Ирина Горюнова - Божьи куклы Страница 34

Надо было искать жилье. Подняв свои немногочисленные связи, я почти случайно познакомилась с человеком, который едва не стал причиной моего тихого помешательства. Но все по порядку. Милого пожилого афроамериканца, саксофониста по профессии и по призванию, звали Джим. Музыкантом он был неплохим и зарабатывал порядочно, так что предложил мне одну из своих комнат скорее из сострадания или чувства авантюризма, чем из-за нужды в деньгах. Квартира, в которой он жил, оказалась не совсем обычной. Дело в том, что раньше эти хоромы были поистине огромными, где-то около двенадцати комнат, и занимали данные апартаменты миллионеры – какая-то семья, погибшая на «Титанике». Потом из одной квартиры сделали две, разделенные обычной межкомнатной дверью, запертой на замок, от которой у Джима был ключ. Я не знаю историю разъединения этой площади, честно говоря, тогда меня волновало лишь одно: я не останусь на улице без крыши над головой и без куска хлеба. Джим был очень забавным и любил мне покровительствовать. Я рассказывала ему о русских писателях и поэтах, гуляла с его собаками, убирала квартиру. Он прагматично кормил меня, покупал какие-то вещи и учил водить машину. В общем, жили душа в душу.

Соседнюю квартиру, примыкающую к нашей, занимал какой-то актер, достаточно востребованный для того, чтобы по полгода и более не появляться дома. Джим, обладая, на свой собственный взгляд, практической смекалкой, решил купать собак в ванне этого актера. Каждую неделю мы открывали ключом (который почему-то у нас был) дверь, ведущую в жилье соседа, устраивали для собак помывочный день и тщательно купали их в роскошной ванне ничего не подозревающего хозяина помещения. Сначала мне это не очень нравилось, но потом я привыкла – ведь если это достаточно долго сходит с рук, то почему бы и нет?

Как-то раз, придя домой, я обнаружила в холле прелестное, старинное, почти королевское кресло в стиле рококо. Изогнутые, перетекающие друг в друга линии подлокотников из светлого ореха с вырезанными на них листьями, очаровательная обивка с розоватыми цветами и букетами по светло-зеленому гобелену в китайском стиле, грациозные, игривые завитки ножек – кресло было таким прекрасным и совершенным, что притягивало к себе взгляд.

– Джим, откуда это чудо? – спросила я.

– Тебе нравится? – ухмыльнулся Джим.

– Конечно.

– Это тебе. У королевы должен быть свой трон.

– Спасибо. Это потрясающе. У меня просто нет слов.

Сколько я ни допытывалась, откуда это, Джим молчал.

Буквально через несколько дней в нашу дверь позвонили. Я была чем-то занята, поэтому слегка замешкалась в комнате, когда же вышла, входная дверь была заперта и никого не видно. Я взглянула на Джима – на нем не было лица: он был весь белый (несмотря на природную темноту кожи), пухлые губы тряслись, и белки глаз стали казаться еще больше, чем были на самом деле.

– Что такое, Джим, кто-то умер? – спросила я, переполняясь заранее скорбью к утрате моего друга.

Джим покачал головой и промычал что-то не-вразумительное.

– Может, воды? – Он только досадливо потряс головой и опять издал очень странные звуки. – Кто это был? – не теряла надежду на ответ я.

Наконец после нескольких безуспешных попыток ему удалось выдавить:

– Полиция.

– И что они хотели? – искренне удивилась я.

– Понимаешь, – сконфуженно произнес Джим, посмотрев куда-то вниз, по-моему, как раз на мой порванный носок, из которого торчал большой палец ноги, – это кресло, что так тебе понравилось, оно, в общем, не наше. Оно… нашего соседа… Я тут подумал: его все равно никогда нет, а Алене (это я) оно понравится…так перетащу-ка я его к нам… И вот… – тут он окончательно потупился.

– Да-а-а-а-а-а-а-а?! – произнесла я. – Ну-у-у-у-у… Да ты понимаешь, что теперь будет? – прорезался у меня наконец голос. – Тебя посадят в тюрьму, а меня ждет или тюрьма, или высылка в СССР и тюрьма там! Ты что, совсем ненормальный?

– Ну не сердись, Аленушка, – тихо, как побитая собака, попросил он. – Я же хотел тебе угодить.

– Господи, – зарыдала я, – что же теперь будет?

Через несколько мгновений тягостных раздумий Джим встрепенулся и радостно произнес:

– Я знаю, что делать!

И он посвятил меня в свой план.

Надо вам сказать, что из нашей квартиры лестница вела прямо на крышу, и мы часто там загорали, пили вино, а по ночам смотрели на звезды. И вот теперь потащили по ней на крышу тяжелое, массивное кресло, пронося его как раз мимо окон обокраденного соседа. Там еще возилась полиция, тщательно изучая место преступления. Сейчас я с ужасом думаю о том, что было бы, глянь кто-либо из них в окно. Слава богу, этого не произошло. Мы благополучно перетащили злополучный антиквариат наверх, хотя я и не представляю, как у меня хватило на это сил.

Только мы избавились от улик, к нам в дверь опять позвонили. Вежливые полицейские прошли в коридор и попросили осмотреть квартиру. Мы, в прострации, согласились. Извинившись за беспокойство, наши визитеры краем глаза оглядели жилье и через минуту ушли.

Я посмотрела на Джима. Его наморщенный лоб выдавал невероятную работу мысли. Наконец его лицо просветлело.

– Вот что, – радостно произнес он, – надо его тащить назад, а то вдруг они заглянут на крышу, лестница-то только у нас, другие жильцы такого доступа на крышу не имеют, и тогда нас точно загребут. Как пить дать загребут. – И он хитро посмотрел на меня, вероятно, ожидая аплодисментов за свою изворотливость.

– Джим, я не смогу, – отчаянно проскулила я, с ужасом представив себе эту картину.

В общем, следующие полчаса мы на цыпочках тащили этот трон с крыши обратно в дом, стараясь при этом слиться со стеной и не издать ни шороха.

Радостно переведя дух после завершения садомазохистских упражнений, мы стали думать, что делать дальше. В тюрьму, понятное дело, не хотелось, обратно в СССР хотелось еще меньше, поэтому Джим решил все радикально. Более чем…

В три часа утра, запершись в ванной, он со слезами на глазах пилил пилой и рубил топором уникальную коллекционную мебель и выносил ее по частям на помойку в маленькой авоське, совершая воровские перебежки от квартиры до помойки и обратно. Надо вам сказать, кресло он распилил практически мгновенно.

На сей раз все окончилось благополучно. Полиция ничего не нашла, и, наверно, это был один из самых загадочных случаев воровства.

Джим потом долго передо мной извинялся, и я его простила, но как вы думаете, смогла я и дальше жить рядом с такой бомбой замедленного действия? Правильно, нет. И мне опять пришлось искать себе квартиру.

Страдивари в авоське

Расскажу-ка я вам одну историю. Причем взаправдашнюю, вернее, всамделишную. Ну, в общем, вы поняли. История эта о скрипке Страдивари.

Надо вам сказать, что мой дедушка, бывший полковник авиации, дружил с Гагариным, Терешковой и многими известными в то время людьми, которые имели прямое отношение к авиации и космонавтике. Он прошел всю войну, был в Берлине и повидал за эти боевые годы немало. Кроме того, родом он был из купцов, на бедность никогда не жаловавшихся, особенно до революции 1917 года. Успешно все распродав, под раскулачивание они не попали, а довольно-таки мирно жили в своё удовольствие, сохранив сбережения в Сбербанке.

Так вот, после смерти деда нам в наследство достались гараж и старая машина «ВАЗ-2110», которая благополучно проржавела в гараже двадцать лет из-за скупости моего деда. Остальное рачительно прибрала к своим заботливым ручкам его родная сестра, тетя Нюра, обделив при этом его родную дочь Алену (мою маму) и жену Елизавету Тимофеевну (мою бабушку). Сберкнижки с большими суммами денег, старинное золото, антикварную саблю и кортик. Но не будем вдаваться в подробности, прибрали – и на здоровье, счастья им это не принесло. Через несколько лет ее сын попал в аварию и много лет лежал парализованным.

Прошло лет восемнадцать с тех пор, как это наследство обрело своих хозяев. Конечно, я имею в виду гараж, ведь о чужих деньгах да кладах рассказывать не так интересно. Бабушка моя собралась ложиться на операцию по удалению щитовидной железы, а мама давно уже проживала в Америке и имела там гражданство, мужа, работу и некоторую известность в музыкальной среде.

Человек, ложащийся на операцию, всегда думает о том, что он смертен и произойти может все что угодно. Надеясь на благополучный исход, не стоит забывать о бренности нашего существования. Помните, как там у Булгакова? «Человек внезапно смертен…»

Позвала меня бабушка в гости и, закрыв все двери и окна, торжественным шепотом произнесла:

– Я хочу тебе доверить страшную тайну, внученька. (Ей-богу, так и было). В нашей семье есть клад. Поклянись хранить молчание и не говорить об этом ни одной живой душе.

– Клянусь, – сказала я, думая про себя, что старушка немного не в себе от страха перед операцией или по каким-то другим причинам, но тем не менее стало интересно. Какие такие тайны водятся в нашей семье?