Михаил Елизаров - Ногти (сборник) Страница 34

Решив, что галлюцинирует, Лидочка взялась за ухо двумя пальцами. Натянулись липкие канатики, оборвались, свертываясь в шарики.

«На соплях держалось», — поняла Лидочка.

Незнакомец заговорщически подмигнул и сказал, приглашая к молчанию:

— Тс-с! — резко отшвырнул сумку и кинулся наутек.

— Помогите! — очнулась Лидочка, и улица пристально окаменела. Кое-кто из граждан бросился вслед за беглецом.

— Держи, держи его! — тоненько верещала Лидочка, пока хвост погони не скрылся за ближайшим поворотом. Тогда Лидочка заткнулась и побежала к дому.

Открывая входную дверь, она обнаружила, что по-прежнему сжимает в руке злополучное ухо. Трепеща от брезгливости, Лидочка швырнула его в унитаз, а потом безутешно разрыдалась.

«Почему я такая невезучая?» — содрогалась на кровати Лидочка. Она подумала, что день не задался с обеденного перерыва, когда всем ателье играли в «За мужчину с какой фамилией прилично выйти замуж». Злые закройщицы Люська и Катька сосватали Лидочку за Сладкомедова — предполагалось, маленького, толстого, лысеющего ловеласа, снабженца…

Лидочка прокрутила в голове события дурацкого вечера. «И где он только ухо достал, наверное, в больнице спер», — предположила Лидочка, поймавшись на мысли, что ей даже на ум не пришло назвать ухо протезом. «Почему я решила, что ухо настоящее?» Ответ нашелся сразу: «Да потому, что оно было теплым». Теплым, когда отвалилось и пока она несла его в руке. Лидочка вспомнила, как расправилась с ухом, и отправилась взглянуть на него еще раз.

Чуть струящаяся по фаянсу водяная лента создавала слабое течение, и ухо кружилось наподобие бумажного кораблика. Лидочке после слез показалось, что края уха, погруженные в воду, чуть шевелятся, но она сразу разобралась, что это игра преломленного света.

Вдоволь наглядевшись, Лидочка мрачно надавила на рычаг. Многолитровый водопад низвергнулся на ухо, завертел его, утянул в фановую трубу, но оно каким-то непостижимым образом опять всплыло на поверхность. Лидочка выждала, пока бачок восполнится, и спустила новую порцию. Вода поставила ухо на ребро, увлекла ко дну, но ухо вынырнуло из водоворота, кружа, как уточка в проруби.

Лидочка закрыла унитаз крышкой, спустила воду в третий раз. Посмотреть, осталось ли ухо, она не отважилась. Эта непотопляемость ее пугала и настораживала.

Ночью Лидочка проснулась. Сквозь сон ей послышался далекий плач младенца. Наяву звучала обычная городская тишина, разве что под крышей бесновались коты.

Лидочка почувствовала тесноту в мочевом пузыре и поняла причину пробуждения. В уборную она заглянула с опаской.

Худшие предположения оправдались. Ухо не утонуло. Оно просто чуть больше погрузилось в воду, точно пропиталось и отяжелело.

Писать стоя Лидочка не умела, а присесть боялась. Ей представилось, что ухо может выпрыгнуть и укусить. Давным-давно в пустое мусорное ведро попалась мышь. Из жестокого любопытства Лидочка опростала ведро над унитазом. Зверек отчаянно боролся за жизнь, но скользкие стенки не позволяли выбраться. Лидочка выловила его при помощи плоскогубцев и выпустила…

Она сходила за деревянной ложкой, которой размешивала краску во время ремонта, и выудила ухо, как луковицу из супа. То ли у Лидочки задрожала рука, то ли ложка оказалась мелкой, но ухо шлепнулось на пол в коридоре. Раздался чавкающий хлюп о линолеум, потом еще один и еще… Ухо билось, как живая рыба.

Лидочка сомлела от страха. Ее собственные уши заложило так, точно она летела в самолете, а в памяти прорезались искаженные детские стишки: «Ушко, ушко, как лягушка, ускакало от меня…»

Она зачарованно следила за ухом, проплюхавшим на кухню под батарею. Лидочку бил озноб. Ее слуховое восприятие расслоилось на две половинки. Привычное, внешнее было точно пришиблено, но вторая, внутренняя половина слуха отчетливо улавливала тягучие стоны вперемежку со всхлипами.

Вдруг зазвонил телефон. Лидочка даже не разобралась, что услыхала звонок внутренним слухом. Снаружи телефон молчал, ибо работал в тот момент в нечеловеческих акустических частотах.

Тем не менее для Лидочки это было настоящим психологическим спасением, проявлением нормальной жизни, пускай и в три часа ночи. Лидочка подняла трубку. Сотни неразборчивых диалогов, шумы и радиопомехи неслись на нее, сквозь них едва прослушивался взывающий к кому-то одинокий голос:

— Верни его! Верни!

Лидочка испуганно бросила трубку и сразу переключилась на импульсы рыдающего уха. Ей пришло в голову, что оно запросто прискачет к ней в постель греться. Ухо ворочалось в пыльном уголке, шумно дышало, глотая невидимые слезы. Лидочка опустилась на четвереньки и осторожно подползла к нему. «Впрочем, зубов у него нет», — успокаивала она себя. Лидочка приблизила лицо к уху и разобрала жалобы, оформленные неизвестными ей словами.

Лидочка ощутила что-то похожее на жалость. Ухо тряслось от холода, несколько раз чихнуло и закашлялось. Оно явно нуждалось в более теплом месте. Лидочка взяла ложку и попыталась поддеть ухо, но ничего не получалось: она только извозила ухо в пыли, случайно придавила мочку, так что ухо вскрикнуло. Лидочка не выдержала мучений маленького существа и подняла его рукой, очистила от налипшей пыли и внимательно осмотрела. Обратная сторона уха была совершенно гладкой, без рубцов…

Лидочка выстелила ватой литровую банку и положила туда ухо, а потом села наблюдать. Продрогшее и обессиленное, ухо быстро утихло. Лидочка со спокойным сердцем пописала и легла спать.

Утром ее разбудил не будильник — до подъема оставалось еще больше часа. Ухо плакало и призывало. Оно изменило цвет: из вчерашнего бледно-розового сделалось малиновым. Лидочка пощупала его. Ухо просто горело, у него поднялась температура, вокруг ушного канала появились обильные серные выделения. Полночи в унитазе не прошли бесследно — оно простудилось.

Лидочка не знала, что и делать, утеплила банку дополнительным количеством ваты, обтерла ухо борным спиртом. В шкафу Лидочка отыскала специальную лампу и погрела ухо синим светом. Она так увлеклась, что чуть не прозевала выход на работу.

Опасаясь встречи с бывшим владельцем, Лидочка поймала машину. В ателье она вошла перевозбужденной, как ребенок, который принес домой котенка, а родители позволили его оставить.

Ни о чем другом, кроме таинственного уха, Лидочка и думать не могла. Она вспоминала тепло беззащитного тельца, чувство благодарности за ее, Лидочкину, заботу и счастливо ежилась. Иногда воображение рисовало лицо страшного незнакомца, и тогда Лидочка вздрагивала.

Во время обеденного перерыва, когда Лидочка наблюдала за жующими рожами, тревожная мысль пронзила ее: она не накормила ухо. Да и как, если у него нет рта? И чем его кормить? Она еле высидела до конца рабочего дня и понеслась домой.

Уху сделалось хуже. Обильно выделилась ушная сера, оно не контактировало с Лидочкой, а изредка тихо постанывало.

На всякий случай Лидочка налила в блюдечко теплого молока и положила ухо на край блюдца. Ухо не притронулось к молоку.

Ближе к полуночи встрепенулся беззвучный телефон.

— Я найду тебя, я почти нашел тебя! — завывал размазанный в пространстве голос, утопая в электрошумах.

Никогда раньше Лидочка не знала такой бессонной ночи. Она периодически вскакивала с кровати и подбегала смотреть, что с ухом. Ухо только похрипывало и на любые манипуляции отвечало слабовыраженной реакцией. Лидочка попеременно закапывала в него то борный спирт, то молоко.

Утром Лидочка не вышла на работу, отпросившись с риском для карьеры. Чутье подсказывало ей, что если с ухом что-нибудь случится, никакой карьеры не будет вообще.

Лидочка пролистала в медицинском справочнике раздел ушных болезней. В качестве последнего средства она собиралась растолочь таблетку антибиотика и порошок всыпать в ухо, а еще лучше — сделать инъекцию. У себя Лидочка ничего подходящего не нашла, а бежать в аптеку не решилась: незнакомец мог рыскать где-то рядом.

Лидочка спустилась на два этажа к соседке. У той невестка работала фельдшерицей, и, кроме этого, у них недавно родилась внучка, и Лидочка надеялась, что они запаслись детскими лекарствами. Нашлась только одна ампулка. Соседка пообещала поднести еще чего-нибудь вечером, когда невестка вернется из больницы.

От инъекции в четверть кубика ухо вспучило. Оно полиловело и почти не подавало признаков жизни. Через пару часов синева сошла, и ухо приобрело перламутровый оттенок. Лидочке показалось, что уху полегчало, ибо стоны прекратились. Она прилегла вздремнуть и проснулась поздно вечером. Лидочка сразу подскочила к столу и потрогала ухо. Оно было холодным и окостеневшим.

«Сдохло, — поняла Лидочка, — недоглядела…», — и жуткие предчувствия сковали ее душу. Трупик уха на вате, зеленоватый свет лампы, мелкий снежок за окном сводили с ума. Донесся скрежет лифта, остановившегося на ее этаже. В дверь позвонили, и Лидочка вздохнула — соседка принесла лекарство напрасно.