Алан Черчесов - Дон Иван Страница 36

– А представь, что я не торгую свободой?

– Вот это разумно. Когда не торгуешь, аппетит покупателей распаляется, поднимая цену до небес. Правда, тут есть и опасность: устоишь – кошельки не простят. Выбирай, может, тебе и не стоит ехать сегодня со мной на банкет?

– Может быть.

– Ничего и не может! Посмотри на себя. Ты же маятник, который так сильно швырнуло назад, что теперь он несется вперед до новой критической точки.

– Без документов меня расшибет.

– Не волнуйся. Высший свет, как и низший, обходится без казенных бумаг. По крайней мере на входе. А на выходе ксива уже не спасает. Если вычеркнут раз – обратно не впишут. Отсюда и драйв. Ты, кстати, экстази жрешь? А я балуюсь изредка. Под настроение могу и нюхнуть. Время от времени заряжаю себе батарейки… Кстати, там будет Клара. С нею поосторожней. Она лесбиянка.

– С какой стати тогда ее остерегаться?

– А с такой, что мы с Кларой любовницы. Она меня приревнует.

– Так ты же…

– Обычная бисексуалка. Угождаю и вашим, и нашим. Тем самым угождаю подчас и себе. Чем больше я знаю бабья и мужчин, тем больше я их презираю. Чередую презрение к одним с отвращением к другим, а чтобы не впасть в депрессуху, чередую их с помощью секса. Надеюсь, ты понял. А если не понял, поймешь. А не поймешь – наплевать, потому что пока мы с тобой, я не нуждаюсь ни в ком… Продуктивный у нас разговор получился! Предлагаю его не затягивать. Исповедь – самый затратный и непредсказуемый жанр… А почему это ты прикрываешь руками причинное место? Стеснение в Москве – дурной тон. Отвыкай, если не хочешь прослыть неотесанным провинциалом. Представь, что идешь в темноте под плащом. Вот так. Дай теперь полюбуюсь. Ну что тут сказать? Повелитель девиц Аполлон после курса оздоровительного голодания. Только кудрей поменьше. Зато кое-что явно побольше.

Среди хищниц Москвы Жанна была вожаком. Доказав это ближе к обеду, она повезла меня стричься в салон красоты, где поручила заботам ворчливого гномика Миши. Тот усадил меня в кресло, вскарабкался на табурет и зафыркал.

– Кто ж тебя так обкорнал? Это что за прическа? Откуда? – визгливо выпытывал он, дергая за неказистые пряди.

– Из Мадрида, – сказала Наталья. – “Бомж-алле”, хит сезона. Обстригают портняжными ножницами и завивают на смеси экстрактов экологической грязи.

Миша занервничал:

– Тебя еще больше обгрызть или нарисовать на башке человека?

– Рисуй человека. Только без перьев. Равняй вдохновение на шрам.

– Могу настрогать по вискам перламутр.

– Перламутра не надо. Просто доверься природе.

– Желаешь совсем без фантазий?

– Представь себе, будто он – это он, а потом извлеки его из него – вот и все.

Миша с заданием справился. Принимая готовый продукт, Наталья его похвалила:

– Малыш, ты кудесник. Коли ночью его украдут, я привяжу тебя шеей к столбу, а ножонками к бамперу. Буду тянуть до тех пор, пока ты не вырастешь в дылду.

Миша расплылся в улыбке:

– А потом эта дылда вас всех отдолдонит.

– Тоже бисексуал? – спросил я Наталью.

– Кто ж его пробовал! По мне – так бессексуал…

Покончив и с шопингом, мы вернулись домой, приняли душ, переоделись в обновки и, заскочив в цветочный на “Баррикадной”, поехали на прием. Жанна спешила. Едва мы покинули очертания города, она наподдала газу и сбросила скорость только на въезде в какой-то элитный поселок, где наш “фольксваген” уперся в шлагбаум. Мы подождали, пока охранник сверит номер машины со списком гостей.

– До сих пор ты видел в Москве не Москву, а ее дешевое общежитие. Чтобы увидеть Москву настоящую, надо сбежать от нее километров за двадцать.

На лужайке перед особняком толпился народ, назвать который народом язык как-то не поворачивался.

– Добро пожаловать в столицу, – сказала Жанна. – За границей когда-нибудь был? Считай, ты ее пересек.

– Здесь мы все заступили границу. – Какой-то старик с мясистым лицом вырос у нас за спиной и виновато представился: – Кортаханов, актер.

Даже услышав его знаменитое имя, я его не узнал. Вместо привычной синевы, чьи лучи пробивались в российские нулевые еще из советских семидесятых, вне экрана глаза его отливали слезливой желтушностью, наводившей на мысль о запорах.

– Андрюша-хандрюша! – обняла его Жанна. – Рада видеть тебя. Как дела?

– Как у того, кого больше нет.

– Ну-ну! Перестань. Ты еще дашь нам всем жару.

– Скорее дам дуба. Я старый никчемный фигляр.

– Это пока ты не выпил. Иди накати и расправь свои крылья.

– Мы все заступили границу. Только вы – на сегодня, а я – навсегда.

– Удивительно, что он еще где-то снимается, – шепнула мне Жанна, обнаружив на плече у меня невидимую соринку. – Проще корчить рожи слоновьими ягодицами, чем работать таким вот лицом. Пойдем, пока этот нюня не залил нас слезами.

Вслед за актером я был представлен двум смешливым банкирам и их трем супругам, две из которых приходились друг другу сестрами, а третья сперва доводилась женой плюгавому кинопродюсеру, который был тут как тут, непрестанно дымил толстой трубкой и отличался нахальной манерой поводить раскрытой ладонью у дам перед грудью. Когда слово брал кто-то другой, продюсер играл желваками, сыпал пепел на платья и кашлял в лицо своим женам, благо их обнаружилось здесь тоже две. Его новая благоверная была старше предшественницы лет на пятнадцать и не поленилась прихватить их с собой, из чего я заключил, что дела у банкира двинулись в гору, в то время как компас продюсера вперился стрелкой на юг.

После богемы и воротил пошли зубры: замминистра ВД с застарелой одышкой и пудом копченого сала на влажном загривке; генерал-депутат, год назад называемый президентским преемником, а теперь очевидно взыскующий дружбы с друзьями преемника; олигарх с гражданством трех стран, взыскующий дружбы генерал-депутата и обращавшийся к милицейскому чину строго по имени-отчеству (тот между тем говорил ему “ты” и упорно не слышал вопросов). С ними в кругу пребывала младая особа, чья внешность вызывала беспокойные аналогии то ли с монашкой, то ли с развратным подростком. Про нее Жанна знала немного:

– Главная девственница тусовки. Торговала ей минимум трижды.

– Чем?

– Девственностью. Здесь ведь важно не сколько раз, а кому предлагаешь товар. Есть покупатели, которым нельзя навязать секонд-хенд. Даже если он уже и не секонд, им подавай только самое свежее. Остается его подлатать, получив за старания мзду. Это как с новым искусством: купили мазню по цене Пикассо – мазню объявляют шедевром.

– И кому продавалась эта порочная дева?

– Удобней об этом не знать. Лучше – трижды не знать. Уж на что я девушка информированная, а понятия не имею… Пойдем, покажу тебе дом.

Особняк состоял из двух этажей, мансарды в два уровня и двухъярусного подвала. Над энергетикой здания потрудился гранд-мастер фэн-шуй, обеспечивший дому благотворение сфер и земную защиту от сглаза. Двенадцать спален на двадцать четыре персоны, два зала, две трапезные, пара бильярдных и два небольших кинотеатра – владелец явно жаловал чет. Я поделился с Жанной догадкой, она засмеялась:

– Считай оговоркой по Фрейду.

– Двойная жизнь?

– Здесь у каждой подметки двойное дно. А у каждого дна – два поддона.

– Чем еще вдохновишь?

– Красотою. Здесь очень красиво.

С торца постройки был пруд. Мы взошли на пешеходный мостик, вытянутый дугой над извивом водного рукава. Под ногами плескалась форель. Вдали колыхала ветвями дубрава. Небо было синим-пресиним, словно выписанным по каталогу из карибской лагуны. Громко и слаженно, как по шпаргалке, чирикали птицы в этом вполне рукотворном раю.

Разбросанные по лужайке беседки заполнялись людьми. Сделав крюк, мы обогнули дом и вышли к бассейну с раздвижной крышей, присели за барную стойку и заказали по вермуту. Из зала первого этажа донеслось: “раз, два, три”, – потом сытый голос откашлялся, бухнув в динамики, и зашепелявил:

– Шла Маша по шоссе и сосала сушку. Подсуши сушку, Витек, и убери чмок на свистящих. Шла Машаня по шоссе и сосала, сошка, сушку… Вроде лучше. Топи кнопки, перекур.

– Вот увидишь, тебе здесь понравится, – заверила Жанна. – Представь, что идешь на охоту на крупного зверя.

– Сам на прицеле, – я указал на жужжащие камеры по углам. – Да и охранников здесь – по рукаву на пиджак.

– Дурости разбогатевших мужланов. Марклен делает вид, что воюет с Байдачным, а тот притворяется, будто мечтает его огорчить. Оттого Мизандаров встречает гостей в одиночестве. Жена и дочка, по слухам, прячутся где-то в Италии, откуда прислали бочонок вина. Только война эта – понт. Вот припрется сегодня Байдачный с подарком, станут водку кружками жрать, а потом опять побратаются. Не те уже времена. У нынешних боссов кровь вызывает не месть, а изжогу.