А. Корчак - Я, депутат... Всенародный избранник Страница 35

Они чокнулись, выпили шампанское. Эльвире, как и всегда в подобных случаях, хотелось бы сказать, что сделала вид, что смутилась, но сейчас, похоже, это она сделала искренне.

– По-моему, вы мне незаслуженно отмерили такое количество комплиментов, – заметно засмущавшись, заметила она.

– Ну что вы, – в свою очередь возразил Вахтанг Георгиевич, – все, что я сказал о вас, было сказано искренне, вы заслужили такую оценку. И знаете, что я вам скажу, когда я просматривал те встречи, которые вы вели…

– Ба! Неужели ваши люди все смогли заснять? – прервала его удивленная Эльвира.

– А как же. Мои ребята, конечно, не французские операторы, но совсем не дураки, они побывали на всех ваших представлениях. И знаете, что я подумал, когда просматривал материалы?

– Даже не представляю, но хотелось бы, по правде говоря, услышать, – полюбопытствовала Эльвира.

– Так вот, я подумал, что здесь работает режиссер, и режиссер именно из вашей команды, поскольку все, что ни делалось этим невидимкой, делалось только во благо вашей партии. Уверяю вас, меня трудно провести, как того старого воробья, на мякине. В каких-то местах мне даже было жалко ваших конкурентов, этих мальчиков для битья. Не буду раскрывать дедукцию и образ моего мышления, скажу лишь, только сегодня я наконец-то разобрался, кто этот гениальный режиссер, сотворивший это прекрасное действо.

Эльвира вопросительно посмотрела на него.

– Ну, и…

– Это вы, – просто сказал он.

– Хм… может быть, – после недолгой паузы неопределенно отреагировала Эльвира. – И как же вам это удалось?

– Не сложно. Вы действительно талантливый режиссер, куда там до вас этим дебилам депутатам и их помощникам. Никто другой не смог бы сделать подобного. Они просто статисты перед вами. Признаюсь вам, может быть, частично и от этого вы стали мне еще милее и симпатичнее. Да что там разводить словеса, – он махнул рукой, – я просто яростно влюблен в вас. Да-да, не улыбайтесь…

– Да я, в общем…

По всему было видно, что это признание было ожидаемо ею, но ожидаемо не так скоро.

– Простите мне, Эльвира Николаевна, может быть, мою слишком уж излишнюю откровенность и… – он задержался и даже чуть смутился.

– Вот это да! Никто бы не подумал, что банкирам это свойственно.

– И очевидно, – продолжил он, – мою несдержанность, но я давно вынашиваю желание, и наверное, совсем не скромное желание.

Он продолжал, как юноша, отчаянно смущаясь.

– И что это за желание? – не сдерживая себя, нетерпеливо спросила его Эльвира.

– Я хочу вас поцеловать, – неожиданно выдал он.

– Да вы что?… – с удивлением отреагировала она. – Не может быть. А я, а я, – повторилась она, как бы подыскивая нужное слово, – в отличие от вас… – пыталась что-то объяснить она, но Вахтанг Георгиевич не дал ей этого, он неожиданно еще более смутился и тут же стал оправдываться:

– Простите меня, я, наверное, слишком увлекся и наговорил вам лишнего.

– Подождите, – почти как приказала, попросила Эльвира, – так вот, – попросила она, – в отличие от вас, я только совсем недавно захотела того же самого, и это тоже, поверьте мне, неукротимое желание. Я не в силах с ним бороться. И потом, давайте перейдем на дружеские отношения. И обращаться друг к другу на «ты».

Сказать, что Эльвира поразила банкира, – это ничего не сказать. Вахтанг Георгиевич, конечно же, обнял ее, и обнял страстно. Он стал говорить быстро и нервно, сбиваясь с мысли, целуя, обнимая ее.

– Моя дорогая, моя милая, ты не представляешь, как давно мечтал я встретить такую женщину. И вот чудо произошло. – Продолжая целовать ее, он не менее страстно продолжал ей говорить: – Если бы ты только знала, как мне в этой жизни надоело все, что творится вокруг меня, – сплошная мерзость и ложь. Эти жадные, завистливые рожи, которые со всех сторон все лезут и лезут к тебе. И все просят, требуют, угрожают – дай, дай, дай. И так каждый день одно и то же.

Его поцелуи покрывали ее шею, грудь…

– Милая моя! Зачем я ввязался в это, совсем не мое дело? Я ведь был неплохим физиком, даже докторскую диссертацию написал. И все однажды полетело к черту. Все перевернулось в этой жизни. Моя родная, моя любимая, ты – Божественный подарок мне. Я это сразу понял, как только тебя увидел, ты – мой спасательный берег. Ты и только ты.

Эльвира вскрикнула, их тела переплелись, и они уже не в силах были сделать что-либо, чтобы этого не произошло.

– Вахтанг, ты мой любимый человек, мне так… так… хорошо, ты… ты… мой самый, – только и могла произнести наша Эльвира.

Они пришли в себя от того безумства, которое охватило их, только через час. Эльвира продолжала обнимать его и ласково гладить его волосы.

– Мне было так хорошо с тобою, как никогда еще не было в этой жизни. – Она положила голову ему на грудь. – А ты знаешь, я впервые почувствовала себя настоящей женщиной. Женщиной быть прекрасно, это для меня открытие. И я его сделала с твоей помощью, спасибо тебе.

– Ну что ты, – он поцеловал ее ладонь, – это спасибо тебе, мне так спокойно с тобою, и ты знаешь, совсем не хочется расставаться.

– И я не хочу с тобой расставаться.

Он поцеловал ее, сел у кровати.

– Тогда зачем нам расставаться? Давай не будем этого делать, я боюсь тебя потерять. Ты перейдешь работать ко мне в банк. У меня как раз сейчас – свободное место руководителя аналитической группы. Человек тридцать будет в твоем подчинении. Этих маленьких, послушных роботов, готовых выполнить любое твое приказание или пожелание, причем все это они будут делать с радостью и большим желанием.

Не увидев реакции на ее лице, он с еще большей страстью продолжал ее уговаривать.

– А хочешь, возглавь валютный отдел, хлебное место. Мои помощники быстро тебе все объяснят, и ты без труда разберешься в нашем не таком уж и мудреном деле. И для меня ты будешь большим подспорьем. Такие, как ты, люди не так часто встречаются в этой жизни, поверь мне. Ты мне очень нужна, Эльвира. Почему ты молчишь? Соглашайся, милая, пока я не передумал. – Он улыбнулся. – Я давно мечтал о таком человеке, мы с тобою вместе горы свернем. Ну, как, Эльвира? Скажи что-нибудь. Или твое молчание нужно понимать, как знак согласия? Так, что ли?

Эльвира села на кровати и прижалась к нему всем телом.

– Мой милый, мой самый дорогой человек на всем белом свете. Ты пойми, у меня другие цели в этой жизни, и я их должна реализовать.

– Я что-то тебя не очень понимаю, – удивленно сказал Вахтанг, отстраняя ее руку, – неужели тебе приятно возиться с этим кретином, твоим депутатом?

– Вахтанг, прошу тебя, не надо его оскорблять. Он – в принципе неплохой человек, да и вообще, дело не в том.

– Так в ком же тогда? – вскричал, не сдерживаясь, он.

Эльвира ничего не ответила.

– Так в чем дело, Эльвира?

Она медленно, еле разжимая губы, опять повторила:

– У меня другие планы, Вахтанг, и я их должна реализовать.

Это Эльвира сказала твердо и, похоже, окончательно. Вахтанг вздохнул, снял халат и начал одеваться. Подошел к столу, выпил боржоми и на этот раз совершенно спокойно, но настойчиво спросил:

– В чем дело, моя дорогая, потрудись объяснить.

– Боюсь, что это будет тебе не совсем… понятно, а вернее, не интересно, – тихо сказала она. Он недовольно поморщился.

– Позволь уж мне самому разобраться, что мне будет интересно, а что нет. Я хочу знать, что может быть лучше моих предложений.

Он это сказал медленно, с всевозрастающим чувством раздражения. Эльвира даже растерялась, не зная, как продолжать этот разговор. Она встала и хотела уйти в ванную комнату.

– Я себя должна привести в порядок, – быстро выговорила она на ходу.

– Нет, подожди, – неожиданно вскочил с места Вахтанг, схватив ее руку, – так дело не пойдет. Я хочу услышать ответ.

– Хорошо, но только отпусти руку, мне больно.

– Говори, Эльвира, – он разжал свои пальцы, – ты меня достала, как не доставала еще ни одна женщина.

– Хорошо, – решительно вернулась она назад и села в кресло, – только потом не казнись и не злись на меня. Я тебя предупредила. – Эльвира начала говорить медленно, как бы обдумывая, как ей лучше объяснить.

– Ты понимаешь, Вахтанг, я хочу, чтобы все люди жили хорошо.

– Многообещающее начало, – проворчал он. – Это единственное, что ты хотела мне сказать?

– И я, и ты, – продолжала она, не обращая внимания на его иронию…

– Я и так хорошо живу, – опять недовольно сказал он.

– Это аллегория, не в тебе лично дело, да и не во мне тоже. Хочу, чтобы весь наш народ жил хорошо и чтобы его прекратили мучить. Он не заслужил к себе такого отношения.

– Ты это о чем, я что-то тебя не очень понимаю, – искренне удивился Вахтанг.

– Как ты не понимаешь! Разве ты не видишь, что сейчас происходит в России – она разграблена, морально подавлена, унижена, а вместе с нею унижены и ее люди. Я не могу без боли смотреть на детишек, которые всего за каких-то несколько лет стали беспризорными и никому не нужными, на бедных пенсионеров, вынужденных часами простаивать за какими-то вонючими пособиями и подачками в виде пачки молока или кефира. И кто устроил им такую жизнь? Только посмотри, смешно сказать – те, которых они вырастили. Ведь это они построили нашу страну. Хорошо или не очень, но построили, выходили, защитили. И теперь эти пузанчики, хорошие детишки, вскормленные ими на их же деньги, дали им такую пенсию, на которую даже поддержать жизнь и то невозможно, не то, чтобы жить. И, главное-то, сами все грабят, грабят, да и вывозить не забывают из страны. И как их ни назови – олигархи или просто бандиты, от этого они никак не станут лучше, это как плесень, которая покрыла всех и вся. И ни у кого не проснется желание остановить их или как-то воспрепятствовать такому положению. Где эти люди, которые могли бы восстать против этого? Их нет. Может быть, только Солженицын еще пытается что-то сделать в этой жизни доброе и порядочное. Но что он может один? Большинству просто абсолютно на все наплевать. Ну, а того, кто мог бы и хотел что-то сделать, его даже близко к власти не подпустят для того, чтобы это сделать. Остальные влачат жалкое существование. Я уже не говорю о нашем поколении, также изуродованном и искалеченном наркотиками, проституцией, алкоголизмом и болезнями, которые сопровождают эти пороки. И конца этому нет. И все это в России, богатейшей стране мира, с неимоверно добрыми и талантливыми людьми. Мне больно за свой народ, и поверь, это не пустые слова.