Дино Буццати - Шестьдесят рассказов Страница 34

— Но ради всего святого… — произнес наконец Леклерк чуть ли не умоляюще. — Разве вы не слышали?

Старый король надменно задрал голову.

— …упости!… упости! — Потом, неожиданно нахмурясь, добавил: —…шина… отова? Уже… оздно… озднонтин… что вы… ам… лаете?

Граф был явно рассержен.

Леклерк, сдержавшись, пристально смотрел на него со странным чувством не то изумления, не то ненависти. Вдруг хор испуганных голосов прорезал тишину. Вопли неслись с самого края площадки, где работали феллахи — видимо, они обезумели от ужаса. Со стороны храма сломя голову бежал и что-то кричал помощник Леклерка.

— Что он кричит? Что случилось? — встревоженно спросил Фантин.

— Обвал, — перевел молодой Кристани. — Засыпало одного из феллахов.

Леклерк сжал кулаки. Почему этот иностранец не уезжает? Неужели ему все еще мало? Зачем ему понадобилось воскрешать колдовские чары, которые оставались погребенными целые тысячелетия?

Но граф Мандранико и впрямь собрался уезжать: волоча ногу, он поднимался к ним по откосу. И в эту минуту Леклерк заметил, что все кругом, начиная с выжженных склонов раскопа, шевелится. Пустыня пришла в движение. Там и здесь, словно осторожные животные, бесшумно двигались небольшие оползни. По оврагам, канавам, с уступа на уступ, то приостанавливаясь, то вновь продолжая свое движение, они со всех сторон ползли вниз, сжимая кольцо вокруг раскопанного храма. И ни малейшего дуновения в неподвижном воздухе… Шум включенного автомобильного мотора на несколько минут вернул всех к действительности. Прощание и изъявления благодарности были официально сухи. Граф оставался невозмутимым, но явно торопился. Он не спросил, почему кричали феллахи, не взглянул на пески, не поинтересовался, отчего так бледен Леклерк. Машина выехала за ограду, прошелестела по шоссе меж воронок песка и пыли и скрылась.

Оставшись один на насыпи, Леклерк обвел взглядом свои владения. Барханы ползли и осыпались, словно их тянула вниз какая-то неведомая сила. Он увидел, как из дворца, толкая друг друга, выбежали феллахи и в панике бросились врассыпную, непонятным образом почти тотчас исчезнув из виду. Помощник в белом бурнусе носился взад и вперед и яростно кричал, тщетно пытаясь остановить их. Но вскоре и он умолк.

И тогда Леклерк услышал голос наступающей пустыни — приглушенный хор, тысячи еле слышных шорохов. Вот тонкая струйка песка, соскользнув вниз по откосу, лизнула основание одной из колонн, за ней устремилась другая, потом целый ручеек песка, и вскоре вся нижняя часть колонны была засыпана.

— Боже, — прошептал Леклерк, — Боже мой!..

15

КОНЕЦ СВЕТА

Утром, часов около десяти, в небе над городом возник огромный кулак. Он медленно раскрылся и замер, угрожающе согнув пальцы: гигантский шатер смерти. Казалось, он сделан из камня, но это не был камень. Значит, из плоти? Но то не была плоть. Может быть, тучи? Но то не были тучи. Это был Бог. Пришел конец света.

Город ответил невнятным ропотом. Постепенно ропот перерос в стон и наконец в крик. Потом все слилось в единообразный рев, осязаемый и страшный, который, как смерч, вознесся к небу.

Луиза и Пьетро остановились на маленькой площади, согретой лучами утреннего солнца. Вокруг громоздились дворцы, окруженные пышной зеленью. В небе, в беспредельной глубине, наводя ужас на жителей, висела десница Господня. Прокатившийся по городу вой начал мало-помалу стихать. В ответ на испуганные крики распахивались окна. В них, спеша увидеть конец света, выглядывали полураздетые молодые дамы. Люди выскакивали из домов и бросались было бежать — так неодолима была потребность в действии, — но не знали куда.

Луиза заплакала.

— Так я и знала, — лепетала она, захлебываясь слезами, — я знала, что этим все кончится… В церковь не ходила, не читала молитв… Ни о чем не думала, не готовилась… И вот что вышло… Я чувствовала, что этим все кончится!..

Чем Пьетро мог утешить ее? Он тоже плакал, как ребенок. Плакали почти все, особенно женщины. И только два монаха, два бодрых старичка, по-мальчишески веселились.

— Спета ваша песенка, хитрецы-бедолаги! — радостно выкрикивали они в лицо почтенным прохожим, проворно обгоняя их на улице. — Не отвертитесь теперь. Настало наше времечко, мы теперь хитрее всех! Вы потешались над нами, называли идиотами. А сами остались в дураках!

Злорадно хихикая и радуясь, точно школьники, они пробивались сквозь растущую толпу. Их провожали недобрыми взглядами, но ответить не смели. Когда монахи свернули в переулок, какой-то господин вскинулся, будто упустил счастливый случай, хотел броситься вдогонку — но было поздно.

— Боже мой! — вскричал он, хлопнув себя по лбу. — Ведь мы могли исповедаться!

— Черт побери! — отозвался другой. — Ну и болваны же мы! Проворонили! Ведь из-под самого носа ушли!

Но где им было догнать шустрых монахов!

Из церквей меж тем начали выходить люди — женщины и когда-то солидные, надменные мужчины. Иные были удручены и подавлены, другие бранились. Выяснилось, что все толковые священники куда-то исчезли — их, вероятно, затребовали к себе представители власти и промышленные воротилы. Деньги странным образом сохраняли свою власть, несмотря на то что конец света уже наступил. Многие, видно, считали, что впереди есть еще несколько минут, часов, а то и дней. В церквях вокруг оставшихся священников сгрудилось столько народу, что и соваться-то страшно было. Рассказывали, что из-за давки уже были жертвы. Еще рассказывали о мошенниках, которые, нацепив церковное облачение, приходили исповедовать на дом за баснословные деньги. Влюбленные парочки спешили уединиться в траве под деревьями, чтобы в последний раз насладиться любовью.

Длань тем временем, несмотря на то что ярко светило солнце, приобрела землистый оттенок, и от этого сделалось еще страшнее. Поползли слухи, что не миновать катастрофы. Кое-кто утверждал, что к полудню все будет кончено.

В этот момент на террасе роскошного дворца, куда с тротуара вела изящная лесенка, показался молодой священник. Двигался он торопливо, втянув голову в плечи, будто боялся выйти на улицу. Странно было видеть священника в столь ранний час да еще в таком неподходящем месте: во дворце жили куртизанки.

— Смотрите, священник! — донесся крик, и, прежде чем несчастный успел обратиться в бегство, толпа преградила ему путь.

— Отпусти нам грехи, отпусти! — кричали люди.

Священник побледнел, но его уже схватили и поволокли в нишу, образованную изгибом террасы. Не переставая кричать, мужчины и женщины рванулись вверх. Они цеплялись за выступы, карабкались на колонны, гроздьями повисали на балюстраде. Впрочем, лезть было невысоко.

Священник принялся исповедовать. Он наспех выслушивал судорожные признания, и никто уже не заботился о том, слышат его другие или нет. Сначала, приняв исповедь, он осенял говорившего крестным знамением, отпускал ему грехи и обращался к следующему. Но людскому морю не было конца. Молодой священник растерянно озирался, пытаясь определить, скольких еще грешников ему предстоит простить. Луиза и Пьетро с великим трудом пробились к нему под навес и, дождавшись очереди, тоже начали каяться.

— Я не хожу к мессе!.. Я не всегда говорю правду!.. — выкрикивала девушка в порыве смятения, сбиваясь, боясь не успеть. — И вообще, я во всем, во всем грешна!.. Я не из страха пришла к вам, поверьте. Просто я хочу быть с Богом, клянусь вам…

Она была уверена, что не кривит душой.

— Отпускаю тебе грехи твои, — пробормотал священник и обратился к Пьетро.

В толпе, однако, росло смятение. Кто-то спросил:

— Сколько осталось до Страшного суда?

Сосед, который явно был в курсе, посмотрел на часы и уверенно ответил:

— Десять минут.

Священник, услышав его слова, попытался вырваться. Но алчущая спасения толпа держала его крепко. Теперь он был как в лихорадке. Поток откровений не доходил до его сознания, казался далеким, невразумительным шумом. Он машинально творил крестные знамения, повторяя: «Отпускаю. Отпускаю».

— Восемь минут! — предупредили из толпы.

Священник весь затрясся, ноги его начали выбивать дробь на мраморном полу — так топают ногами капризные дети.

— А я-то? Я-то? — в отчаянии взмолился он.

Они лишают его спасения, эти проклятые исповедники! Черт бы их побрал, в самом деле! Как вырваться? Куда деться? Он чуть не плакал.

— А я? Как же я? — спрашивал священник у обезумевшей толпы, домогавшейся Рая.

Но никто не слышал его слов.

16

НЕСКОЛЬКО ПОЛЕЗНЫХ СОВЕТОВ ДВУМ ИСТИННЫМ ДЖЕНТЛЬМЕНАМ (ИЗ КОИХ ОДИН ПОГИБ НАСИЛЬСТВЕННОЙ СМЕРТЬЮ)

Однажды, первого января, часов около десяти вечера человек по имени Стефано Консонни проходил по улице Фьоренцуола. Было ему лет тридцать пять. Одет он был весьма изысканно и держал в левой руке белый пакет. Неожиданно ночную тишину нарушил отчетливый звук, похожий на мушиное жужжание. Какие еще мухи среди зимы, в такой холод? Стефано замер от изумления, потом замахал рукой, отгоняя назойливых тварей. Но жужжание стало громче, и Консонни показалось даже, что он слышит слова — тихие-тихие, как в телефонной трубке, оставленной на столе во время разговора. Он огляделся — надо признаться, не без волнения: вокруг ни души, с одной стороны тянутся дома, с другой — глухая стена, за которой лежит железная дорога; фонари ровным светом заливают пустынную улицу.