Андрей Ветер - ДАЛЁКИЙ ВЫСТРЕЛ Страница 36

– Завтра мы уезжаем, – сказал он жене хмуро, – складывайте вещи.

В тот же день он обнаружил примерно в миле от дома, где ручей нёс хрустальные воды по густо заросшей лощине, следы лошадей и брошенные старые мокасины. По отделке обуви он понял, что это был отряд Шайенов. Это не обеспокоило бы его, хоть отряд и состоял из шести человек, но по следам краски на ветке орешника, которая, должно быть, зацепилась за чье-то голое тело, он понял, что отряд был военным. Это меняло все дело.

Бак прискакал к дому и велел жене и дочери какое-то время не покидать жилище. Деревянные стены надёжнее брезентового покрытия фургона.

– Я скоро вернусь, – сказал он, ничего не поясняя, и умчался.

Наступила ночь, и всё погрузилось в непроглядную тьму. Чувство незащищённости по ночам обострялось у Джессики особенно. Рёв зверей в лесной чаще, свист ветра, шуршание травы наводили на неё непреодолимый ужас. Только спокойное дыхание мужа обычно убеждало, что опасности не было. Она привыкла следить за ним, как за барометром. Но в ту ночь он не вернулся.

Джессика взобралась на кровать с ногами, не раздевшись, обняв ружьё одной рукой и прильнувшую к ней дочь другой, и смотрела на дверь. Ей чудилось, что за стенами дома собираются в огромную безжалостную стаю звери и дикари. Она слышала хруст гравия под чьими-то ногами, храп лошадей в загоне. Внезапно наступила пронзительная тишина, от которой Лола и мать мгновенно похолодели. Затем заржали лошади, раздался громкий рык и безумный крик, который нельзя было отнести ни к одному живому существу. Постепенно крик принял форму изорванного лошадиного ржания.

Джессика поняла, что готова умереть с минуты на минуту. Сердце её прыгало по всему телу, колотилось в затылок и глаза. Возможно, лишь присутствие не менее перепуганной дочери не позволило ей лишиться чувств.

Когда топот утих, перестали трещать прутья загона за стенами, женщина отчетливо различила чавканье и ворчание. Кто-то долго и страшно ел возле самых стен дома. Затем донёсся жуткий вой волка.

Утром Джессика очнулась, уложила поудобнее спящую Лолу и выглянула в окно. Одна из стен загона была опрокинута и растоптана. В большой луже крови лежал, облепленный мошкарой, хорошо объеденный каркас коня. Чёрные куски мяса клочьями висели на рёбрах. Другие лошади разбежались.

– Где же ты, мой муж? – заплакала Джессика, не подозревая даже, сколько других женщин на бескрайних равнинах задавали изо дня в день точно такой же вопрос. – Что теперь станет с нами?

Сознание собственной ничтожности и подвластности обстоятельствам подняли в её душе волну жгучей обиды и горечи. Из прелестного существа, окружённого лаской и вниманием, беспощадная судьба превратила её в жалкого птенца, брошенного на пожирание зверью. Для чего? Неужели это расплата за грехи?

Днём она видела двух волков, которые трусцой направлялись к останкам задранного коня. Она выстрелила в хищников и с радостью обнаружила, что они пустились наутёк.

Ночью они вернулись. Вероятно, их было больше двух. Они выли прямо под дверью. Слышалась ожесточенная грызня возле обглоданного конского трупа, рычание, клацание зубов. Джессика гладила дрожащей рукой Лолу по голове и что-то бессмысленно говорила. Голос её срывался, переходил с шёпота на истеричный полукрик. Девочка, как и мать, не отрывала глаз от двери, возле которой шуршала под когтями волка земля. В горле Джесс пересохло, как только она поняла, что хищник рыл землю лапами. В щель под дверью прорывалось настойчивое сопение. Вот уже появился нос волка, десна под вздёрнутой губой, мокрые клыки…

Джессика вздрогнула и отогнала видение прочь, однако исчезла лишь пасть хищника, сопение зверя и звук скребущихся когтей остались. Это происходило наяву. Джессика схватила ружьё и бросилась к окну. Приоткрыв ставни, она высунула ствол наружу, направила его сверху вниз прямо в сторону двери и тут же выстрелила. Комната наполнилась пороховой вонью. За стеной громко заскулило и тяжело забилось о землю. Шелест травы сказал, что остальные волки убежали.

Утром Джессика слегка приоткрыла дверь и в щель увидела неподвижное косматое тело с разорванным брюхом. Волк лежал футах в пяти от дома, куда он сумел отползти. Вокруг была набрызгана кровь.

Опасения Эллисона насчёт военного отряда оказались не лишёнными оснований. Проехав по следам милю-другую, он обнаружил на пологом склоне среди деревьев шестерых индейцев: трёх Арапахов и трёх Шайенов. Они сидели вокруг костра, оголённые до пояса, покрытые слоем краски на плечах, руках и лицах. Отряд проводил окуривание магической травой. Это означало, что дикари уже были готовы к нападению. Они приводили себя в полное соответствие с требованием военной тропы. На случай смерти, они должны были выглядеть торжественно (перья в волосах, украшения и амулеты, священная раскраска на теле) перед лицом невидимых жителей Неба. Но так как Бак знал, что поблизости не было никого, кроме его семьи, то совершить набег индейцы собирались именно на его дом. Привыкший к разного рода неожиданностям, Бак решил действовать быстро и нагло. Он беззвучно поднял «винчестер». Отчётливо виднелись три широкоскулых молодых лица Арапахов и затылки Шайенов. На индейцах плясали густые тени листвы и подрагивали солнечные пятна. Бак взял на прицел центрального Арапаха и потянул спусковой крючок. Под грохот выстрела индеец откинулся навзничь. Его сосед покатился по земле после мгновенно прозвучавшего второго выстрела, хватаясь за грудь. Третий Арапах застыл на месте с дымящимся пучком травы в руках. Шайены рассыпались в траве, жирной краской вспыхивая на солнце. Арапах бросился бегом к стоящим неподалёку мустангам, виляя между стволами деревьев. Бак выстрелил в него, но пуля не попала в цель, с визгом оторвав кусок коры над головой дикаря. Эллисон пустил коня во всю прыть прямо на индейцев. Они уже подскакивали верхом и разлетались в разные стороны, но не прошло и минуты, как они развернулись и помчались на него, крича и держа стрелы наготове. Очередной выстрел свалил кого-то из индейцев с коня. Тотчас редкое облачко дыма распустилось над одним из дикарей. Пуля прожужжала высоко в листве, не причинив белому человеку вреда. Однако в следующую секунду лошадь Эллисона споткнулась, и он кувырком полетел в траву. Рассекая клубы пыли, воткнулась в землю стрела, рядом другая. Бак ответил выстрелом, но поторопился и не попал ни в кого. Его лошадь уже стояла на ногах, и сквозь ноги её он видел обнажённых всадников, гнавших своих косматых пони к нему. Бак стремительно поднялся, чтобы прыгнуть в седло. Одновременно с его рывком лошадь дёрнулась, громыхнуло индейское ружьё. Животное осело, мотая головой и хрипя. Бак успел откатиться, чтобы тяжёлое тело кобылы не придавило его. Он выстрелил наугад, и Шайены придержали коней. Они находились совсем близко. Бак прицелился и свалил ближайшего воина, ранив его в живот. Индеец перевернулся, поднялся на ноги, качнулся и упал. На его раскрашенном лице Бак прочитал удивление. На это он и делал ставку. Индейцы должны были растеряться, должны были отказаться от драки, потому что они уже проиграли. Зная веру краснокожих в чудеса, Эллисон рассчитывал, что храбрые уедут, решив, что их белый противник охраняется сильным талисманом. Однако два оставшихся Шайена не уехали совсем. Они остановились на безопасном расстоянии, спрыгнули на землю, сели на корточки и стали следить за Баком. Он выпрямился. Шагах в шести от него шевелился раненый Шайен. На вздувшихся мышцах его спины, покрытых краской, налипли хвоя и травинки. Бак огляделся и тут услышал выстрел. Сильный удар в левое плечо сбил его с ног. Он не видел стрелявшего. Должно быть, это пришёл в себя один из тех, кого он посчитал за мёртвого. Сквозь траву, повернув голову, Бак различил направившихся к нему двух Шайенов. Среди деревьев стояла согнутая фигура Арапаха, оперевшаяся всем корпусом о старинное длинноствольное ружьё. Верховые индейцы быстро приближались. Вот уже белки глаз стали видны, слышно, как длинные косы с вплетёнными в них бусами постукивали об ожерелья из медвежьих клыков. Один из воинов спрыгнул на землю, держа в руке лук, и шагнул к поверженному Бледнолицему, намереваясь притронуться к нему. Многие обычаи степных племён ушли в прошлое, но давняя традиция дотрагиваться до противника в бою, чтобы заработать славу, осталась. Шайен нагнулся, и Эллисон спустил курок, всаживая последнюю пулю в горло дикаря. Брызнула кровь, пачкая широкое белое перо, лопнула кожа. Индейца отшвырнуло. Эллисон издал подобие смешка, обрадовавшись своему манёвру. Второй Шайен издал пронзительный крик, в котором негодование слилось воедино с потрясением. Он взмахнул топориком и саданул им по голове белого человека. Эллисон не успел издать ни звука и упал на спину. Кровь залила ему лицо. Шайен объехал вокруг несколько раз, низко свесившись с пони, затем быстро слез, подбежал к странному Бледнолицему, опустился на колени и умело положил его лицом к земле, как переворачивали его далекие предки поверженных врагов, заслуживших уважение в бою. Затем индеец сел на коня и поскакал к двум израненным товарищам.