Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник) Страница 36

И тоскливо стало ему и противно до того, что он даже сделал попытку уговорить меня, с одной стороны, автора, с другой – персонажа, не писать больше «рассказы о коммунистах» и поэму, но я резко возразил ему, что выполняю свой писательский долг, ибо эти рассказы уже обещаны, и не какому-нибудь одиозному изданию, а журналу «Знамя», некогда органу Союза писателей СССР, ежемесячному литературно-художественному и общественно-политическому изданию, выходящему с 1931 года.

– Да только вряд ли они всю эту белиберду напечатают, – сказал философ, и мы с ним достигли консенсуса.

Ибо он понял, что я в интересах истины и справедливости просто обязан скупо описать, как в сказке, третью и, скорей всего, наиболее значительную из его попыток еще лучше изучить, еще больше понять и полюбить, если можно, родную советскую землю.

Что я и делаю. Деидеологизированный перестройкой, обозленный свободой, данной на территории СССР империалистам, подумывающий о том, не вступить ли ему в общество «Память» либо в партию анархо-синдикалистов, философ пошел к красной Кремлевской стене со стороны Александровского сада и поднялся на цыпочки.

Но велика красная Кремлевская стена, и акт этот – «поднимания на цыпочках», акт априорно бессмысленный, с «достоевщинкой», был очередной вехой философа на его пути в геенну нигилизма, экстремизма и безверия.

И он тогда, подсмеиваясь и бормоча себе под нос матерные русские слова, прильнул к имеющейся в красной Кремлевской стене со стороны Александровского сада дырочке и принялся жадно подглядывать, что это там теперь творится в Кремле, кто победит: Ельцин? Лигачев? Горбачев? Да и воюют ли они? Может, они, наоборот, друзья не разлей вода?

И – вздрогнул внезапно, ибо на плечо ему легла тяжелая, крепкая, сильная, но одновременно добрая длань.

Философ вздрогнул и даже тихонечко пукнул, полагая, что на этот-то раз ему уже точно придет окончательный конец – поражение в правах, исправительно-трудовое учреждение в Мордовской АССР, а жена найдет себе другого...

И Голос он вдруг услышал, философ, человек, чуть было не поглощенный хладной пучиной безверия, энтропии и денудации! Голос, показавшийся ему знакомым с детства:

– Не волнуйтесь и не пукайте, товарищи! Мы, коммунисты, теперь доверяем всем нашим советским людям. Мрачные времена Сталина, Берии, волюнтаризма и брежневщины безвозвратно канули в прошлое! Советский народ, избавившись от тоталитаризма, теперь уверенно глядит в будущее! Обернитесь, товарищ, и мы обсудим с вами все ваши проблемы по лучшему изучению родной советской земли с целью еще большего ее понимания и более крепкой любви к ней, если можно!

Философ, весь белый от ужаса, боялся разворачиваться, но потом все же решился и сделал это.

И лицо его озарилось тихим неземным сиянием. Я знаю, я читал: кажется, такой конец рассказа называется «открытым финалом».

Она пьяна, бесстыжа, смята.Во сне бормочет: «Мужика!»Ее лицо по-детски свято.Душа печальна и легка.

Дорогой друг!

Что-то решил написать тебе письмо. Что-то не так легко сочиняется, как прежде, в годы застоя, когда страна катилась вниз по наклонной плоскости, намазанной идеологическим мылом. Что есть ТО, что заставляет вообще что-то писать?.. Перестройка уже пятый год, и все в стране совершенно изменилось, за исключением прежней тоски, сосущей сердце... Читаю ли журналы «Новый мир», «Наш современник», или слушаю выступления В.Распутина, Ю.Афанасьева, Собчака, Ельцина, Лигачева, Горбачева, а все что-то точит, точит, и я боюсь, что уже неспособен буду жить в том новом обществе, которое все они обещаются построить...

Отравленный многолетними миазмами идеологии, необратимо повлиявшей на мой слабый организм какого-никакого, а все-таки художника.

Вот свежий пример – сейчас вот неизвестно для чего сочинил эту «поэму и рассказы о коммунистах», хотя какое мне, собственно, дело до указанного предмета темы? Славы эти рассказы мне не прибавят и не убавят, но полагаю, что и не доставят на сей раз хлопот через казенный дом, что на площади Дзержинского. Не те времена, говорят коммунисты, а я привык им верить, какую бы чепуху они ни плели.

Верить в смысле некой охранной грамоты на неопределенный отрезок времени, который может закончиться в любой момент, а может, и закончился уже, да только мы с тобой об этом не знаем, хотя и надо бы... Сочиняю «рассказы», а думаю о другом, а именно: что мне уже перевалило с четвертого на пятый десяток, что я теперь стар, сед и лыс, что память моя слабеет с каждым днем, и я уже плохо помню вкус молдавского портвейна «Лидия», который мы с тобой любили пить в детстве.

И я – философ, и я живу на казенной даче, и у меня нежная, любящая жена, деточки, и я обременен любимой работой, и я был в Чехословакии, Финляндии, Германии, Франции, Великобритании, Испании, Италии, Польше, США, но отчего же такая тоска сосет сердце, особенно сейчас, летним вечером, когда погасло светило и тьма за окном, лишь яблоки белеют на черном да глухо бормочет за стеной чужой телевизор.

Лечь в постель, взяв в руки свежий номер прогрессивного журнала, газеты, послушать «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкую волну», радио «Свобода» – как там они оценивают изгибы и перспективы перестройки, что нового написал Юрий Кублановский, когда вернутся Аксенов, Бродский, Солженицын? Заснуть. Увидеть сон – чистое пространство, не обезображенное идеологией, изумрудного цвета траву, фонтан с писающим мальчиком – так ведь все это и наяву есть, и нужно не лениться, а просто-напросто оторвать задницу от кресла и куда-нибудь недалеко поехать, туда, где все это есть наяву, а не во сне. Или, засучив рукава, взяться всем миром и все это построить для всех?

Или пить чай с малиновым вареньем, смотреть по телевизору то, что раньше смотреть нельзя было нигде.

Свобода?

Можно наконец куда-нибудь «махнуть»... у-у, мерзкое слово! О, разоренная наша земля!

Так отчего же такая тоска?

ОТВЕЧАЮ: наверное, в этом виноваты коммунисты. А может быть, наверное, и не виноваты. Бог знает...

Лицо... по-детски свято...Душа печальна, легка...

Это странное сочинение непонятно какого жанра и содержания было напечатано в мартовском номере журнала «Знамя» за 1991 год за несколько месяцев до неудавшегося коммунистического путча, после которого КПСС взялись, было, судить, как фашистов, за преступления перед собственным народом, но из этого вышел один лишь пшик, сопровождаемый томлением духа и непонятками. Увы, последствия всего этого ощущаются до сих пор, иначе никому не пришло бы в голову цинично назвать сейчас тирана Сталина «успешным менеджером».

...нарушаются законы существования живой жизни и ее белковых тел на Земле. – См. комм. к «Накануне накануне».

Комбижир – мерзкая вонючая масса зеленоватого цвета, продававшаяся в бедных советских провинциальных магазинчиках вместо масла или даже маргарина.

СССР снова на стройке! – «СССР НА СТРОЙКЕ» – так назывался иллюстрированный журнал, выпускавшийся в 30-е годы под эгидой М.Горького. Потом это пропагандистское издание стало называться проще – «Советский Союз».

...успел разрядить всю обойму сами знаете в кого... – Знаете? А я вот до сих пор не знаю.

...да кто же они все-таки такие, коммунисты, куда идут, откуда появились на нашей земле, зачем, за что?.. – Увы, и этого я тоже не знаю, хотя честно пытался разобраться. Какой-то литкритикан нового поколения заметил тогда, что Попов-де, вместо полезного и приятного постмодернизма, борется с коммунистами, как тот подпольщик, который до сих пор пускает под откос поезда, не зная, что война давно закончилась. «Во дурак! – огорчился я. – В жизни я ни с кем не боролся, не моя это профессия. Ты Пушкина-то читал, козел?

Парки бабье лепетанье,Спящей ночи трепетанье,Жизни мышья беготня...Что тревожишь ты меня?Что ты значишь, скучный шепот?Укоризна или ропотМной утраченного дня?От меня чего ты хочешь?Ты зовешь или пророчишь?Я понять тебя хочу,Смысла я в тебе ищу...»

Мы должны верить нашим людям... – Так чего ж не верили? Кто мешал? Глядишь, верили бы, так еще лет сто продержались, народ у нас смирный, буен только во хмелю.

Кто мешал вам съездить нам по морде еще на пороге игорного дома, а? – Кто мешал, см. у Александра Солженицына, «Красное колесо».

...чета Мережковских. – Писатель Дмитрий Мережковский (1865–1941) и его жена, поэтесса Зинаида Гиппиус (1869–1945) эмигрировали в 1919 году.

...чистил зубы толченым мелом... – Зубная паста была тогда редкостью.

...клеветнически искажали действительность, идейно разоружали партию, размывали идеалы... – Например, публично сжигали перед телекамерами свои партийные билеты, радостно сообразив, что теперь за это уже ничего не будет.