Кадзуо Исигуро - Безутешные Страница 36

Двери с шумом захлопнулись, и наступила тишина. Я по-прежнему стоял в темноте, поглядывая время от времени в конец коридора и на свет, проникавший из вестибюля.

Наконец Штефан заиграл первую часть «Стеклянных страстей». Несколько начальных тактов – и я стал вслушиваться все более и более внимательно. Было очевидно, что юноша совсем мало знаком с пьесой, – и однако за скованностью и неуверенностью я сумел различить оригинальное воображение и эмоциональную тонкость, которые меня поразили. Даже в таком, необработанном, исполнении подобное прочтение Казана открывало оттенки, неведомые в большинстве интерпретаций.

Я прислонился к дверям, напряженно ловя каждый – иногда неловкий – нюанс. Однако едва первая часть подошла к концу, меня охватило настоящее изнеможение; я вспомнил, насколько уже поздно. Потом мне подумалось, что, собственно, нет никакой действительной необходимости слушать дальше: при достаточном времени на подготовку Казан явно оказывался юноше по плечу – и я медленно двинулся в сторону вестибюля.

II

11

Меня разбудили звонки телефона на тумбочке у кровати. Первой мыслью было, что мне вновь позволили только-только сомкнуть глаза, но, судя по свету за окном, утро наступило давно. Я взял трубку, испуганно гадая, не слишком ли залежался в постели.

– Мистер Райдер? – послышался голос Хоффмана. – Надеюсь, вы хорошо провели ночь?

– Благодарю, мистер Хоффман, я отлично выспался. Но конечно же, в настоящую минуту как раз встаю. Впереди напряженный день, – я издал смешок, – самое время приступать к делам.

– Вы правы, сэр, и что это будет за день для вас! Вполне понимаю ваше желание в этот утренний час максимально запастись силами. Весьма мудро, если позволите так выразиться. В особенности после вчерашнего вечера, когда вы так щедро дарили себя нам. Ах, ваша речь – просто чудо остроумия! Весь город сегодня только о ней и говорит. В любом случае, мистер Райдер, зная, что в это время вы уже, должно быть, на ногах, я взял на себя смелость позвонить и ознакомить вас с ситуацией. Счастлив сообщить, что 343-й полностью подготовлен. Не хотите ли вселиться туда незамедлительно? Пока вы завтракаете, мы могли бы, если не возражаете, переместить ваши вещи. Несоненно, 343-й в гораздо большей степени подошел бы вам, чем тот номер, который вы занимаете сейчас. Еще раз прошу прощения за ошибку. Крайне сожалею, что такое могло произойти. Однако, как я уже объяснял вчера вечером, иногда бывает довольно сложно соразмерить одно с другим.

– Да-да, это вполне понятно. – Я огляделся, и внезапно меня охватила невыразимая печаль. – Но, мистер Хоффман, – я с усилием унял дрожь в голосе, – имеется одно небольшое затруднение. Мой малыш, Борис, он сейчас находится со мной в отеле и…

– Да-да, и мы ему тоже очень рады. Я все учел, и молодого человека перевели в номер 342, соседний с вашим. Собственно, его переездом уже озаботился Густав. Так что вам не о чем тревожиться. После завтрака прошу вас в номер 343. Там вы найдете все свои вещи. Это как раз над вашей нынешней комнатой – и я уверен, 343-й подойдет вам куда лучше. Но если, паче чаяния, будете недовольны, пожалуйста, тут же поставьте меня в известность.

Я поблагодарил и положил трубку. Потом выбрался из кровати, снова огляделся и глубоко вздохнул. В утреннем свете комната не представляла ничего особенного, – так, обычный гостиничный номер – и мне подумалось, что моя привязанность к ней странна и неуместна. И тем не менее, пока я принимал душ и одевался, чувства мои разыгрались с новой силой. Внезапно мне пришло в голову, что, прежде чем спуститься к завтраку или взяться за другие дела, нужно проверить, все ли в порядке с Борисом. Насколько я знал, он, должно быть, растерянно сидит сейчас один в новом номере. Я быстро завершил свой туалет и, бросив на комнату последний взгляд, покинул ее.

Разыскивая на третьем этаже 342-й номер, я услышал в дальнем конце коридора шум: навстречу мне выбежал Борис. Он передвигался как-то неуклюже, и, завидев его я остановился как вкопанный. Однако тут же разглядел, что его руки крутят невидимую баранку, и понял: это игра, он воображает себя за рулем. Он яростно бормотал что-то невнятное невидимому пассажиру, сидевшему справа. Не обращая на меня ни малейшего внимания, Борис стрелой промчался мимо и с криком «Берегись!» круто свернул в открытую дверь. Там он голосом изобразил грохот столкновения. Я подошел к двери и, убедившись, что это и есть номер 342, шагнул внутрь.

Борис валялся на кровати, болтая ногами в воздухе.

– Борис! – начал я. – Здесь нельзя бегать и кричать во все горло. Это отель. Ты ведь не знаешь: быть может, кто-то из гостей еще спит.

– Спит? Так поздно?

Я закрыл за собой дверь.

– Нельзя так шуметь. Постояльцы начнут жаловаться.

– Ну и пусть! Я скажу дедушке, чтобы он с ними разобрался.

Не опуская ног, он принялся небрежно хлопать ботинком о ботинок. Я сел на стул и с минуту молча наблюдал за ним.

– Борис, мне нужно с тобой поговорить. То есть нам нужно поговорить. Нам обоим это пойдет на пользу, у тебя, наверное, накопилась куча вопросов. Обо всем вокруг. И почему мы здесь, в отеле.

Я немного помолчал, чтобы Борис мог вставить слово. Но он продолжал постукивать ботинками.

– Борис, ты до сих пор вел себя очень терпеливо, – сказал я. – Но я знаю, у тебя в голове вертится уйма всяких «как» и «почему». Прости, раньше я был чересчур занят и не побеседовал с тобой как следует, подробно. Прости и за вчерашний вечер. Он разочаровал нас обоих. Борис, ты, конечно, хочешь задать мне кучу вопросов. На некоторые будет нелегко ответить, но я постараюсь.

Когда я это произносил, на меня – быть может, от сознания, что моя прежняя комната, наверное, навсегда потеряна, – накатило осгрое ощущение утраты, и я невольно умолк. Борис все еще лежал навзничь и стукал ботинками. Потом он, видимо, устал и уронил ноги на постель. Откашлявшись, я спросил:

– Ну, Борис. С чего начнем?

– Солнечный Человек! – внезапно выкрикнул Борис и громко пропел начальные такты какой-то мелодии. И вдруг исчез: провалился в щель между кроватью и стеной.

– Борис, я серьезно. Бога ради. Нам необходимо поговорить. Борис, прошу, вылезай!

Ответа не последовало. Я вздохнул и встал.

– Борис, я хочу сказать, что если у тебя возникнут какие-нибудь вопросы, не стесняйся, спрашивай. Чем бы я ни был занят, я оторвусь от дела, чтобы тебе ответить. Даже если буду беседовать с важными лицами, имей в виду, что важнее тебя для меня никого нет. Борис, ты слышишь? Борис, вылезай!

– Не могу. Я не могу двигаться.

– Борис, пожалуйста!

– Я не могу двигаться. Я сломал себе три позвонка.

– Ну ладно, Борис. Мы, может быть, поговорим, когда тебе станет лучше. А сейчас я спущусь позавтракать. Борис, послушай! Если хочешь, после завтрака вернемся на старую квартиру. Только скажи. Поедем и заберем ту коробку. С Номером Девять.

Ответа по-прежнему не было. Выждав немного, я произнес:

– Ладно, подумай об этом, Борис. А я пойду вниз завтракать. С этими словами я вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Меня провели в длинную, залитую светом комнату, которая примыкала к передней части вестибюля. Большие окна, выходящие на улицу, находились, видимо, на уровне тротуара, однако нижние стекла были матовые, что ограждало внутреннее пространство от посторонних глаз; не нарушали уюта и уличные шумы, слышные лишь приглушенно. Высокие пальмы и вентиляторы на потолке придавали помещению несколько экзотический вид. Столики были выстроены в длинные ряды, и, пока официант вел меня по проходу, я заметил, что почти всюду приборы были уже убраны.

Официант усадил меня за один из последних столиков и налил кофе. Когда он удалился, я обнаружил, что, кроме меня, здесь присутствуют только пара у дверей, говорившая по-испански, и старик с газетой, которого отделяло от меня несколько столиков. Вероятно, я спустился к завтраку последним, однако не чувствовал за собой вины, поскольку вчерашний вечер потребовал невероятно много сил.

С другой стороны, следя за колыханием пальм под вентиляторами, я начал даже испытывать удовольствие. В конце концов, я мог быть доволен тем, чего достиг за короткий срок пребывания в городе. Разумеется, многие аспекты местного кризиса оставались для меня неясными, даже загадочными. Но я не прожил здесь еще и суток, а ответов на вопросы можно было ожидать в скором времени. Сегодня же, например, мне предстояло посетить графиню, а там не только прослушать старые граммофонные записи и освежить свои воспоминания о музыкальных талантах Бродского, но и обсудить детально местный кризис с графиней и мэром. Затем была запланирована встреча с горожанами, непосредственно затронутыми текущими проблемами, – важность этой встречи я подчеркивал вчера в разговоре с мисс Штратман – а также беседа с самим Кристоффом. Иными словами, наиболее важные встречи еще только намечались, поэтому на данной стадии рано было не только делать выводы, но даже задумываться о содержании будущей речи. Соответственно, я имел право пока удовольствоваться уже собранной информацией и провести завтрак в приятно-расслабленном состоянии.