Мартин Эмис - Лондонские поля Страница 34

— Посмотрела б ты, на что стала похожа, — сказал Кит и заметил, как напряглись ее плечи над мойкой.

Кэт на несколько мгновений прервала работу и сказала, обращаясь к окну:

— Я устала. Ох, как же я устала…

Помолчала бы лучше, подумал Кит. Нет, в самом деле. Он не мог ни проявить жалости, ни уж тем более испытать ее в отношении кого-либо, кто столь явно провозглашал свою потребность в лечении. А если принять во внимание тот простодушный героизм, с которым Кит переносил слабость своей грудной клетки, изъязвление пищеварительной системы из-за пристрастия к карри, зуд и жжение кожи из-за остаточных венерических явлений, ломоту в локтевых суставах из-за бесконечного метания дротиков, мучительные свои похмелья, порою застившие ему весь белый свет…

Поднявшись на ноги, он сказал:

— Я сейчас попал в довольно-таки трудное положение. Приходится работать на износ…

Последовал размашистый жест.

— Кто, по-твоему, за все это оплачивает?!

В этой кухоньке (а точнее — где бы то ни было в этой квартире) размашистые жесты были уместны далеко не всегда. Одна из рук Кита врезалась в дверь, а другая — в холодильник.

— Бога ради, прилегла бы ты теперь да подремала.

— Пожалуй, так я и сделаю.

— А? После того, как приготовишь мне чай?

— Да, — сказала Кэт. — После этого…

Часом позже Кит, наверстывая упущенное, смотрел телевизор, при этом едва не упираясь коленями в экран (впрочем, в своей квартире он не особенно мог распоряжаться тем, где оказывались его колени).

— Эньла, — сказала малышка. — Эньла, Эньла, Эньла, Эньла. Эньла. Эньла, Эньла, Эньла, Эньла, Эньла, Эньла, Эньла, Эньла…

Вздохнув и несколько раз медленно покачав головой, Кит загасил только что прикуренную сигарету, выключил телевизор и встал. Посмотрел на Ким, плетеная кроватка которой была втиснута между телевизором и недействующим электрокамином. Потянувшись, Кит сильно оцарапал о стену правый локоть; затем, зевая, стал прогибать спину, пока голова его не ударилась о дверь… За дверью был балкон, заваленный спутниковыми антеннами — крадеными, неисправными. Места там не было. Не было места, где мог бы от души покрутиться Клайв.

Кит растолкал Кэт, а затем повел собаку на вечернюю прогулку — он всегда исполнял это как некий религиозный обряд, если только, ни на что уже не годный, не торчал где-нибудь в другом месте. Стоило только выйти на улицу, и тебя тотчас окружали особы королевской крови. Принц Альберт, герцог Кларенс, граф Уорикширский. Магараджа Уайнз. В желтом свете витрин, пока Клайв обнюхивал какие-то наросты, Кит снова взглянул на приглянувшуюся ему брюнетку в «Морнинг Ларк». Та была милашкой. Да и звали ее соответственно: Мила. По крайней мере, она называла себя Милой: с этакой ухмыляющейся буквальностью. Немного похожа на Николь, подумал Кит. Или Ники. Но Ники не была так откровенно мила, как Мила. Я ее провел. А может, стоит отправиться туда и как следует проучить ее?.. Спорные связи между: а) фотографиями милашек, б) порнографией, в) сексом и г) насилием — покуда Кит под рукой, в них вполне можно разобраться. Таким, как Кит, фотографии милашки вполне достаточно, чтобы завестись, чтобы начать двигаться в этом направлении. Впрочем, людей вроде Кита может завести почти все на свете. Пяти минут, проведенных в густонаселенном регионе Саудовской Аравии хватило бы, чтобы Кит завелся. Нельзя ведь укрыть под паранджой всю женственную сущность — и ноги, и груди, и волосы, и глаза… Досадно, что Петронелла выходит-таки замуж: пусть даже она дылда, пусть — кожа да кости, но на поверку — очень способная… очень! Что ж, стало быть, Кит нанесет еще один прощальный визит Триш Шёрт. Только позже. Он прошагал добрых триста ярдов и, пропустив Клайва вперед, вошел в «Черный Крест», не желая разминуться с Гаем.

Кит не был разочарован. Через шесть часов после его прихода Гай Клинч переступил через усыпанную пеплом тушу Клайва, и его тотчас окутали клубы дыма, осыпали пригоршни невидимых спор. В одиннадцать вечера в «Черном Кресте» было шумно и людно, он весь был на взводе, на волоске от взрыва — одно неверное движение, и все полетит в тартарары. Дым был горяч, воздух был горяч (горячий Клайв лежал в дверях, словно порожек), и даже ветер снаружи был так же горяч, как ночное дыханье Китова ТВ.

Господи… Кит крикнул в стену шума. Пару часов назад кто-то врезал кирпичом по музыкальному автомату, но тогда бармен Год принялся крутить ирландские народные песни через систему оповещения — на такой громкости, при которой выпадают волосы и расшатываются зубы. Помимо того, что народные эти песни (обещавшие гордому и пьяному народу зарю обновления) заставили Года неудержимо плакать, основным их эффектом явилось то, что все в пабе вынуждены были непрерывно орать; третье же, совершенно непредвиденное их воздействие заключалось в том, что Кит стал даже еще сильнее злиться на свою жену, на Триш Шёрт, на дартс, на долги, на все невзгоды, с которыми приходится сталкиваться современному кидале. Он крикнул и, орудуя плечами, пробился к Гаю: тот, по своему обыкновению, замешкался, зачарованный, возле пинбольного аппарата, который не работал, так как на нем спала какая-то девица — по крайней мере, она на нем лежала. Поблизости были также Шекспир, Дин, Телониус, Богдан и Збиг Второй.

— Позвонил ты ей? — прокричал Кит.

Гай вздрогнул.

— Да, — крикнул он в ответ.

— Повидался с ней?

Гай кивками и мимикой выразил подтверждение. Тогда Кит проорал:

— Отодрал ее?

Гай, отшатнувшись от него, замотал головой и замахал руками.

— Ты ничего не понял, — крикнул он. — Она не такая… Она не…

— Чего? — крикнул Кит. И, набрав в грудь горячего воздуху, прокричал даже еще громче:

— Она — чего?!

Он взял Гая за локоть и потянул его через распахнутые двери наружу, по пути неожиданно задержавшись, чтобы ногой потрепать Клайва по спине. На улице он повернулся к Гаю лицом.

— Тогда чего же ты от нее хочешь?

— Ничего. Она совсем не такая.

— Все они одинаковы, мать их так и разэтак. Ты хоть попробовал?

Гай слабо улыбнулся:

— Да нет, конечно. Ты же, Кит, меня знаешь.

Но Кит Гая не знал. Все свои знания о Гае он почерпнул из телепередач.

— Послушай, — сказал он. — Если я чего-то хочу, то иду и беру. Мне что-то нужно? Я тут как тут. Гаф-гаф!

— Ты, Кит, облаиваешь не то дерево.

— Я как собака, — сказал Кит. — Отпихнули меня? Ногой лягнули? Что ж, я не удеру, не спрячусь. Глядь — я снова рядом. Тут как тут.

Непохоже было, чтобы Кит выглядел настолько польщенным этим сравнением, насколько он сам того ожидал. На самом деле его залитое потом лицо свидетельствовало об общем разочаровании и смущении.

— Кит, ты расстроен.

— Да все вы одинаковы, мать вашу так и разэтак! — сказал он и с выдающейся проворностью снова скрылся в дверях паба, зная, что Гаю не достанет мужества за ним последовать.

Двумя часами позже, когда Кит шаткой походкой шел вслед за Клайвом вниз по Ланкастер-роуд, чтобы в последний раз заглянуть к Триш Шёрт, он вспоминал то, что Ники говорила ему тогда («Он богат?.. Тогда у нас с тобой будет одно дельце. Денежное!»), и яростно пытался найти какой-нибудь способ продать ее Гаю Клинчу.

— Я обрел форму как раз тогда, когда мне это понадобилось, — сказал Кит. — Всегда становлюсь хорош, когда нужно. Покуда, Тони, я сохраняю самообладание, мне никто не страшен. Никто из тех, кто не так силен в метании, как я. В день игры меня ничто не отвлечет — ни милашка, ни выпивка. Ни в коем разе. Я просто хотел бы поблагодарить тебя и всех зрителей за неоценимую поддержку. Болельщики — это в дротиках самое главное.

«Кит, ты известен своими великолепными концовками», — произнес голос, который был… который был — чем? Который был ТВ, грезами наяву, частной культурной жизнью, обучением чтению и письму, жизненными благами. «Мистер Напоследок, мистер Финиш — так, я слышал, тебя называют?»

— Да, Уильям, это именно так, — сказал Кит. — Но я и еще поработал над собой. Сегодня Кит Талант предстает перед вами в переработанном издании. Улучшенном. Сегодня он — еще более совершенный дартист. Но ты ведь знаешь тех, кто обожает поговорку: «Тройные — зритель пленник, двойные — море денег». Или так: «Тройные — зритель набок, двойные — куча бабок». Можно завладеть всеми максимумами, всеми стосороковками[33] на свете, но если ты не в состоянии с ними расправиться, не в состоянии упорствовать до самой смерти…

На несколько минут Кит закашлялся. Он не участвовал в телепередаче или чем-то в этом роде. Вовсе нет: гараж и пронизанные пылинками лучи рассвета. Он, грузно развалившись, сидел на картонной коробке. Поза его выражала утомленность и озабоченность безрадостными мыслями. Дин только что сообщил ему по телефону обескураживающее известие. Угадай, мол, кто возглавляет вторую подгруппу на выход в финал «Лучников-Чемпионов». Чик Пёрчес! Чик Пёрчес, которого Кит ненавидел лютой ненавистью. Чик, самое имя которого во рту у Кита имело привкус больничной стряпни. По правде сказать, Кит и выглядел, и чувствовал себя весьма погано: его ломало сильнейшее похмелье, словно бы бельмами затмевавшее ему взор… И не то чтобы слишком уж долго проторчал он у Триш Шёрт. Клайв все еще обнюхивал кладовую, подыскивая себе местечко, где удобнее было бы прилечь, когда Кит, спотыкаясь, пошел оттуда прочь. Он, однако, остановился в «Голгофе», чтобы спокойно поразмыслить над стаканчиком-другим «порно». А позже, уже около пяти, вернулся к Триш Шёрт. С другой стороны — в противовес этому, — туда он больше не пойдет. Ни в коем разе.