Александр Проханов - Губернатор Страница 35

– И китайский, и английский, и немецкий, и польский. Все эти рубежи проходят через нашу губернию.

И вдруг наваждение. Море с ядовитыми взрывами. Росчерки бессчетных ракет. Раскалывается и тонет громада авианосца. Сшибаются в воздушных боях самолеты. Каплями горячего воска падают в пустыню. Волны огня и дыма, полные пепла ямы покрывают губернию. Сады, что недавно посадили на пустоши. Чудесный храм над рекой, где венчались с женой. Ледовый дворец, где Лера кружилась на фигурных коньках, брызгая ледяным серебром. Могилу матери с розовым камнем, где он посадил хризантемы. Все засыпает ядовитый горячий пепел.

Плотников прогнал наваждение:

– Я приехал к вам с просьбой. У нас в городе действует общество молодых изобретателей и конструкторов. Ребята конструируют роботов, беспилотники, ракеты и торпеды. Не могли бы вы у себя на заводе создать филиал общества? Пусть парни увидят реальное производство. А потом придут к вам – кто рабочим, кто инженером.

– Почему бы нет, Иван Митрофанович. Нам кадры нужны позарез. Дайте мне подумать, как лучше основать филиал.

– Вот и хорошо. Молодежь должна привыкать к серьезной работе. Должна послужить государству. Уж очень она изнежена, уж очень любит себя. Пусть принесет жертву во имя Государства Российского.

– Согласен с вами, Иван Митрофанович. Мы примем молодых людей на заводе.

«Пусть принесет жертву во имя Государства Российского» – звучала в нем последняя произнесенная фраза, когда он покидал завод и садился в машину. Навстречу ему, из другой машины, торопился вице-губернатор Притченко.

– Иван Митрофанович! Иван Митрофанович! – запинался Притченко.

– Зачем вы приехали, Владимир Спартакович? Мы бы могли встретиться в администрации.

– Иван Митрофанович, я торопился сказать. Торопился вас известить. – Притченко волновался, не решался сказать. На его лбу проступил розовый след от секиры, разделявший две половины лица.

Плотников видел, как наливается на лице Притченко след таинственной родовой травмы, мучительно предчувствовал, ждал дурное известие. «Пусть принесет жертву во имя Государства Российского. Во имя Государства Российского!» – звучало в нем металлическое эхо.

– Иван Митрофанович, стало известно, что ваш сын Кирилл уехал на Донбасс. Его друзья говорят, что он вступил в ряды ополченцев.

– Как? Ничего не сказал ни мне, ни матери?

– Друзья говорят, что он не вернется в Оксфорд. Поехал туда, где льется русская кровь.

– Боже мой, Кирюша! Он от меня сбежал! Я виноват!

– Не вините себя, Иван Митрофанович!

– Я во всем виноват! «Пусть принесет жертву во имя Государства Российского!» Кирюша, что ты наделал!

Они возвращались в город, где готовилось торжество, посвященное Дню губернии.

На центральной площади, у помпезного, с колоннами здания администрации была установлена трибуна. На ней разместились именитые граждане. Ветераны с потускневшими золотыми погонами, отягченные грузом боевых орденов. Герои труда, представлявшие прославленные заводы и животноводческие комплексы. Участники кавказских войн со звездами на груди. Народный артист областного театра и ректор университета. Депутаты и сенаторы, вице-губернаторы и министры. Владыка в серебряной ризе и усыпанной алмазами митре. Все были знакомы Плотникову, все были ему опорой, все были столпами, на которых держалась губерния. Площадь была залита народом, в цветах, транспарантах. Главный проспект был наполнен демонстрантами, которые ждали сигнал, чтобы начать шествие.

Владыка нараспев прочитал молитву, наполнив площадь гулом неразборчивых слов. Старик ветеран, держась трясущейся рукой за стебелек микрофона, дребезжащим голосом рассказал боевой эпизод. Народный артист прочитал патриотический стих.

Плотников, выступая, старался одолеть тоску и тягостные предчувствия. Бодрым, сочным голосом уверенного лидера поздравил площадь с чудесным праздником. Площадь благодарно откликнулась, люди махали цветами, в воздух полетели шары. Его по-прежнему любили, прощали огрехи, не заметили злобных статей, желавших его очернить.

– Пусть в наших домах царит благополучие! Пусть наша родная губерния становится все краше, все обильнее! Пусть каждый сделает для народа все, что сможет, а народ воздаст ему щедрой рукой! – так говорил Плотников. Но в нем продолжало звучать металлическое эхо: «Пусть принесет жертву во имя Государства Российского!» Кирюша, что ты наделал!

Кончились речи, и грянула музыка. На площадь выходила колонна, и ее возглавлял оркестр юных музыкантов. Девочки в коротких одинаковых юбках с упоением грохотали в барабаны. Мальчики задирали вверх горны и дули в них заливисто и победно. Сияла медь, мелькали ловкие ноги, рокотали палочки в девичьих руках, и такая бодрость, молодая сила, ликующая бравада наполнили площадь, что ветеран на трибуне прослезился, а вице-губернатор Притченко кинул музыкантам розовую хризантему.

Плотников улыбался, махал рукой, а сам тоскливо думал, что жизнь его влилась в черный желоб, из которого нет выхода. Злой поток несет его к чему-то грозному, неотвратимому, сулящему гибель.

На площадь вступили представители районов, демонстрируя свои достижения. Окруженный рабочими в комбинезонах, двигался грузовик, плод совместного творчества немецкой фирмы и российского концерна. С толстыми стеклами, громадный, похожий на угрюмого быка, грузовик медленно катил. В его кузове веселый жонглер метал тарелки и кегли, пританцовывал и крутился.

Возвышаясь над толпой демонстрантов, сиял нержавеющей сталью робот, способный выпускать миллионы медицинских таблеток. Изделие французских дизайнеров, наделивших машину сходством с человеком. Робот, украшенный цветами, окруженный ликующим людом, напоминал языческого идола.

Следом, на платформе, плыли корабельные винты, сияя бронзовыми лепестками, похожие на фантастические цветы. Мерцали гирлянды электрических лампочек, крутились лопасти ветряной электростанции, качалась над головами белоснежная яхта. Плескались стяги корпораций, российские триколоры, флаги Германии, Бельгии, Франции, Китая. Губерния была открыта миру, и ветер, который колыхал полотнища, долетал сюда со всех концов света.

Плотников видел в колонне глав районов, которых недавно заставлял рисовать. Их рисунки, увеличенные, выведенные на ткань, красовались среди цветов и флагов. Его смешной портрет, где он был похож на огурец с растопыренными ручками, был тут же. Главы махали ему, и он махал в ответ. А сам думал: какая злая сила выбрала его своей мишенью и бьет без устали? И от нее не убежать, не укрыться.

Шли фермеры, работники животноводческих комплексов, птицефабрик и рыбных хозяйств. В грузовиках покачивались коровы, толпились овцы, величественно возвышал шею страус. Рыбоводы держали в руках огромных сияющих карпов. Некоторые из них били хвостами и раскрывали жабры. Полеводы изготовили из овощей фантастический Кремль. Стены из красных помидоров, дворцы из белого картофеля, колокольни из золотых кукурузных початков.

Трибуна хлопала. Министры поздравляли друг друга. Владыка смеялся, указывая пальцем на страуса. А Плотников страдал в предчувствии беды, бессильный ее избежать.

Союз десантников шел сомкнутым строем. Участники афганского похода, отцы семейств, извлекли из сундуков и комодов камуфлированную форму, выгоревшие голубые береты. Шествовали, радуясь своей общности с теми, кто после них воевал в Чечне, громил грузин под Цхинвалом, недавно отслужил срочную в десантных дивизиях.

За десантниками шел Союз пограничников. Нацепили зеленые фуражки, вернулись в родную губернию с Курил, с Балтики, из кавказских ущелий, с арктической кромки. Не пропускают случая собраться вместе, пошуметь, выпить рюмку, искупаться в фонтане, повидавшие мир, послужившие Родине.

Члены военно-исторических клубов проходили по площади, не оставляя свои забавы. Изображали схватки былых времен так истово, словно шлемы, щиты и копья в их руках были грозным оружием, звенели неподдельной яростью. Русские витязи сражались с закованными в броню тевтонами. Стрельцы целились из пищалей в польских ратников. Кутузовские солдаты, примкнув штыки, атаковали французов. Советские пехотинцы в касках и плащ-палатках схватились в рукопашной с фашистами. Все это лязгало, гремело, стреляло, кричало «ура!», отзывалось разноязыкими кликами.

Трибуна аплодировала. Депутаты били друг друга под микитки.

Плотников вторил радостным крикам, а сам думал о сыне. Хотелось броситься прочь, на поездах, самолетах добраться в стреляющую донецкую степь, отыскать сына, выхватить его из этих кровавых вихрей, вернуться с ним в то восхитительное время, когда он и маленький сын лежали ночью на стоге клевера и смотрели на звезды, которые роняли на них золотистые бесшумные капли.

Теперь на площадь, как цветастые букеты, высыпали народные хоры и танцевальные коллективы. В сарафанах и вышивках, в кокошниках и киках, в бусах и браслетах водили хороводы, распевали песни, взмахивали платками, обращали к трибуне нарумяненные лица.