько раз пытались покончить с собой! Не лучше ли, не разумнее ли отдать почти иллюзорное существование на благо себе и другим? Соглашайтесь на слияние, Нола. Без вас ничего не выйдет.