Кевин Милн - Шаги навстречу Страница 35

— И что в этом вопросе легкого? — мрачно спрашивает она.

— Это простой общий вопрос — да или нет. Ты водила… или не водила?

Бри на мгновение задумывается, потом скрещивает руки на груди и отвечает:

— Да.

— Что «да»?

— Ты сама сказала, это простой общий вопрос — да или нет, вот я и отвечаю тебе: «да».

— Что «да»? — не отстаю я.

— Да, ты спрашивала: водила или не водила.

— Так водила или не водила?

Бри вновь решительно отвечает со скрещенными на груди руками:

— Да.

Я могла бы накричать, но вместо этого я просто качаю головой. И сердито бормочу себе под нос:

— Вся в отца… — Откашливаюсь и продолжаю. — Отлично. Ценю твою честность. — Тут же поворачиваюсь к другому концу дивана. — Энн!

— Да… — серьезно отвечает она.

— Твой черед. Один вопрос.

— Ты обещаешь… всего один?

— Всего один. Но он не простой. — Наши взгляды на несколько секунд встречаются. Не хочу его задавать. Как бы я хотела знать ответ на этот вопрос, а не вырывать его из дочери! Было бы намного проще, если бы я могла читать ее, как открытую книгу, и узнавать все, что нужно знать. — Почему ты сказала Тэннеру, что плохо плаваешь?

Энн пару секунд смотрит на меня, потом отводит взгляд:

— Потому.

— Это не ответ.

Повисает долгая-долгая пауза, наконец Энн признается:

— Потому что… он классный. Мне кажется, что я ему нравлюсь.

— Хорошо! Скорее всего, так и есть. Но чтобы тебя полюбить, он должен тебя узнать, а это маловероятно, если отношения построены на лжи. Ты невероятная пловчиха, Энн, помимо всех прочих талантов. Ты должна гордиться и рассказать ему, кто ты на самом деле.

Я не сразу понимаю, что Энн плачет, пока она не встает и не кладет руку на сердце, как будто собирается присягнуть на верность.

— Да, я невероятно талантливая пловчиха, — произносит она, выдавливая каждое слово, — которая не может плавать. Как и легкоатлетка, которая не может бегать, как круглая отличница, которая в прошлом году едва ли ходила в школу. — Она умолкает, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. — На самом деле я — бомба с часовым механизмом. Сердечный приступ, который может случиться в любую секунду. Я будущее, которого не захочет себе ни один парень, потому что мое будущее зыбко. — Теперь по ее щекам обильно текут слезы и капают на ковер цвета морской волны. — Поэтому пока — и только ему — я не против немножко солгать. Мне не нужна его жалость. Не хочу, чтобы он воспринимал меня как девушку, которая в следующем месяце может умереть, или девушку из дурацкой очереди на пересадку. Я всего лишь хочу, чтобы он узнал меня — Энн Беннетт, девушку из Портленда, которая настолько беззаботна, что захотела и попробовала суши только потому, что ей понравилось это слово. Просто позволь мне быть этой девушкой, хорошо, мам? — Она вытирает слезы и ждет моего ответа.

Но я не знаю, что сказать. Понятия не имею, какие сейчас подобрать слова. И когда быть родителями стало так сложно? Когда мои милые, славные малыши стали подростками? Как так получилось, что моя красавица малышка, которая уже понемногу превращается в женщину, стоит сейчас передо мной и ждет от меня совета, как соединить юношеское желание любви с суровой реальностью больного сердца? И что на это скажешь?

И ради бога, объясните мне хоть кто-нибудь, как дети настолько осмелели, что обнимаются на глазах у родителей на первом же свидании?!

Я утрачиваю дар речи.

Я все еще продолжаю молчать, когда Энн вытирает слезы, а потом шепчет:

— Мне нужно прилечь, пока не разорвалось мое глупое сердце.

Когда она исчезает наверху, я смотрю на часы.

Где же Делл? Уже должен был бы приехать.

Я не могу одна воспитывать детей…

Глава 23

Я всегда полагал, что быть адвокатом — полезное дело. Не в финансовом плане, а в эмоциональном — в смысле «помоги ближнему своему». Еще до поступления на юридический у меня в голове рисовалась грандиозная картинка, как я становлюсь государственным защитником. По-моему, представлять интересы притесненных нашей судебной системой — звучит благородно. Я хотел помогать людям в сложных жизненных ситуациях; хотел, чтобы любой человек имел равный доступ к квалифицированной юридической помощи. Хотел, чтобы никому не удавалось проскользнуть сквозь лазейки. В моем представлении будущего я каждый день завершал с улыбкой на лице, потому что был удовлетворен тем, что делаю, даже если и платили за это не слишком щедро.

Однако после первого курса юридического я встретил Эмили. Мы поженились, когда я перешел на третий, и внезапно все изменилось. Мои старые мечты помогать другим трансформировались в новую, в которой я становился успешным добытчиком средств для своей прелестной жены. Эмили всегда говорила, чтобы я слушал свое сердце, но вместо этого я продался за злато. Когда одна гигантская корпорация, производящая компьютерные чипы в Силиконовой долине, сделала мне в Портленде предложение поработать у них в юридической службе, я не смог — или не захотел — отказаться.

За минувшие после этого девятнадцать с лишним лет я ни разу не побывал в зале суда, за исключением того случая, когда меня выбрали присяжным заседателем, но это не считается.

Оглядываясь назад, я думаю, что мне следовало воплотить свою мечту. В конце концов, деньги — это еще не все. Особенно хорошо я это усвоил, когда у Энн начались проблемы со здоровьем и счета из больниц высосали все наши сбережения.

Даже если бы я не стал государственным адвокатом, я мог бы, по крайней мере, выбрать себе род деятельности с более гибким графиком. На данный момент я обязан работать, пока работа не будет сделана… а ей все нет конца и края.

Все это объясняет, почему в шесть часов вечера в пятницу я продолжаю сидеть за рабочим столом, когда уже давно должен быть с семьей в Кэннон Бич.

— Большие планы на выходные, Делл? — интересуется начальник, проходя мимо моего кабинета.

— Не совсем. Просто много работы.

— Что ж, в конце квартала будет посвободнее.

Сколько раз я уже это слышал? Достаточно, чтобы знать — это неправда.

Но я все равно киваю.

— Как дела у дочери? Что-то я давненько о ней ничего не слышал.

— Держится.

Он нацеливается на меня пальцем, как пистолетом, и щелкает языком:

— Что ж, ты тоже держись. Кстати, я знаю, что ты немного запаздываешь с контрактом для «Самсунга», который должен быть готов на следующей неделе, но все равно допоздна не засиживайся. Поезжай домой, побудь с семьей, пока они все не заснули. Есть еще воскресенье, чтобы все наверстать, верно?

Воскресенье?

— Разумеется. Хороших выходных.

После его ухода я тупо таращусь в экран монитора, пока картинка перед глазами не начинает расплываться. Потом вновь погружаюсь с головой в контракт, надеясь, что сейчас хорошо поработаю и не придется сидеть над ним все выходные.

В половину девятого работа еще и не приближается к завершению.

В половине десятого я, продолжая сидеть за столом, понимаю, что все бесполезно.

Я намеревался несколько раз позвонить Эмили, но не хотел разговаривать с ней, пока не будет хороших новостей. Ведь если я позвоню и скажу, что не смогу приехать на эти выходные, она обязательно решит, что я не хочу быть рядом с ней.

Но с другой стороны… хочу ли я?

Что за мысли в голову лезут? Конечно, хочу. Просто не желаю находиться рядом с ней, когда у нее одно из тех настроений, когда она придирается ко мне по пустякам. А в последнее время такое с ней случается почти всегда.

Она, наверное, уже вне себя из-за того, что я не приехал и не позвонил.

Несколько минут я таращусь на стоящий у компьютера телефон, пытаясь придумать, что именно скажу жене. Наконец решаю, что бесполезно гадать — она все равно будет вне себя, что бы я ни сказал, — поэтому снимаю трубку и набираю домашний номер.

Она отвечает после четвертого гудка:

— Алло!

До того как я успеваю ответить, слышу щелчок на линии.

— Кто-то еще взял трубку?

— Мне кажется, взяла я одна, Делл. — В ее голосе я уже слышу осуждение. — Почему ты звонишь на домашний, а не мне на мобильный?

— Не знаю, просто позвонил. — Замолкаю, чтобы собраться с мыслями. — Как дела?

— Отлично. Ты где?

— Еще в Портленде.

— Почему? Когда же ты приедешь?

— Эмили, я… наверное, на эти выходные не приеду.

Она долго-долго молчит. Когда вновь заговаривает, голос ее срывается:

— Ты не звонил мне всю неделю, а когда наконец-то соблаговолил позвонить, говоришь, что не приедешь. Почему?

— Много работы.

— И что? У тебя всегда много работы.

— Да, но на этот раз наш крупный клиент хочет пересмотреть к утру понедельника новые условия поставок, а у меня конца-краю не видно. Но прежде чем ты возмутишься, чем же это я занимался всю неделю, позволь тебя заверить: работал как проклятый. Как ни прискорбно, работы по горло.