Игорь Андреев - Четвертый тоннель Страница 36

…Моя Трансформация началась задолго до всех тренингов. Летом 2007 года один незнакомый человек в «Живом журнале» посоветовал другому прочитать одноименную книгу. Я, ни на секунду не задумываясь, решил купить ее, но оказалось, что в книжных магазинах ее почему-то нет. Тогда я скачал ее из какой-то интернет-библиотеки и сразу же начал читать. Автор, Люк Рейнхард, описывал американский тренинг ЭСТ, который был суперпопулярен в Штатах в семидесятых и восьмидесятых годах.

Прочитав книгу, я решил найти такой же тренинг. Оказалось, что ЭСТ в первоначальном виде уже не существует, но на его основе созданы другие тренинги. Я нашел один из них (как выяснилось позднее, модифицированный до неузнаваемости) в Москве сразу же после провала на тренинге Манкубуса. Мои мозги после интенсивного тренинга были раскурочены. В представлениях о себе, женщинах, людях и жизни в целом появилась громадная трещина. Было такое ощущение безнадежности, что я относился к жизни как к проигранной игре. Нечего терять. Отчаяние — отличное условие для серьезных перемен. Очень хочется жить по-настоящему, а не как прежде, и есть готовность отказаться оттого, что есть, ради того, что будет. При том, что вообще-то неясно, что будет, но пусть хоть что-то начнет меняться. Очень своеобразное внутреннее состояние. Хорошая точка входа в тренинг личностного роста.

В первых числах сентября 2007 года я купил место в тренинге.

За неделю до начала меня вызвал начальник:

— В ближайшие выходные тебе предстоит слетать в Западную Сибирь для встречи с тамошним руководством. Пожалуйста, не планируй никаких дел на эти дни.

Дни командировки совпадали с днями тренинга один в один. Мне захотелось завыть на луну.

Я был обязан лететь в Сибирь. Я не мог отказаться делать то, зачем, собственно, меня и держат на этой работе. Именно в эти дни!

Надо сказать, у меня была необычная работа. Эксклюзивные условия. Я появлялся в офисе ближе к обеду, чтобы узнать новости, ответить на электронные письма, пообщаться в блоге, потрогать девушек за талии, а в семь вечера уходил домой. Мог вообще не приходить — работал дома, да и то лишь если передо мной было поставлено персональное задание. Время от времени мой ненапряженный рабочий ритм сменялся сумасшествием. Приходилось работать по 12–14 часов в день, без выходных. Иногда мне звонили в полночь с пожеланием немедленно написать текст на заданную тему. Например, размазать репутацию какого-нибудь политика, чиновника или олигарха. Я анализировал собранный компромат, и убийственный текст к утру появлялся на сайте «Компромат. Ру» или через день в одной из самых уважаемых центральных газет. Заказчики бывали очень довольны. Моим руководителям не требовалось беспокоиться о том, как устроить реализацию деликатных заданий. Я действовал, как самонаводящаяся ракета — достаточно было указать цель и сроки. Именно поэтому мне платили две тысячи долларов и смотрели сквозь пальцы на мой, мягко говоря, нестрогий график рабочего дня. Думаю, мне было многое позволено именно потому, что от меня никогда не слышали «не могу», «не успею» и, тем более, «не хочу».

И вот надо лететь на задание. Отложив тренинг до следующего раза. Месяца на три. А у меня в душе такое состояние, будто если не начну радикально менять жизнь сегодня же, то трех месяцев старого образа жизни просто не выдержу. Перемены, сам не зная почему, я связывал именно с этим тренингом.

Свое решение пойти вопреки воле начальства я принял в кабинете босса сразу же. Но не озвучил. Не был готов. Требовалось чуть больше решимости. К тому же я относился к парням, на которых работал, с глубоким уважением. Костя и Дмитрий были лет на пять младше меня, но у них, в отличие от меня, была масса энергии, идей, устремлений. Они не боялись принимать сложные решения и брать на себя ответственность за смелые проекты. Сами они были богатыми людьми, их бизнес процветал, и все это они создали исключительно своей личной энергией, с нуля. Вместе стем наши с ними отношения всегда были неформальными, дружескими, потому что они очень легкие в общении, позитивные люди, у которых я постоянно чему-то учился и которым был в душе благодарен за возможность видеть их в Деле. Я очень не хотел их подводить. Но это был особый момент моей жизни. Я побродил по офису, внутренне собираясь, и через полчаса вернулся к начальнику с твердым намерением сказать слово «нет».

Сказал. Немая сцена. Смотрю: брови начальника пытаются взлететь выше лба. Наконец, он проговорил:

— Ты… чего?

Я мог бы наврать что-то реалистичное вроде болезни близкого человека. Дескать, я срочно должен ехать по личным делам. Это прокатило бы. Но настолько не хотелось врать, что я рассказал все как есть. Он недоуменно рассмотрел меня, пройдясь взглядом от лица по всему телу, словно пытаясь найти внешне выраженные признаки серьезной проблемы вроде гипса на ноге, после чего медленно произнес:

— Какой на хуй тренинг?

— Долго объяснять. Скажу только, что для меня это очень важно. Честно, очень.

— А как же Ханты-Мансийск? Если не ты, то кто это сделает?

— Давайте зарядим кого-то из парней другого департамента. Я сейчас поговорю с редакторами.

Если бы я эффектно соврал, получилась бы весомая отмазка. Но я сказал честно и тем самым задел начальство. Позже рассерженный Дмитрий скажет мне, чтобы выбирал — «работа или тренинги». По-моему, он воспринял мою причину отказа от задания как прихоть. Как пойти играть в бильярд, положив болт на важное поручение. Оскорбительно для работодателя. Но в тот момент в кабинете никаких наездов не последовало. И мне было очень легко оттого, что я выбрал не врать.

— Ну ладно, — сказал босс изумленно. — Если тебе правда так важно, тогда иди…

…Пятница. Десять утра. Тренинговый зал набит людьми. Сидим на стульях. Одни молчат в настороженном ожидании. Другие, наоборот, стараются отвлечься от страха подчеркнуто беззаботной болтовней. Пол на крайней части зала чуть приподнят — это делает его сценой. На сцене стоит стойка с микрофоном.

Появляется невысокий худощавый мужчина в очках. Темные волосы с пробором и проседью. Джинсы и свитер. Это тренер. Я почему-то ожидал, что он будет в черном, как в той американской книге.

— Меня зовут Михаил, — сказал он ровным негромким голосом. — Добро пожаловать на тренинг Трансформация. На тренинге вы будете испытывать эмоции, которых всегда боитесь и избегаете. Многим из вас захочется встать и уйти, лишь бы не быть здесь и сейчас со своими эмоциями. В итоге вы получите тот результат, который получите. Если вы решите прервать свой тренинг, посчитав, что он для вас не работает, у вас будет возможность получить свои деньги назад. Не удивляйтесь, если захочется уйти. Некоторые так и делают. Правда, потом почему-то возвращаются…

Начались процессы. Так тренер называл упражнения, направленные на работу с подавленными эмоциями и прочим содержимым ума. Первый процесс назывался «Я тобой недоволен». Я с самого начала включился по полной и почувствовал, как во мне стремительно разгоняются эмоции, которые обычно я подавляю в себе — злость, ненависть, страх, жалость к себе, тоскливое чувство бессилия и беспомощности и агрессия, которая их прикрывает. Еще я обратил внимание, что многие ребята даже в ходе процессов делали немножко насмешливый вид. Как будто мы собрались здесь, чтобы поприкалываться. Мол, это такая групповая развлекуха, не более того. Меня это слегка взбесило — они своим поведением обесценивают то, что для меня так важно, ломают процесс. Вместе с тем, когда я работал с кем-то из них, они видели мое отношение, и с их лиц сползали маски, проступали все те же страх, жалость, беспомощность.

Время от времени тренер предлагал желающим делиться своими переживаниями. Люди выходили к микрофону и что-то говорили. Некоторые женщины сразу начинали говорить навзрыд. Некоторые позволяли себе быть слабыми и выражать состояние. Другие что-то рассказывали, изо всех сил привлекая сочувствие. И, насколько я помню, почти всегда человек перед микрофоном в своем монологе приходил к незавершенным травмам детства, нерешенным трудностям в отношениях с родителями. Допустим, вот девочка говорит, как ее обидел любимый молодой человек, а скоро проясняется, что она просто воспроизводит поведение своей мамы, которая была вечно обижена на папу, и девочка впитала в себя ее состояние и сделала его эмоциональным контуром своей жизни. Я отметил, что когда вижу, как проявляются глюки у других людей, начинаю понимать многое о себе самом.

Многие раскрывались лишь наполовину. Человек выходит к микрофону, начинает делиться своим состоянием, но обозначает свою внутреннюю проблему только чуть-чуть. Как бы оставляя себе шанс сказать в последний момент: «Да ладно, это несерьезно, я просто пошутил». По-моему, они боялись обнажить свое бессилие. Я их понимал, потому что тоже боялся признаваться в своих слабостях. Но остро чувствовал, что вся эта ложь, которая делает человека рабом, натягивает на его лицо фальшивую улыбку, продиктована страхом, за которым кроется что-то очень, очень важное. И я ненавидел людей, которые выходят к микрофону, чтобы в очередной раз начать лицемерить. Половинчатая откровенность меня приводила в бешенство. У меня было такое ощущение, будто своей ложью люди пытаются — косвенно, но оттого не менее сильно — заставить меня притворяться точно также. Мне хотелось встать и закричать: «Вы что, суки, сговорились?! Лучше бы вы кричали, ругались и плакали, чем изображать никому не нужную фальшивую уверенность!» Однако я молчал, потому что по правилам тренинга нельзя перебивать других. Чтобы высказаться, нужно поднять руку и получить разрешение тренера. Я молчал и слушал.