Авраам Иегошуа - Возвращение из Индии Страница 36

После того, как я тщательно вымыл руки и со всей возможной тщательностью соорудил подобие небольшой хирургической маски, я быстро вернулся к своему медицинскому набору, чтобы собрать все необходимое для переливания крови, которое я решил провести по правилам для срочных процедур согласно требованиям «Маген Давид Адом»,[2] где я работал ночным стажером, будучи студентом медицинской школы. Иначе говоря, прямое переливание крови, где я в состоянии руководить процессом. Я попросил Лазара сдвинуть вместе две кровати, а двух женщин — лечь рядом бок о бок, и Лазар помог мне снять с них обувь и расстегнуть пояса. Я измерил им кровяное давление (оно у обеих оказалось удовлетворительным — сто тридцать на восемьдесят) и попросил жену Лазара, которая иронически поглядывала на меня, чтобы она сняла свои очки.

— Это еще зачем? — изумленно спросила она. — Это важно?

— Это совсем не важно, — ответил я раздраженно. — Мне кажется, так вам будет удобнее.

И без дальнейших объяснений нащупал у Эйнат вену, после чего достал миниатюрный набор для переливания. Когда игла вошла в нее, Эйнат издала короткий крик боли, и я тут же успокаивающе погладил ее по голове, извиняясь, хотя и знал, что из-за хрупкости ее сложения и состояния кожного покрова боль была неизбежна. Я перебросил шланг через настольную лампу, стоявшую между двумя кроватями, и начал искать вену на руке матери, которая тонула в ее пухлой плоти. Обернув резиновый жгут, я затянул его, не почувствовав никакого исходящего от нее страха, быстрым и легким движением ввел иглу, не причинив ей ни малейшей боли. И в то время как кровь стала медленно уходить из ее вены, она, улыбаясь, начала непринужденно шутить, чуть поддразнивая меня.

Я спросил Лазара, который бродил вокруг меня, похожий вовсе не на директора больницы, в которой днем и ночью производились сложнейшие операции, а на самого обыкновенного испуганного мужа и отца, не может ли он чуть-чуть приподнять свою жену и подпереть ее спину подушкой, чтобы кровь безостановочно текла от матери к дочери согласно закону сообщающихся сосудов. Прическа его жены совсем растрепалась, частично закрывая ее лицо. Она пыталась подбодрить свою дочь, которая лежала, закрыв глаза, с выражением боли на лице, как если бы кровь, переливавшаяся в нее, причиняла ей боль. Стояла полная тишина. Лазар замер, не сводя с меня глаз и контролируя каждое мое движение со смешанным выражением тревоги и подозрения.

— Заметили ли вы, сколько крови уже прошло? — внезапно спросил он шепотом. Я покивал.

Я знал, что он фиксирует в своей памяти все, что я делаю, и от его острого взгляда не ускользнула ни одна деталь, а когда мы окажемся дома, он, не жалея времени, начнет расспрашивать всех — начиная от Хишина и кончая последним из подчиненных ему профессоров, — было ли на самом деле так уж необходимо производить переливание крови столь срочно — настолько, что пришлось отменить вылет. Но я был спокоен и уверен в своей правоте и готов был не только доказать любому из профессоров больницы совершенную необходимость срочного переливания крови, но и потребовать должного уважения к себе за точность моего диагноза и проявленную профессиональную ответственность в критических обстоятельствах. Им нужен был «идеальный человек» для этого путешествия… внезапно я почувствовал, как огромная волна гордости поднимается во мне. Так вот — они его получили!

После процедуры, во время которой Эйнат получила примерно четыреста кубиков материнской крови, я приложил ватный тампон со спиртом к руке Дори, некоторое время подержав ее так. Снова она мне улыбнулась — и необычной какой-то показалась мне эта улыбка. И если бы не торопливость, с которой Лазар, совершенно бессмысленно, схватил резиновую трубку, ни единой капли крови не вылилось бы из вены. Но он не проявил должного умения, и несколько капель крови его жены попали на мою одежду.

— Ничего, ничего… — сказал я и разъединил все части прибора для переливания крови, вынув в конце процедуры иглу из запястья больной, которая тихо дремала, — мне хотелось, чтобы эта дремота естественным образом перетекла в нормальный сон.

Подойдя к окну, я задернул шторы, погрузив комнату в полумрак. И, замерев, полностью насладился мгновением счастья, охватившим меня.

— Ну, а теперь нам надо отдохнуть, — сказал я, обращаясь ко всем сразу. — Особенно вам, Дори.

И, сказав это, я покраснел. Потому что впервые с начала путешествия я обратился к ней так же, как обращался к ней муж. Но оба они добродушно рассмеялись, а Лазар, кроме всего, доверительно обнял меня.

— Вам тоже не мешало бы отдохнуть, — сказал он, но я был в боевом настроении, я был полон жизненных сил, как если бы это мне сделали переливание крови. Я уложил все инструменты в рюкзак и отнес все во вторую комнату, а поскольку я уже знал, что эта супружеская пара постоянно голодна, я решил взглянуть на нашу больную, пока они будут ужинать, а затем, если все будет хорошо, я спущусь вниз, чтобы быстро поесть и, если получится, заглянуть в ближайший музей.

Но вообще-то я понимал, что ни в какой музей я не попаду. И не пойду. Потому что совсем рядом был великий Ганг, и многочисленные ступени, ведущие к пустынным, заброшенным, таинственным, темно-коричневым замкам, которые мне так и не удалось повидать, манили меня. После позднего ужина, съеденного в одиночестве в гостиничном ресторане, ободренный явными признаками улучшения у Эйнат, которая, после того как исчезли последние свидетельства недавней процедуры, проснулась и даже попробовала пожевать что-то из принесенного ее родителями, я позволил себе совершить вылазку к реке еще до наступления темноты. Теплый мелкий дождь просеивался сквозь воздух, и смрад от города возносился ввысь, подобно фимиаму. Кто поверит, что я снова вернусь сюда, размышлял я, пока шел по узким аллеям сквозь неутомимые и бесконечные толпы. Я пришел на берег реки, который, невзирая на дождь, был полон купальщиков, и нанял лодку, попросив лодочника отвезти меня к южному причалу, откуда удобнее было разглядывать огромные крепости на другом берегу.

Сумеречный воздух стелился над рекой, но я был не в состоянии проникнуться этой таинственностью. Я все еще переживал то, что с нами случилось, — наши споры с Лазаром насчет аэропорта, внезапный обморок Эйнат. Похоже было, думал я, что мне удалось заинтересовать их, удалось впечатлить, и когда мы вернемся в Израиль, то, как намекал ехидный профессор Хишин, Лазар вполне будет в состоянии помочь мне остаться в больнице. Но вскоре я понял, что мои мысли занимает вовсе не Лазар, а его жена, женщина, которая не могла оставаться одна. И окончательный анализ событий гласил: оказалось большой удачей то, что она поехала с нами, — как иначе я нашел бы подходящего донора в этой вечной толпе? И кто помог бы мне склонить Лазара к тому, чтобы прервать путешествие.

Освещенный баркас, шедший за нами, нагонял волну, и наша маленькая лодка подпрыгивала и кренилась. Я с нежностью начал думать об Эйнат. Как печален для нее должен быть подобный конец путешествия, которое, похоже, было не просто путешествием, но маленькой революцией, а еще точнее, попыткой бегства. И тогда в приглашении Лазаров присоединиться к ним не проглядывает ли замаскированное намерение познакомить их дочь с молодым доктором, «идеальным парнем»? Она была моложе меня всего на четыре года, но выглядела потерявшимся ребенком; кстати, почему она не доучилась хотя бы до первой академической степени, до В. А.?

Гребец призвал меня обратить внимание на пристань, которую мы миновали. Похоже, он заметил, что мысли мои заняты чем-то другим. Я улыбкой поблагодарил его и посмотрел вверх, где уходили в небо коричневые стены храма. «Вишванат, — мягко произнес я… — Вишванат…» Лицо лодочника просветлело, и немедленно он сомкнул ладони, поднеся их к груди знакомым жестом. «Намасте, — сказал он. — Намасте…» Но магия уже рассеялась, и в заключительном периоде нашего путешествия к пристаням, когда мы вернулись на берег, я не стал мешкать, а поспешил обратно в гостиницу, остановившись только у маленькой телефонной будки, возле которой сгрудилось несколько паломников. К моему удивлению, я с первого раза дозвонился до родителей, для чего им пришлось проснуться при звуке моего голоса в трубке, — похоже, мое сообщение о том, что мы уже находимся на пути домой очень их обрадовало. Да, все прошло благополучно. Подробности? Я коротко пересказал им суть произошедшего за эти дни.

Из-за двери нашей комнаты я слышал низкие голоса, и когда я вошел, то застал родителей Эйнат, сидящих на плетеных, пурпурного цвета креслах, спорящих с моей пациенткой, которая сидела на кровати очень желтая, но окончательно пришедшая в себя. Лазар находился в прекрасном расположении духа после напряженных, но успешных усилий, принесших ему четыре билета на самолет до Нью-Дели на следующую ночь. Он также был преисполнен надежды на то, что сможет поменять рейс из Нью-Дели до Рима, который мы пропустили из-за остановки в Варанаси, таким образом, чтобы, успев на рейс компании «Эль-Аль», мы оказались бы дома в пятницу. И наконец-то я понял причину нашей гонки и спешки. У него была назначена встреча с делегацией важных пожертвователей из-за границы, которых он уговорил подарить воскресное утро нашей больнице.