Игорь Симонов - Неизбежность лжи Страница 34

Он говорил минут сорок в полной тишине. Противник перестроился и решил больше не ходить в лобовую атаку. Костя закончил словами:

– Конечно, все это надо согласовать с известными людьми, иначе заниматься этим не имеет смысла. Я закончил. Спасибо, что не прерывали. Готов ответить на вопросы.

– Мне понравилось, – сказал Платонов, – вопросы, конечно, есть, но мне понравилось. Самый главный вопрос, каким ресурсом все это делать? – Конечно, он имел в виду ресурс не финансовый, а человеческий. Костя считал, что в регионах людей нужно находить исключительно местных, и он представляет себе, как это делать. В Москве нужно иметь нескольких серьезных координаторов. Кто-то в наличии уже есть, кого-то придется искать. Для подготовки сметы расходов мне нужно два-три дня. Платонов кивнул в ответ. И обвел взглядом окружающих – вопросы есть?

– Что будем делать с традиционными методами ведения агитационной работы? Мы от них отказываемся? В некоторых случаях уже контракты заключены.

– Нет, не отказываемся, – ответил Платонов, – что касается заключенных контрактов и всего остального – это теперь к Константину Дмитриевичу.

– Мы Константина Дмитриевича будем как-то представлять публике? – поинтересовался пресс-секретарь Платонова, по совместительству исполняющий такие же обязанности в штабе.

– Пока не надо, – вступил в разговор Юрий Петрович, последние минут десять не отрывавшийся от iPad’а, – посмотрим, как дальше события будут развиваться. Хочу проинформировать присутствующих, кому интересно, что в Америке на биржах обвал, – он сказал это и посмотрел сначала на Платонова, потом на Костю, – что в среднесрочной перспективе, несомненно, внесет коррективы во все наши планы.

Это был следующий день после того, как рейтинговое агентство S&P[44] в рамках непонятно кем спланированной большой игры впервые в истории понизило кредитный рейтинг США. Костя глубоко вздохнул и посмотрел на Юрия Петровича.

– Что мы здесь делаем? Ведь и вы, и Платонов понимаете, что это может повлечь за собой глобальное изменение правил?

– А может и не повлечь, – ответил ему взглядом Юрий Петрович, – просто надо будет вносить соответствующие коррективы в твой план. Появляется еще один мощный вектор неопределенности в дополнение к уже известным. Только и всего. Большая игра – если правильно играть, много можно выиграть. Вдруг нам повезет узнать новые правила раньше всех остальных, как тебе такой расклад?

– Хорошо, всем спасибо, – Платонов встал, и за ним встали остальные. – Встречаемся здесь же в понедельник в девять утра. У тебя есть еще время, мне нужно минут тридцать? – обратился он к Юрию Петровичу, тот кивнул в ответ и показал Косте рукой, что позвонит.

– А что же с эскизом будем делать? – не скрывая раздражения, спросил политолог. Мы ведь сегодня варианты эскизов собирались обсуждать…

– К Константину Дмитриевичу с этим. Решайте и представьте мне согласованный вариант. В понедельник. На следующей неделе все должно висеть, – он улыбнулся Косте, – так ведь, Константин Дмитриевич?

Это была еще не осень, это был всего лишь очередной циклон. Не пошли бесконечные дожди, небо не затянуло серой пеленой на многие месяцы, с деревьев не опали листья. После недели мучительных ожиданий и сомнений небо просветлело, и все, ну или почти все, радостно выдохнули – опять пронесло. Премьер-министры и президенты вернулись из отпусков, посовещались и сделали нужные заявления, призванные успокоить мировые рынки. Рынки сделали вид, что успокоились.

С финансовой точки зрения Костя находился в том исключительном положении, когда ему не о чем было беспокоиться, даже в том случае, если бы не пронесло. Ему было где жить и, конечно, на что жить в ближайшем обозримом будущем. Переведя по совету Юрия Петровича большую часть средств в швейцарские франки и золото, он не беспокоился даже о регулярных колебаниях пары евро – доллар и не сильно заморачивался по поводу все возрастающих долговых проблем еврозоны. Конечно, он понимал, что все эти колебания мировой финансовой системы в конце концов перерастут в землетрясение, но руководствуясь старым добрым принципом «следует быть равнодушным там, где не можешь быть сильным»[45], он и оставался равнодушным, отчасти и потому, что душевные силы были востребованы совсем в другом месте.

После уик-энда, в который у Кости нашлась лишь пара часов, чтобы повидаться с Лизой (он приехал к ней в воскресенье уже после девяти вечера и почувствовал, что Лизе стоит больших усилий не вызвать его на решительный разговор. Костя оценил усилия, но вечер все равно не задался, несмотря на то, что он поставил телефон на молчаливый режим и отвечал только на самые неотложные звонки и сообщения).

– Ты останешься? – вкрадчиво спросила Лиза, – тебе ведь, наверное, рано в Москве надо быть?

– Я очень хотел бы остаться, но… – Костя сказал неправду, и от этого у него испортилось настроение.

– Нам надо поговорить, – сказала ему Лиза утром, – надеюсь, ты найдешь время?

– Конечно, – голова его в этот момент была занята совсем другим.

– Когда?

– Когда что?

– Когда у тебя будет время?

Костя повернулся уже у двери и остановился.

– Что-то случилось? – спросил он, с трудом сдерживая раздражение.

– Не сейчас, – ответила Лиза, уже готовая к серьезному разговору, но отлично понимающая, что этот разговор нельзя начинать в такой неудачный момент.

– Почему же не сейчас? – упрямо сказал Костя. – Давай сейчас.

– Разве ты не опаздываешь?

– Но не на самолет же.

– Костя, давай поговорим, когда у тебя будет больше времени, – сделала Лиза еще одну попытку.

– Лизуня, ты хочешь поговорить о том, что тебе не нравится то, чем я сейчас начал заниматься. Я знаю, что тебе это не нравится, но это моя работа, и мы с тобой давно уже договорились, что не будем влезать в профессиональные дела друг друга без крайней необходимости. А раз ты все-таки хочешь этого разговора, стало быть, считаешь, что настала крайняя необходимость. Так? – он говорил на удивление спокойно, и Лиза поддалась этому спокойствию.

– Так.

– Хорошо. Тогда скажи, что случилось.

Она не могла в третий раз просить перенести разговор. Приходилось либо говорить, либо включать женскую головную боль со слезами. Все уже перезрело, и она выбрала первый вариант.

– Случилось, мой милый, то, что ты уже почти вляпался в историю, которая принесет тебе одни неприятности. Через два месяца твой Платонов вместо народного героя станет темой для анекдотов, но виноват в этом будет не он, а ты. Эти люди используют тебя и сольют в тот момент, когда ты станешь им не нужен. И все бы ничего, но что ты будешь из себя представлять в тот момент, когда поймешь, что все пошло не так и тебя сливают? Ты будешь похож на малолетнюю проститутку после ментовского субботника…

Костя засмеялся, не ожидая от Лизы подобных сравнений. Засмеялся коротко и замолчал, внимательно глядя на нее.

– Продолжай.

– Прости, если это было чересчур резко. Они используют тебя и бросят, когда не смогут больше использовать.

– А я тебе такой весь уже использованный не буду нужен, – задумчиво продолжил Костя.

– Я этого не говорила. Но если начистоту, то использованные никому не нужны. А ты по своему опыту знаешь, что на восстановление уходит много времени. А та ситуация с этой несравнима.

– Все люди используют друг друга, – неожиданно сказал Костя, – разве не так?

– Господи, конечно, все используют друг друга, но ты же сам сто раз говорил, что можно использовать по назначению, и это нормально, а можно…

– С особым цинизмом, – грустно улыбнулся Костя. – Я думал, ты будешь говорить о себе.

– А я и говорила о себе, потому что не отделяю свою жизнь от твоей и не хочу отделять. Мне хорошо с тобой, и ты это знаешь. И я хочу, чтобы и дальше было хорошо.

– А для этого надо, чтобы меня использовали исключительно по назначению?

– В том числе. Я не понимаю, чему ты так радуешься.

Костя подошел и обнял ее. Лиза тоже обняла его за шею и положила голову на грудь.

– Я радуюсь тому, – прошептал он, – что пока слушал, увидел снова, какая ты красивая и умная.

– Я не хочу потерять тебя из-за всего этого, – тоже шепотом сказала Лиза.

– Я не дам себя слить, – сказал Костя, – я обещаю тебе. А ты будешь мне помогать, когда мне будет особенно плохо. Договорились?

Несмотря на вполне трогательную сцену в финале, они расстались неудовлетворенными друг другом и собой. У Лизы переживания по этой причине и испорченное настроение заняли весь этот день и весь следующий и следующий за ним, потому что, несмотря на добрые слова по телефону, Костя так и не приезжал, и вопрос был уже не о том, чем он там занимается в этом своем кретинском штабе, а о том, что привыкшее к регулярным и обильным ласкам тело начинало жить собственной жизнью и бурно протестовать против непривычно долгой разлуки с другим телом. А Костя как сел в машину, так и погрузился в мутные воды партийного строительства. По правде сказать, к Лизе его возвращали лишь напоминания помощницы о том, кому он должен позвонить. Он не скучал по Лизе и не испытывал потребности видеться с ней в эти первые недели засасывающей целиком и разрывающей мозг деятельности в новом качестве. Все это время он вообще не испытывал никаких потребностей, кроме самых примитивных физиологических.