Александра Маринина - Ад Страница 34

Люба заварила свежий чай, принесла в комнату чайник, чашку, блюдо с выпечкой и телефонную трубку и устроилась на диване перед телевизором, чтобы посмотреть посвященный Дню милиции концерт. Ей вспомнился 1982 год, когда она должна была идти на такой же концерт вместе с отцом, но не пошла, потому что концерт отменили — умер Брежнев. Ведь это было совсем недавно, всего каких-нибудь тринадцать лет назад, а как много переменилось за это время! Совсем другой стала страна, у нее даже название поменялось, и люди стали другими, и деньги, и телевизионные программы. Всё, всё другое. Лучше? Хуже? Она этого не знала. Знала только, что при том, прежнем порядке они с Родиславом никак не смогли бы путешествовать в каюте «люкс» по странам Средиземноморья. Дни, проведенные в этой поездке, стали для Любы самыми спокойными и радостными за последние годы. Конечно, она не переставала тревожиться за оставшихся в Москве детей и отца и звонила им с каждой стоянки, но дома все было спокойно, Николай Дмитриевич чувствовал себя хорошо, Коля не попал ни в милицию, ни в больницу, и Люба вздыхала свободно и с удовольствием гуляла вместе с мужем по южным, обсаженным пальмами и пиниями городам, пила местное вино в маленьких кабачках и покупала сувениры — для себя, на память, — и подарки…

Телефонный звонок оторвал ее от созерцания выступления известного юмориста. Раньше Люба всегда искренне хохотала, слушая его миниатюры, а сегодня ей отчего-то совсем не смешно. И не потому, что настроение грустное, вовсе нет, настроение у нее нормальное, а просто текст перестал казаться смешным. Неужели и она сама тоже стала другой?

— Мам, у меня неприятности, — послышался в трубке голос Николаши. — Мне придется исчезнуть на какое-то время. Вы не ищите меня и не беспокойтесь. Все будет нормально. Я пока уйду в тину, а когда все успокоится, вернусь.

Сын говорил быстро и негромко, словно очень торопился и не хотел, чтобы его кто-то услышал.

— Коля, — перепугалась Люба, — что произошло? Какие неприятности? У тебя опять долги?

— Мать, не бери в голову, я разберусь.

— Погоди, сынок, если тебе нужны деньги, мы достанем, я поговорю с папой, мы что-нибудь придумаем, — торопливо заговорила Люба. — Возвращайся домой, мы спокойно все обсудим и найдем решение, вот папа скоро вернется…

— Мать, ты что, не слышишь меня? — в голосе Николая появились отчетливые нотки раздражения и злости. — У меня проблемы. Меня будут искать очень серьезные люди. И дело здесь не только в деньгах. Мне нужно исчезнуть до тех пор, пока они обо мне не забудут. Если к вам придут, говорите, что я пропал и куда делся — неизвестно. Будет возможность — позвоню. Все, пока.

— Коля!!! — отчаянно закричала Люба, но в ухо уже били отрывистые короткие гудки.

Она тупо смотрела в светящийся телевизионный экран, не понимая, что происходит. Какие-то люди будут искать ее сына… Какие-то люди желают ему зла… Какие-то люди на экране поют, произнося под какую-то музыку, которую она не слышит, какие-то слова, которые она не может разобрать…

К возвращению мужа Люба была почти невменяемой, однако, услышав звонок в дверь, сделала над собой нечеловеческое усилие, чтобы не броситься к Родиславу на шею и не завыть. Родислав пришел веселый, раскрасневшийся от выпитого, в приподнятом настроении.

— Любаша, — начал он прямо с порога, — я тебе привез кучу приветов от ребят, от Игоря Мелехова, от Витьки Смелова, от Валеры Дементьева. Ты же помнишь Валерку? Он всегда съедал больше всех, особенно нападал на твой салат с сельдереем, а ты так радовалась, что гость хорошо кушает. Помнишь?

Он ничего не замечал, да он и не смотрел на жену, снимал ботинки, искал свои тапочки и стягивал пиджак и сорочку. Любе стало тошно, но она терпеливо ждала, пока Родислав выговорится и остановится. А он все не останавливался, все говорил, говорил, рассказывал, как славно они посидели, какие вкусные были шашлыки, как постарели ребята, какие у них проблемы на службе. Люба молча ходила следом за ним, пока он переодевался и мыл руки, наливала ему чай и ждала, когда же можно будет сказать ему про Колю. Наконец Родислав умолк и бросил на нее взгляд.

— Ты что-то плохо выглядишь, Любаша. Тебе нездоровится?

Она присела рядом и постаралась говорить спокойно, не впадая в панику или в слезы. Мужчины не любят плачущих женщин, это ей еще бабушка Анна Серафимовна объясняла. И еще она объясняла, что мужчины не любят больных женщин, поэтому недомогания и болезни следует по возможности скрывать. И Люба скрывала. О том, что у нее язва, Родислав до сих пор не знал, впрочем, как не знали и все остальные, кроме сестры Тамары. Поэтому она не могла показать ему, какая адская боль ее мучает теперь, боль не только душевная, но и физическая: язва, как известно, не любит нервных перегрузок, и уже через несколько минут после звонка сына Люба начала буквально сгибаться пополам от боли. Она приняла лекарство, стало чуть легче, но все равно очень больно.

— Черт! — Родислав с силой ударил кулаком по колену. — Черт! Черт! Он все-таки вляпался в какое-то дерьмо! И где его теперь искать?

Люба опустила голову. Она чувствовала себя виноватой в том, что муж сердится.

— Я не знаю, — прошептала она, глотая слезы.

— Ладно, — Родислав заговорил спокойнее, — рано паниковать. Может быть, все обойдется, как-то образуется. Ты же знаешь, наш Колька трусоват, и это еще мягко сказано. Он просто испугался и решил, что за ним будут охотиться, а кому он нужен? Каким серьезным людям? Они что, не видят, с кем имеют дело? Голодранец с амбициями, вот кто наш сын. Может быть, он и наступил им на хвост, ну, они позлятся пару дней, покипят, пар выпустят — да и забудут про него. Возможно, он правильно сделал, что не стал появляться дома, ведь дома-то его будут искать в первую очередь. День поищут, два — и перестанут. И он вернется. Отсидится пока у кого-нибудь из приятелей. Ах, поганец, ну какой же он все-таки поганец! Ничего, Любаша, я уверен, что все очень быстро закончится, и закончится благополучно. Давай еще чайку выпьем и пойдем спать, уже поздно.

Заснуть Любе так и не удалось, она до самого рассвета пролежала рядом с мирно посапывающим мужем, думая о подавшемся в бега Николаше. Где он? Как он? Не голоден ли? Не холодно ли ему? Нашел ли он, где переночевать, или болтается по притонам и вокзалам? И когда он вернется?

А утром, в половине восьмого, на пороге возникли трое. По-видимому, те самые, о которых предупреждал Коля. Один — высокий, узкоплечий, худощавый, с круглым лицом и коротко стриженными волосами, в распахнутом черном кашемировом пальто и с белоснежным, перекинутым через шею кашне, и с ним двое крепких, накачанных мальчиков в спортивных костюмах и с бритыми налысо головами.

— Я могу видеть Николая? — вежливо поинтересовался высокий.

— Его нет, — спокойно ответил Родислав.

— Уже ушел? — наигранно удивился высокий. — Так рано встает?

— Он не ночевал дома, — сказала Люба, кутаясь в теплый махровый халат.

— И часто он дома не ночует?

— Регулярно, — усмехнулся Родислав. — Ему тридцать лет, не маленький уже, живет как хочет.

— А когда он будет? Когда вы его ждете?

Родислав помолчал немного, потом решительно произнес:

— Мы его вообще не ждем. Он вчера позвонил и сказал, что у него неприятности и ему надо скрыться. Вот и скрылся. Обещал когда-нибудь вернуться.

— Ах вот как! — протянул высокий. — Вы позволите нам войти? Негоже как-то через порог разговаривать.

— Входите, — Родислав посторонился. — Но у нас с женой мало времени, нам нужно на работу. И честно говоря, я не очень понимаю, зачем вам входить. Я же сказал, что Коли нет дома.

— А вот мы это и проверим, — почти весело заявил высокий.

Он, не сняв пальто и обувь, прошел в большую комнату, сделав попутно жест головой, означавший команду бритологовым мальчикам проверить остальные помещения в квартире. Указание было немедленно выполнено. Один кинулся проверять комнаты Лели и Николая, другой — кухню, ванную и туалет.

— Чисто, — доложили оба.

— Ну и славно, — миролюбиво улыбнулся высокий, усаживаясь за стол. — Вот мы его и подождем.

— Я не понял, — нахмурился Родислав. — Я же сказал, что нам надо ехать на работу.

— Так вы поезжайте, поезжайте, — гость в пальто милостиво махнул рукой, — я вас не задерживаю. А мы тут посидим, чайку попьем, подождем вашего мальчика. У нас к нему серьезный разговор, а он, изволите ли видеть, не хочет с нами разговаривать. Невежливо это, правда? Уверен, что вы не так воспитывали Коленьку.

Спортивные мальчики со всего размаху плюхнулись на диван и вытянули ноги.

— Слышь, хозяйка, мы всю ночь не жрамши в машине просидели, ты бы наметала на стол-то, чего не жалко, — произнес один из них.

— Фи, Степушка, что за дурные манеры, — поморщился высокий. — А вы, любезнейшая, поимейте в виду, что и Степушка, и Витенька весьма и весьма дурно воспитаны. Они меня, конечно, побаиваются и, если я не позволю, будут держать свой крутой нрав при себе, но я ведь могу и позволить. Вы же это понимаете, правда? До поры до времени вы можете не обращать внимания на их слова, но мы действительно просидели всю ночь в машине возле вашего дома, поджидая Коленьку для серьезного разговора, и мы отчаянно голодны. Значит, так, любезные родители Коли Романова, — голос его из масленого вмиг превратился в стальной. — Я передумал. На работу вы сегодня не идете. Как вы будете решать вопрос — не мое дело, хотите — скажитесь больными, хотите — скажите правду, хотите — сошлитесь на внезапную смерть родственника и попросите три дня за свой счет. Это на ваше усмотрение. Но вы остаетесь дома и вместе с нами ждете мальчика. Я вам разрешаю сделать по одному телефонному звонку на работу — и все. Больше никаких переговоров ни с кем, чтобы у вас не было соблазна предупредить Николая. И из квартиры выходить тоже я вам не позволю. Мы будем здесь сидеть до тех пор, пока не прояснится вопрос с местонахождением вашего любезного сынка. Вопросы есть?