Vincent Killpastor - Школа Стукачей Страница 34

Не ехайте туда за анашей, молю вас! Лучше сразу уж в Бангкок дуйте, если до такой степени с собственной головой не дружите.

И знаете, какой срок гражданину Российской Федерации впаяли? Девять лет. Привет. За одно судебное заседание уложились. А тщательное следствие кропотливо длилось аж целых два дня! У нас это быстро, Дима! Без ненужных процессуальных проволочек.

Если бы они ласты пендосу какому скрутили, хай бы поднялся на ВЕСЬ мир.

Россия, увы, не знает, или не хочет знать, что в Узбекистане кроме верблюдов есть и севшие в калошу русские…

Американцам крепко засадили в Сомали. Полудикие боевики Айдида в китайских шлёпанцах на босу ногу. Потому что командующий морпехами отправил несколько сот солдат спасать четверых из сбитого вертолёта. Он даже не был уверен, жив ли экипаж. Но пока был хоть один шанс их спасти, он был готов нести неоправданные потери. Как же бросить своих раненых на растерзание фанатикам?

В день, когда Россия научится горой, всей мощью своей вступаться за своих попавших в переплёт граждан, она выйдет на новый уровень настоящего исторического величия.

Димка по образованию химик-технолог. Здесь, на папской промке, он рулит в лаборатории сырой резины. Димыч один из немногих на всей фабрике знает как её изготовить.

Отдельный кабинет, неограниченные посылки-передачи, гражданская одежда.

У блатных западло работать в лаборатории.

«Помогаешь ментам». А ему плевать.

Он уже понял суть «воровской идеи». Тут не надо высшего образования.

Плюс кто-то из его родни работает на воронежском химобъединении где делают синтетический каучук. Основной компонент галошной резины. В Узбекистане его не делают, разумеется.

Димка тянет им из России сырье. Единое экономическое пространство СНГ в действии.

Иногда мне кажется, что его специально загнали именно в нашу зону.

За все это его льготам, конечно, нет никакого предела.

Он без стука входит в кабинет директора промки. Телевизор смотреть. Не ходит на просчёт. Открыто и бесплатно берет в столовке продукты. Его лабораторию всегда обходят стороной шмоны и другие катаклизмы.

Одна только беда — хрен он, под какую амнистию попадёт или условно-досрочное. Скорее всего, будет хуярить свою девяточку до последнего часа. Самого длинного часа в жизни.

Сейчас я уговариваю Димку несколько перепрофилировать его лабораторию.

Мы будем варить винт. Винт. Самый дешёвый синтетический наркотик изобретённый прогрессивным человечеством.

Винт, о котором тогда в Узбекистане знает только один-два процента населения. Винт, в промышленной, оснащённой лаборатории.

В промышленном же масштабе. Эта страшная мысль приходит мне от скуки.

Если удастся создать рынок потребителей винта, а винт это существо живое, сатанинское, его только спусти с поводка, он сам себе фанклубы создаст, тогда Димка сможет уехать домой на жигулях.

Теоретически все чётко — я прошёл ускоренные курсы варки в новогиреевской школе винтоварения столицы.

Конечно, таких шедевров как винт, что я раз взял на канале «Климат» в Питере мне не сварить. Ну и хрен с ним. Среднестатистический раствор вытяну. А там уж Дима посмотрит, у него все же образование. Химико-технологический. Схватит на лету. То, что надо. Будем внедрять.

Крыша не одна — две, мой Дядя, «самых честных правил» и директор промки Мамут, «дядя» Димона. Кто нас посмеет запалить?

Это должно сработать. Просто обязано. И потом, я не могу без действия. Нужны новые проекты. А этот просто обречён на успех.

Чем мы рискуем, Диманя? Максимум при наихуёвейшем раскладе — пятнадцать суток в изоляторе. А там можно спать сутками, как крот, хуй ему в рот! Осталось заказать коробку «Солутана», когда Худой снова поедет в Ташкент. В Диминкиной лабе есть и красный фосфор и кристаллический йод. Там есть все, что мне нужно. Наркогеноцид в папской зоне планируем начать с начала следующего месяца.

Вот и Москва.

Гостиница Савой.

Номер «Студио».

Двести пятьдесят за сутки. Зато не надо показывать паспорт. И никто не станет меня здесь искать. Надеюсь.

Табличка Don't disturb на ручке двери. Мусор и объедки выставляю в коридор сам. Хотя жрать не могу пока ничего. Всё лезет обратно.

Третьи сутки ломки. Длинные сутки, как годы.

Или, подождите, вторые, по-моему, вторые. Или третьи? А может уже неделя прошла? Ни хуя не могу сосредоточиться. Что за обрывки в голове, как листья осенью в парке. Мысли сталкиваются друг с другом, как машинки на аттракционе «Автодром».

Ломка. Кто придумал это слово? Неправильное слово. Это не ломка, это … ну, не знаю, нытье какое-то. Как будто ноет дупло в зубе, тупо, пульсирующе и бесконечно. Так ноют теперь кости моих ног. Так выворачивается изгибаясь внутренность позвоночника. Прямо по середине. Из-за этого не как не устроится в постели. Ни на спине, ни на боку, ни на животе. Никак.

Не резкая, но не прекращающаяся боль. Бесконечность боли. Вечность боли. И ещё какой-то страх. Просто страшно. Страшно всё время. Холодный страх, сбивающий с ритма ошалело лупящее сердце… Оно не поймёт почему перестали подпитывать таким необходимым в работе опием.

Не поймут этого и кишки, совершенно вышедшие из под контроля.

Они переделывают в воду, то что чудом удаётся не выблевать.

Может быть название «ломка» от того, что суставы стали какие-то ломкие, как стекло. Ходить и сгибать руки больно. Ломка. Похоже на сильный грипп. Только при гриппе можно забыться сном, а тут спать не могу уже не понятно какие сутки. Время остановилось.

Как больно капает вода в плохо закрытом кране ванной.

Бам. Бам. Бам.

Может «ломка» потому что каждый звук кажется болезненно резким и проламывающим перепонки? Вот бы сдохнуть сейчас — быстро и без мучений. Пришёл бы добрый доктор Геббельс и отравил меня, как всех своих детей и жену.

Я уже молчу про запахи… Знаете, как погано воняет в Савое еда?

Эта кретинская варённая цветная капуста… ненавижу цветную капусту! Ей провоняли коридоры. Сука!!! НЕНАВИЖУ!! Мегрень так сильно чувстчительна к запахам.

Как безумно страшны эти бесконечные шорохи в коридоре, это идут за мной. Знаю, за мной… Лишь бы не сегодня. Пусть поймают завтра, сегодня я не смогу встать с постели… Дайте же мне отлежаться, сволочи.

Боженька, пожалуйста, пусть не сегодня… И пусть хоть ненадолго перестанет тошнить…

Вот и менты. Они уже нашли меня. Сейчас будут допрашивать и бить. Ну и пусть. Лишь бы согреться. Хоть немного согреться и поспать. Мозг давно спит, но охуелый, выбитый из ритма мотор не даёт уснуть остальному телу.

Надо мной склоняется озабоченное лицо майора Пашкова. Он похож на деда Мороза. Только в ментовской форме. Пашков вытаскивает из кармана Псалтырь и шепчет: «Ля илоху илалло…».

Какой холодный этот Савой. Почему бы им не включить отопление за такие деньги. Негодяи.

Противный липкий пот.

Вонючий. Мой пот кисло воняет уксусным ангидридом и опиумом.

Какой тошнотворный запах. Его ничем не перебить. Не отмыть. От него не спрятаться. И тошнота всё нарастает. Кажется, сейчас блевану на эту огромную кровать. Фонтаном блевану, как на охоте в Чимкенте. Наверное, головорезы-охранники Урала тоже меня ищут.

Ведь я спёр его конверт.

Не. Нельзя блевать фонтаном. Нельзя вызывать подозрений у горничных.

В ванну. К унитазу. Ну. Пошёл, давай, пошёл!! Ползком давай.

Мама. Где ты? Мне так хуева, мама…

Вероника! Как ты мне нужна сейчас… Я не могу сам дойти до унитаза… Веронича…

Скатываюсь с кровати на ковёр с длинным ворсом. А он ледяной!

Как каток хоккейный. Скользкий и очень холодный. Весь заиндевел.

А вонючий!

Ползу. Или карабкаюсь вверх по отвесной стене. Вестибулярный аппарат сбит со всех настроек. Это не пол, а палуба тонущего Титаника. Ди Каприо — болван… Какая чушь! Какая бессмыслица. Как хочется уснуть.

Почти не дыша, чтобы не вдыхать пыльную вонь ковра, ползу… Если собаки так же чувствительны к запахам, как я сейчас, у них, наверное, не жизнь, а кошмар…

Какая хуйня лезет в голову, когда склоняешься, покачиваясь, над унитазом, как гиганский богомол, и засунув в рот уже целую пятерню давишь из себя остатки изжелта — зелёной желчи…

Блевать без опия совсем не приятно. Впрочем, как и жрать, и спать, и ходить, и сидеть, и спать, думать и жить. Не выносимо!!

Ломка. А может это маковая соЛОМКА? Соломка! Кукнар! Да должена же быть в этой ебаной Москве хандра! Только вот где? И как я её буду искать, если сейчас нет сил даже вернуться на кровать…

Меня найдут тут уже окоченевшим.

Господи, боже мой, Вероника!! Девочка моя!

Наконец — то! Наконец- то, ласточка моя меня нашла! А — я, знаешь, только тебя! Только тебя одну! Малыша, я жить не могу без тебя — видишь, что со мной случилось без тебя? Милая! Сладкая моя!