Рубен Гальего - Я сижу на берегу Страница 36

Они дружили, дружили по–настоящему. Если кто–нибудь из новеньких, не разобравшись еще в детдомовской иерархии, начинал дразнить Федьку, Федька терпеливо сносил все оскорбления. Он уходил от обидчика, он боялся. Вечером Федька подходил к Мише, оттаскивал его коляску в сторону и долго жаловался на плохую жизнь. Миша терпеливо выслушивал Федьку, Миша принимал меры. Миша не делал ничего особенного, Миша разговаривал с новеньким, угощал его сигаретами. Миша считал, что все конфликты можно разрешить словами. Если не получалось объяснить новенькому, что он не прав, Миша огорчался. Впрочем, в этом случае новенький огорчался тоже, но чуть позже.

«Тот, кто тронет Федю пальцем, – будет иметь дело со мной», – часто повторял Миша. Никто не смеялся.

Миша боялся тараканов. Я – нет. Чего их бояться? Тараканы не кусаются. Тараканы никого не кусают, они насекомые безобидные.

Тараканы едят все. Тараканы могут есть хлебные крошки, картофельные очистки и даже бумагу. Человеческую кожу они тоже могут есть. Если человек не шевелится, если он неподвижен абсолютно, тараканы могут есть его кожу. Заживо. Через час–другой таракан добирается до плоти человека и продолжает есть. Таракану все равно что есть. Наверное, мясо живого человека им нравится больше, чем бумага. Согнать таракана легко. Нужно всего лишь поднять руку. Миша не может поднять руку. По ночам его иногда едят тараканы. Это очень больно.

Ночь. Темно. Очень темно. Я просыпаюсь от Мишиного стона. Миша очень редко стонет. Он очень сильный человек. Он самый сильный из всех, кого я когда–либо встречал и, может быть, из всех, кого когда–либо встречу.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Вообще–то вопрос глупый. И так ясно, что ничего не происходит. Если бы что–нибудь происходило, Миша бы мне сказал. Если не говорит – значит, все в порядке. Значит, у Миши все хорошо. Даже если он стонет. Миша повторяет мне это снова и снова, но я снова и снова спрашиваю его, как дурак: «Тебе что–нибудь нужно, я могу что–нибудь для тебя сделать?» Каждый раз, когда я спрашиваю об этом, Миша смеется. «Ты дурак, Рубен, – говорит он, – ты самый настоящий дурак. Неужели так трудно запомнить? Если я не прошу о помощи, значит, мне ничего не нужно!» Не знаю. Я ни в чем не уверен. Наверное, я действительно очень глуп, если не могу запомнить таких простых вещей.

На этот раз Миша не смеется. На этот раз он стонет тихонько и просит:

– Рубен, сгони таракана. Пожалуйста.

Миша очень редко стонет. Но это глупое, никому не нужное слово –”пожалуйста» – он говорит еще реже. За три года он сказал мне «пожалуйста» два раза. Нянечкам он говорит «пожалуйста» по двадцать раз за день. Ну и что? Нянечки не в счет. Нянечкам надо всегда говорить «спасибо» и «пожалуйста». Нас так учили в школе.

Я медленно переползаю с кровати на коляску. Миша перестает стонать. Миша прекрасно понимает, что если я упаду с кровати, ему придется ждать помощи дольше. Если я упаду с кровати, ему придется ждать, пока я выползу из комнаты и попрошу помощи.

Еще одно усилие – я в коляске. Пару раз толкаю колеса, подножка коляски несильно стукается в металлическую ножку Мишиной кровати. Миша вздыхает. Я понимаю, что таракан убежал. Так легко согнать таракана.

Подъезжаю к двери нашей комнаты, включаю свет. Перегибаюсь через подлокотник моей коляски, правой рукой приподнимаю край Мишиного одеяла. У основания большого пальца правой ноги Миши вижу капельку крови.

– Спасибо, – говорит мне Миша.

Его голос уже не дрожит, он говорит уверенно.

– Ты дурак, Миша, – отвечаю я. – Сам же учил меня, что слова «спасибо» и «пожалуйста» не имеют никакого смысла.

– Заткнись, – говорит мне Миша.

Я вижу, что он не притворяется. Он действительно сердит на себя самого за слабость. Он не должен был стонать. Он не хотел будить меня ночью. Я не сержусь на Мишу за грубость. Он прав. Не вовремя я напомнил ему о логике.

На следующий день, вечером, Миша лежит на кровати. Миша лежит на кровати, его голова почти свисает с края. Он смотрит на пол. Миша смотрит на пол и дует.

Я выписываю в тетрадку неправильные английские глаголы. Я пишу и одновременно слушаю голос диктора с пластинки. Четкий голос рассказывает мне на чистом английском языке про Москву. Диктор уверен, что Москва – самый красивый город в мире. В Москве много музеев и театров. Московские театры – лучшие в мире. Все московское – лучшее в мире. Даже театры.

– Что ты делаешь?

Миша не отвечает. Миша очень умный парень. Если ему нечего ответить, он просто молчит. Не всегда понятно, почему он молчит, но на этот раз я понимаю его.

– Миша, что ты делаешь?

Я откладываю тетрадку с ручкой, подъезжаю к Мишиной кровати.

Миша не хочет смотреть на меня. Миша делает вид, что изучает доски пола. Он смотрит на пол очень внимательно и молчит. Молчать Миша может долго. Я тоже могу долго молчать.

– Понимаешь, Рубен, я дую на пол.

– Понятно. Это, наверное, очень рационально, дуть на пол. Знаешь, Миша, дуть на пол гораздо рациональнее, чем на потолок. Если дуть на потолок, поток воздуха может не достичь цели. Дуть на пол гораздо разумнее. Пол ближе. Только вот я, дурак, не могу понять тайного смысла процесса. Ты заклинаешь змей? Или черепах? Слушай, что разумнее: заклинать несуществующих змей или все–таки черепах? Представь, ты дуешь на черепаху, она высовывает голову из панциря, дуешь еще раз – прячется. Бешеные сборы. Но черепахи не ядовиты. Публика будет недовольна. Придется убеждать всех в том, что ты заклинаешь особенную, ядовитую, черепаху.

– Заткнись.

Миша знает, что говорить я могу бесконечно. Миша останавливает меня, ему неприятно. Миша понимает, что я прав, ему обидно, но остановить меня трудно.

– Тебе, Рубен, легко рассуждать. Тебя тараканы не кусают.

У меня хватает ума не острить в очередной раз. Я молчу.

– Смотри, – начинает Миша. – Нашу комнату условно можно разделить на зону «А», где стоит моя кровать, и зону «Б», где стоит обеденный стол.

– Но в зоне «Б» стоит и моя кровать, – вмешиваюсь я.

– Это не важно. Твоя кровать значения не имеет. Тебя тараканы не едят. Не перебивай. Таракану выгодно находиться в зоне «Б». Если он перебегает в зону «А», есть ему здесь нечего, он грызет мою ногу. Я дую на тараканов всякий раз, когда они пытаются перебежать промежуток между обеденным столом и моей кроватью. Теперь понятно?

– Теперь понятно. Один вопрос: а ночью они из зоны в зону не бегают? Или ночью ты тоже на пол дуешь?

– И ночью дую.

Мне становится плохо. Я знаю, что Мише и без того трудно засыпать по ночам. Теперь он должен думать еще и о тараканах. Я беру стеклянную банку. Это большая стеклянная банка. Беру вилкой кусок сала, тщательно натираю стенки банки изнутри. Наливаю в банку немного подсолнечного масла. Наклоняю банку и также тщательно стараюсь распределить масло по всей внутренней поверхности банки. Жду. Пока масло засохнет, ждать надо два часа. Еще раз смазываю банку изнутри салом, потом опять маслом.

Миша молчит. Все полдня, пока я вожусь с банкой, Миша молчит. Я не могу молчать так долго. Я не такой терпеливый, как Миша.

– Видишь, Миша, – говорю я, – ловушка готова.

– Она не сработает.

– Журнал «Наука и жизнь». Там люди спорили о тараканах. Победил ученый, кажется, биолог. Если все сделать правильно, должно сработать.

Я кладу на дно банки кусочек лука.

– Почему лук? – спрашивает Миша.

– Запах. Они на запах идут.

Наутро Миша мрачно смотрит на банку.

– Миша, – говорю я, – ты не волнуйся. Первый таракан попадется на третий или четвертый день.

Два дня мы ждем. Два дня банка остается пустой. На третий день утром в банке оказывается таракан.

Я заглядываю в банку.

– Миша, таракан большой, это хорошо.

– Один таракан в три дня – это не слишком быстро? Так ты за пару тысяч лет всех тараканов переловишь.

– Но он большой.

– Какая разница? Ты его на мясо собираешься откармливать?

– Нет. Один таракан в три дня – это очень медленно. Но если подумать, сколько раз за ночь он успел бы перебежать черту между столом и кроватью…

Миша молчит. Когда я прав, Миша не спорит. Он никогда не спорит только для спора. Я не такой, как Миша. Мне не терпится доказать, что прав именно я.

– Но один таракан – это только начало. Когда один попадется, остальные толпой полезут. Ты про феромоны что знаешь?

– Ничего.

Если Миша чего–нибудь не знает, он не расстраивается. Миша уверен, что все, что ему надо знать, он знает. Все, чего он не знает, лишнее.

– Так что там с феромонами?

– Тараканы выделяют запах, другие тараканы на него идут. Теперь они толпой в банку повалят.

– А не наоборот? Ему же в банке плохо. Значит, он кричит этими самыми феромонами, что ему плохо. Они от банки и побегут. Если волк в капкан попадет, он выть станет, другие волки разбегутся.