Энтони Берджесс - Человек из Назарета Страница 34

«Глава шестая, стих тринадцатый!»

— …Сказано: «Господа, Бога твоего, бойся, и Ему одному служи».

Ответа не последовало — только глухой смешок. Иисус устало улыбнулся, повернулся и увидел пасторальный пейзаж с протекавшей впереди речкой. Он подошел к воде и напился. Рядом стоял куст с блестящими черными ягодами. Осторожно нарвав ягод, Иисус начал есть, но обнаружил, что у него нет аппетита. Он увидел пастуха, пасшего овец, услышал звон овечьего колокольчика, журчащие звуки флейты. Иисус набрал еще ягод и почувствовал легкий голод. Вскоре рот его наполнился слюной.

Говорят, что Иисус возвратился в Назарет в субботу утром и, даже не зайдя домой, чтобы отдохнуть и поесть, сразу направился в синагогу. «Бессердечный сын, бессердечный!» — говорил Иофам, и Мария согласно кивала головой. Слова у Иофама всегда шли впереди разумения.

Иисус сидел в синагоге — тощий, большеглазый, чужой среди прихожан, смотревших на него враждебно или с опаской. Все они знали о его сорокадневном пребывании в пустыне. И это им не нравилось. Рабби тоже был напуган чем-то таким, чего никак не мог ухватить сознанием, и все же он посчитал себя обязанным обратиться к Иисусу.

— Прочтешь что-нибудь из Писания? — спросил он.

Иисус поднялся, и всем стала видна его худоба. Он подошел к грубой подставке для книг и стал к людям лицом — с огромными глазами, изможденный, но очень высокий и мускулистый. Ему недоставало только мяса на костях. Это бросалось в глаза. Среди прихожан Иисус заметил двух молодых людей, лица которых выражали пристальное внимание, но враждебными не казались. Он подумал, что лица эти ему не знакомы. Развернув свиток, Иисус смело окинул взглядом холодные, испуганные, враждебные лица и заговорил:

— Книга пророка Исаии. В ней сказано: «Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение и узникам — открытие темницы, проповедовать лето Господне благоприятное»[91].

Он свернул свиток, затем отчетливо произнес:

— Ныне реченное в Писании исполнилось. Говорю вам это по секрету.

Некоторое время стояла тишина, затем послышалось бормотание. Иисус возвратился на свое место. Какой-то старик встал и выкрикнул:

— Он сын плотника Иосифа! Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что реченное в Писании исполнилось?! Кто ты такой, чтобы рассуждать здесь об исцелении сокрушенных сердцем?!

Ободренные этим выступлением, закричали и другие: «Вот именно! Какой-то плотник берется толковать Закон! Что он о себе возомнил?! Какое право он имеет говорить о благовествовании нищим?!» И еще много всего в том же духе. Иисус заметил, что на губах кричавшего человека, который, как он знал, грешил ростовщичеством, появилась пена. Он снова встал и громко сказал:

— Позвольте мне повторить вам старую истину. Никакой пророк не принимается в своем отечестве. И еще одна истина из Писания. Во времена пророка Елисея среди народа Израилева было много прокаженных. И ни один от проказы не очистился, ни один из сыновей и дочерей Израиля. А единственный, кто исцелился от проказы, был Нееман, и был он не израильтянин, а сириец[92].

Негодование присутствующих усилилось. Встревоженный рабби — а это был старик Гомер — подошел к Иисусу и сказал:

— Не говори больше ничего. Это Божий дом. Негоже, когда он становится местом, где шумят и ссорятся. Уходи.

Иисус медленно кивнул и посмотрел в сторону галереи, где сидели женщины. Среди них он увидел свою мать. Он снова кивнул — на этот раз еще медленнее — и больше ничем не показывал, что узнал ее, что сожалеет, раскаивается и любит ее. Он направился к выходу, слыша за спиной: «Недостойный человек. Богохульник. Сын плотника, а ведет себя так, будто пророк! Кем он мнит себя, в конце концов?» — и тому подобное прочее. Выйдя, Иисус остановился в трех шагах от входа в синагогу, обернулся и подождал. Немного погодя вслед за ним вышли те два молодых человека, что внимательно слушали его в синагоге. Один был рослый и смуглый и слегка прихрамывал, другой — более хрупкого телосложения. Первый заговорил:

— Нам посоветовали обратиться к тебе. Я — Андрей, рыбак, но теперь я твой последователь, если ты не будешь против. А это Филипп.

Филипп сказал:

— Я занимаюсь не таким полезным делом. Точнее, занимался. Теперь ты должен дать мне новое ремесло.

— И каков же род твоих занятий? — спросил Иисус.

— Я певец и сочиняю песни.

— Кто посоветовал вам обратиться ко мне?

Рабби Гомер вышел наружу, опередив толпу прихожан, гнев которых все нарастал. Он вмешался в разговор:

— Они готовы изгнать тебя из города. Уезжай сам, и уезжай скорее! — А затем торопливо добавил: — Мне жаль, что все так вышло.

Во взгляде его можно было прочитать, что он извиняется за свою паству, которой не хватило учтивости, воображения и порядочности, и что Иисус, как ему, рабби, кажется, пытается открыть именно ту дверь, которая, возможно, и должна быть открыта, но здесь… сейчас… может быть, все-таки лучше не…

— Нас послал к тебе Иоанн, Иоанн Креститель, пророк, — ответил Иисусу Андрей.

Рабби услышал это, и лицо его приняло горестное выражение. Происходят, начинают происходить какие-то события, когда он уже стар и ему нужен покой! Он повернулся и простер свои немощные руки в сторону прихожан, надеясь сдержать поток разъяренных людей, уже приготовившихся бросать камни. Вот один бросил камень, другой, третий…

— Видите, — сказал Иисус, — здесь, в Назарете, нам больше нечего делать.

Толпа вопила, чтобы он, богохульник, больше здесь не показывался, убирался вон из города и все такое прочее. Острый камень угодил Филиппу в левую щеку, из раны пошла кровь. Он улыбнулся. Иисус сказал:

— Итак, мы отправляемся в путь.

Но он не сразу отвернулся от озлобленных назарян. Он двинулся в их сторону, и некоторые отступили. Но многие все же продолжали швырять камни.

— Пошли к озеру[93], — сказал Андрей. — По-моему, хорошая мысль — идти к озеру, а? В Капернаум, где живет мой брат, Симон. Тебе надо с ним познакомиться.

— Хорошо, сначала в Капернаум, — ответил Иисус. — С твоим братом я встречусь позже.

И они тронулись в путь. Андрей шел прихрамывая, взгляд у него был суровый и решительный. По просьбе Иисуса Филипп спел несколько своих песен. Одна из них начиналась словами:

Когда деревьямО любви кричать?Нет, не весной,А в утро сотворения.

В некоторых песнях рассказывалось о девчонках, в некоторых — о вине. Это были простые, непритязательные песенки, и голос у Филиппа был приятный, хотя и не сильный. Когда они пришли в Капернаум, с озера дул прохладный ветер. Иисус сказал:

— Идем в синагогу.

— Конечно, — отозвался Андрей.

В синагоге Иисуса встретили довольно благожелательно. Для здешних прихожан споры и дискуссии не были чем-то необычным. Они выслушивали говорящего и шумно выражали свое мнение. Если они соглашались, то очень громко. Эти люди совсем не были похожи на назарян. Иисус сказал:

— Вы не должны думать, что я пришел сокрушать Закон или опровергать пророков. Не разрушить я пришел, но исполнить. Однако заповеди, данные Господом в давние времена Моисею, не должны оставаться мертвыми камнями, которым поклоняются неповоротливые умы…

— Мертвые камни?! — возмутился небольшого роста жилистый волосатый человек. — Скрижали с Законом, по-твоему, мертвые камни?! Мертвые?!

— Камни, — ответил Иисус, — это то, на чем начертан Закон, сам же Закон жив, как как жива сама плоть — плоть и кровь. Человек создан из плоти и крови, и он изменяется, хотя остается тем же самым человеком. Верно?

Некоторые пожимали плечами, неохотно соглашаясь, другие теребили бороды, как бы показывая, что предпочитают стоять на своем и в ответе «нет, неверно» есть определенный смысл. Иисус продолжал:

— Возьмем теперь одну из заповедей — «Не убивай». Всякому совершившему убийство — так нам заповедано — грозит Божья кара. Я принимаю это, и все мы принимаем это. Но прошу вас задуматься над вопросом: почему человек совершает убийство?

Молодой человек крепкого сложения, с красиво ниспадавшими длинными волосами, тотчас ответил:

— Из ненависти.

— Ты отвечаешь не задумываясь, и ответ твой верен, — сказал Иисус. — Посему к этой старой заповеди нам следует добавить еще одну — новую, которая только кажется новой, поскольку суть ее заложена в старой: не поддавайся ненависти! Ибо ненавидеть — значит убить в душе. Итак, если ненавидишь ближнего своего — бойся кары Божьей…

Пожилой человек со спокойным лицом мягко возразил:

— Это слишком смелое утверждение. Гнев — естественное чувство для человека. Всех нас иногда охватывает гнев.