Andrew Лебедев - Все голубые фишки Страница 35

В приоткрытую дверь кабинета Летягин увидал мелькнувший в коридоре приметный шарфик своего выпускающего секретаря.

– Ирина, зайди, – крикнул Летягин.

– Что? – спросила Ирина, просунув в кабинет свое гибкое и соблазнительное тельце.

– Передачи в тюрьму будешь своему главному редактору носить, если мы тираж вдвое поднимем? – улыбнувшись спросил Летягин.

– Я тогда такого главного поцелую в сахарные уста, – сказала Иринка и тоже улыбнулась. ….

Брусилов разыскал Женьку на концерте ансамбля "Таджикская девочка".

Подошел сзади, двумя пальцами больно взял его за ухо и оттянув бархатисто-красный Женькин хрящик, громко и отчетливо сказал в него, – ну, хватит, погулял, пацаненок, поучился в Ленинграде, а теперь поехали домой, к папе, в Сибирь…

– Вы что себе позволяете, гражданин! – вскрикнул было стоявший рядом и подергивавшийся в такт музыке Вячеслав Аркадьевич, – как вы смеете так…

Но осекся, получив сильный удар в область паха…

– Уй, уй, уй, уй, – завыл Вячеслав Аркадьевич, сгибаясь пополам.

– Ща еще получишь, пидарас старый, – прошипел Брусилов не оборачиваясь на скорчившегося доцента.

Брусилов быстрыми шагами разрезал приплясывающую толпу пьяных подростков, за ухо таща за собой уже покорившееся ему тело расслабленного Женьки.

На улице их ждала машина.

– В аэропорт, – приказал Брусилов шоферу.

– А как же, а домой, а за вещами, – беспомощно забормотал Женька – Насрать мне на твои педерастические вещи, – с брезгливой неприязнью сказал Брусилов.

От клуба "Метро", где был концерт "Таджикской девочки", машина резво рванула сперва в сторону Московского вокзала, но у Транспортного переулка развернулась обратно по Лиговке и устремилась к Витебскому проспекту.

– Я не поеду домой, – всхлипнул Женька.

Он пытался сказать эту фразу как можно жестче, но у него не получилось. Фраза прозвучала не как ультиматум, а как детский каприз.

– Как миленький поедешь, – хмыкнул Брусилов, – куда ты говнюк денешься!

Глава 7

Минаев и Столбов занимались делами.

Они считали деньги.

Сидели в проектном институте Уралстройпроект в кабинете ГИПов и щелкали клавишами калькулятора КАССИО.

– Вадик, нас с тобой в данной ситуации интересует первый транш, а это транш на закупку оборудования, – сказал Минаев.

Дима понимал, что на данном этапе очень многое зависит от проектировщика, от Столбова, сколько тот заложит в смету, столько на основании этой сметы москвичи и переведут из Государственного бюджета Российской Федерации на счета Эм-Пи Сивилл инжениринг Универсал. А значит, столько денег Минаев и снимет там в Америке, чтобы какую-то часть денег сразу перевести на личные счета Ваграна Гамаровича и Владимира Борисовича, а на оставшиеся деньги закупить оборудование для горнопроходческих работ по сооружению подводного тоннеля, не забыв при этом и про себя и про друзей, про их процент интереса – Богуша, Кучаева, Антонова, Столбова…

– Я закладываю два горнопроходческих комплекса, по технологии щиты пойдут навстречу друг дружке, как при строительстве тоннеля под Ла-Маншем, а ты закупишь один, так мы сэкономим, – сказал Столбов, – это… – он пощелкал по клавишам, – это примерно семь миллионов.

– Но тогда сорвутся сроки, если проходка пойдет одним щитом, – возразил Минаев.

– А тебя это сильно колышит? – удивленно подняв глаза на своего приятеля, спросил Столбов.

– Мы же Антонова с Кучаевым тогда подставляем.

– Отобъются, – отрезал Столбов, – не за хрен же собачий они свою долю получают аж по десять лимонов, пусть тоже рискуют, как и мы.

Столбов не хотел раскрывать Минаеву свои карты… Что ему эти сроки, когда жить ему осталось год или и того меньше? Ему нужны были деньги именно теперь.

– Потом вот еще на чем сэкономим, – сказал Столбов, – щит вы закупите не новый и не в Штатах, а старый в Северо-Байкальске, фирмы Робинсон – тот, которым Северо-Байкальский тоннель на БАМе проходили, он там теперь без дела лежит и Бамтоннельстрой тебе его продаст за бесценок по цене черного металлолома. И это еще восемь миллионов.

– Но старый Робинсон уже израсходовал весь свой рабочий ресурс, – снова усомнился Минаев, – там все рабочие органы, вся гидравлика ни к черту. Мы же Богуша подставим.

– Не ссы, шофер, – старой институтской поговоркой Столбов оборвал Минаева, – Богуш тоже должен потрудиться, восемь миллионов на дороге не валяются, я ведь тоже подставляюсь, приедет Счетная палата, посмотрит сметы и проект, с кого спросят? С меня спросят. Почему вы гражданин Столбов заложили в проект тюбинги из чистого серебра, скрепляемые золотыми и платиновыми болтами?

– Так Счетная палата и Богуша потом спросит, почему он отклонился от проекта и вместо золотых болтов использовал простые стальные, а вместо серебряных тюбингов – простые чугунные? – хмыкнул Минаев.

– Правильно, – кивнул Столбов, – у каждого своя мера ответственности, у каждого свой участок работы.

Да…

У каждого из товарищей был свой участок работы.

Столбов с Минаевым теперь вот определяли порядок и график траншей…

Столбов делал смету, Антонов ее утверждал, а Минаев ехал в Америку и там на основании этой сметы получал первый транш из Москвы…

– Мне Антонов сказал, что москвичи залог для гарантии берут, – сказал Минаев, – только он мне по охрененному секрету это сказал, чтобы я ни тебе, ни Богушу, никому…

– Что? Прямо в зиндан что ли заложников сажать будут что ли? – спросил Столбов.

– Они будут отслеживать, чтобы не весь комплект близких родственников у главных действующих лиц одномоментно не оказался бы за границей, – сказал Минаев многозначительно поглядев на Столбова.

– Понятно, – хмыкнул Столбов, – а как же ты?

– А я в этот перечень как бы под гарантии Богуша вхожу, он за меня ответчик, и в залоге его семья, сынок его непутевый.

– Понял, не дурак, – кивнул Столбов, и тут же развив тему, поинтересовался, – а у самих этих, у москвичей, у Ваграна с Вольдемаром, у них тоже ответственность?

– А ты думал! – прицокнув языком и повращав для выразительности глазами, ответил Минаев.

– Надо срочно вывезти Лёлечку заграницу, – подумал Столбов… …

– Ты там с кем разговариваешь? – Богуш через дверь спросил своего сына.

– С друзьями, – так же через дверь крикнул отцу Жека.

– У тебя нет и не должно быть друзей кроме тех, на которых укажу тебе я, – снова через дверь крикнул отец.

А говорил Жека с Питером. С Вячеславом Аркадьевичем.

– Чем заняты твои мысли, друг мой? – спрашивал Вячеслав Аркадьевич, – мы так давно с тобой не разговаривали, я скучаю, я думаю о тебе, какие книги ты читаешь ? Чем ты теперь увлечен?

– Пытаюсь читать твою любимую, – ответил Жека далекому голосу из трубки, – Стругацких читаю, Трудно быть Богом, про которую ты мне все рассказывал.

– Они лжецы эти Стругацкие, – сходу подхватив тему и сразу входя в любимое русло привычных рассуждений, начал свою волынку Вячеслав Аркадьевич, – с одной стороны они боялись полиции и государства, а с другой стороны заигрывали с этим государством… Ха-ха, с какой планеты прилетели те, кому трудно было быть Богом?

То-то – с коммунистической Земли прилетели, и в этом было пресмыкание Стругацких перед режимом. У них все положительные герои были убежденными коммуняками – и Дауге, и все иные…

У Жеки от этих умных речей Вячеслава Аркадьевича всегда теперь случалась эрекция…

– Да и сам эффект любви к фантастике у нас, – это чисто советский, совковый эффект, – продолжал мяукать любимый голос, – На Западе к фантастике относились чисто как к развлекательной литературе. А в Советской России – нет. Здесь ловили аллюзию, намёк. И Стругацкие были королями этой аллюзии. У нас из-за этой мастурбативной любви к аллюзиям – что сродни любви не к реальной жизни, а к глянцевой фотографии, интеллигенция еще и театр любила. Любила так, как нигде во всем мире его никто никогда не любил. Ходили в Театр На Таганке, чтобы описаться от восторга от смелости режиссера, который позволил себе какой-то двойственно толкуемый невинный намек… Не понимая, что намек для режима – это комариный укус. Это фига в кармане.

Слушая Вячеслава Аркадьевича, его журчащий мелодичный котовий мяв, Жека испытал эрекцию и полез рукою в джинсы, потеребить свой истосковавшийся по ласке розовый краешек организма.

За этим тереблением и застал его внезапный, словно порыв ветра, отец.

– Какая же ты гадина, – сказал старший Богуш, потирая подвывихнутую от удара кисть правой руки.

На диване лежал расплющенный от удара телефончик.

А из того места, где было Жекино ухо, обильно текла черная венозная кровь.

– Какая же ты гадина…

Потом Брусилов самолично накладывал Жеке повязку.

– Не надо в травмотологическое ехать, – сказал он, успокаивающе, – что там запишут? Какова причина травмы? В суд на компанию Эриксон подавать, что трубки хрупкие делают? Папка ударил, трубка раскололась и пол-уха отрезала… Ну, ничего, будешь теперь, как Ван-Гог. Все лучше, если бы тебе батька хрен твой оторвал…