Ярослав Питерский - Падшие в небеса Страница 36

— Наплевать, ведь я ей не нужен, не таких, встречала она! Понял я, что в душе ее стужа, и ближайшая оттепель не видна! — Щукин нашептывал себе под нос неожиданно пришедшее на ум четверостишье. — Ну и пусть! Не таких мы встречали!

Ну и пусть, я замкнусь навсегда! Этот день хоть и будет печален, но в дальнейшем пройдут холода!

Стихи получались мрачные и грустные. Вилор бросил ручку и отложил лист бумаги.

Он сидел за столом в своем кабинете, подперев голову руками, думал. «Дед. Лидия. Виктория. Этот мерзавец Скрябин. Господи! Я собрался его убить! Нет. Я не могу подписать человеку смертный приговор! Нет, ерунда! Без этого нельзя. Или я или он. А впрочем. Разве можно все мерить вот так, или да или нет. Жизнь очень категорична. Смерть как альтернатива решения проблемы. Слишком жестоко. Слишком все хрупко. Дед. Он не выживет один. Старик совсем сдал. Лидия пропала. Она исчезла. Уехала. В ее фирме говорят срочная командировка, но я чувствую, там, что-то не так. Дед, он немного отошел, после инфаркта, но все равно. Я видел в его глазах поволоку смерти. Старику недолго осталось. Как все противно! Все быстро. Еще пол года, год, два. И старик умрет. И все. Что после него останется? Кучка земли? Хм, как все противно. Он, знает, что умрет. Каково ему сейчас? Знать, что уже пришел твой черед и жить. Нет! Это тоже мука!». Вилор опустил голову и уперся лбом в крышку стола. Он закрыл глаза и зашептал: На землю грусть легла туманом. Смятенья выпали росой. За счастьем сказочным дурманом Бежал, я словно за мечтой. Манящий призрак дня удачи Маячил мне сквозь ночь беды, Проблем унылые задачи Стирали радости черты. О гравий жизненных работ, Я душу в кровь полосовал. Но верил, в разума полет — Над недоверьем острых скал.

Вилор тяжело вздохнул. Ему так не хотелось открывать глаз. Не двигаться и обессилившим вот так лежать тут на столе. Отречься от всего и всех. Одиночество могло бы и вылечить, если оно добровольное. Щукин тяжело вздохнул. «Я бесполезный человек. Который думает, что талантлив. А на самом деле, обыкновенная посредственность. Я живу мечтой. Я грежу завтрашним днем. Я верю, что впереди может все быть хорошо. Я буду удачливым драматургом. Меня оценят и поймут! А на самом деле? Кому все это нужно, что я делаю. Кому вообще нужно, что бы я был на свете. Людям все равно. Даже если я умру, кто это заметит? Дед? Лидия? Виктория? И все? И все! Пылинка, маленькая пылинка исчезну в этой громадине вселенской пустоты. А зачем? Все зачем? Зачем я появился? Кто создал меня? Бог? Но зачем ему это надо? Зачем ему нужно создавать бесполезных существ? Нет, ни я один, таких как я миллионы! Тьма! Милоны вас, нас тьмы и тьмы! Может, Блок, это имел в виду? Бессмыслие жизни? Обреченность на эту бессмысленность? Блок! Есенин? Все они это знали? Неужели все они это знали?»

Вдруг Вилор услышал непонятный шум. Словно кто-то шагал по его коридору. Шаги! Нет, это определенно были шаги! По его квартире шел человек! Вилор охватил панический страх! Кто это? Вор? Щукин вздрогнул и вскочил на ноги. Он с напряжением всматривался в пустоту коридора! Так и есть, там мелькнул силуэт человека!

— Вы не бойтесь, не бойтесь! У вас тут дверь не открыта, вот я и зашел. А то, вон дверь то не закрыта. Простите. Что вот так зашел! — говорил неизвестный из темноты. Щукин задержал дыхание от напряжения. В висках стучали удары сердца. Наконец человек появился в проеме двери комнаты. Это был мужчина. Тот самый. В нелепом длинном грязно-зеленом плаще. Массивные ботинки с резной подошвой идеально начищены. Мужчина, виновато ухмыльнулся. Вилор с удивлением и тревогой смотрел на нежданного гостя. Тот, улыбнулся. Добрый взгляд серых глаз немного успокоил Щукина. От странного человека исходила, какая-то неведомая энергия умиротворения. Доброе лицо с гладкой кожей слегка натянутой на скулах. Горбатый нос, безупречно выбритый подбородок.

— Простите меня! Но я вот зашел без приглашения. И вижу, дверь открыта. Вот и набрался смелости войти. Вы не прогоните меня? — гость сам ответил за Вилора. Тому оставалось лишь качать головой в знак согласия и гостеприимно улыбаться.

— Вновь пришел по поводу вашего деда. Павел Сергеевич, я слышал, он в больницу попал. Инфаркт? И вот я зашел справиться, как ему лучше?

— Да! Да! — растеряно ответил Вилор. — Да вы походите, садитесь! — Щукин кивнул на кресло. — Может, раздеться хотите? Жарко, наверное, летом-то в таком плаще?

— Да нет, все нормально!

— Хм, вообще-то мне дед, строго настрого приказал не общаться с вами. И вообще в дом не пускать. Он очень злой был, что вы к нему приходили. Он испугался, когда я про вас рассказал. Вы что с ним в молодости поссорились? — виновато спросил Вилор.

— Нет. Он просто злится на себя. А на мне, отыгрывается. Вот и все.

— Хм, странно как-то! Как там вас? Я уже забыл?

— Иоиль.

— Ах, да Иоиль. Вы странно как-то говорите.

— Да я вообще не говорю. Молчу, вот вас слушаю.

— Меня? Вы же зашли, ко мне в квартиру. Без спроса! Чтобы меня послушать?

— Ну да. А что тут такого? Ведь человеку надо, что бы его выслушали. Может вот вам сейчас как никогда надо, что бы вас кто-то выслушал. И может, посочувствовал или совет дал! Вы ведь хотите, что бы вас выслушали? — Иоиль улыбнулся.

— Да… — растерянно ответил Вилор.

— Ну вот. Кстати я вас хотел бы спросить, как пьеса-то?

— Какая еще пьеса?

— Ну, вот вы прошлый раз говорили, что пьесу пишите. Что, мол, убить там героя хотите, чтобы третий какой-то герой стал счастлив. Или как там героиня? Вы дописали пьесу-то?

— А? Нет, не дописал.

— Почему? — расстроился Иоиль.

Щукин махнул рукой и тяжело вздохнув, плюхнулся в кресло. Он достал сигарету и закурил. Внимательно посмотрел на богослова. Прищурившись, спросил:

— Скажите мне честно, вы откуда моего деда знаете? Почему он вас так боится?

— Я знаю его случайно. Мы просто спорщики. Собеседники так сказать. Временами собираемся, что бы поспорить. Вот спор длится несколько десятков лет. А злиться он, дед ваш, потому что постоянно проигрывает.

— Странно как-то? — не поверил собеседнику Вилор. — Спор какой-то дурацкий!

— Почему же дурацкий?

— Ну, так, мой дед обычно ни с кем не спорит.

— Ну почему вы так считаете. Спорит. Вы просто не знаете. Вот, например, вы же не знали, что ваш дед работал журналистом в газете в тридцать седьмом году?

— Хм, не знал.

— Ну, вот видите. Значит, вы и деда своего не знаете до конца.

— А вы знаете?

— Ну, более-менее. Вот поэтому и спорим с ним.

— Хм, и о чем же этот столь длинный спор? О любви? О политике?

— Нет о вере.

— О вере?!

— Да, он говорит, что Бога нет. Не верит в него. А я противоположное. Вот и спорим.

— Хм, не правда.

— Что неправда?

— Что дед так говорит. Вы лжете.

— Это почему же? — удивился богослов.

— Он верит. Он не может не верить. Да и он каждый вечер молится. Я сам слышал. У него в тумбочке икона есть. Он от меня, ее прячет и убирает. Но я видел! Повисла пауза. Иоиль улыбнулся. Он, закрыл глаза и, словно медитируя, что-то бормотал про себя. Вилор с удивлением смотрел на этого человека. Наконец не выдержав, грубо спросил:

— Вы, что тут делаете? А?

— Извините. У меня просто радость. Я сделал свое главное дело.

— Какое еще дело?

— Хм. Да так. Вы не обращайте внимание.

— Странный вы какой-то? — фыркнул Вилор и глубоко затянулся сигаретой. — Ну, а ко мне, зачем пришли?

— Я к вам? Я же говорил. Может, вам помощь нужна. Вы же поговорить хотите? Что бы вас выслушали?

— Нет, ничего я не хотел. Просто…

— Просто вы не знаете, как поступить?

— Вы о чем?

— Я о вашей пьесе. Ну, о том человеке, главном герое, который собрался убить другого человека из-за его жены. Вроде та не счастлива с ним. Вот это человек и собрался убить плохого мужа. Так ведь? Щукин обомлел. Богослов словно читал его мысли. Он рассказывал ему самое сокровенное. Иоиль тем временем продолжил:

— Вот вы сейчас и мучаетесь. Кому рассказать про этот сценарий? Деду? Нет, он не поймет. Этой женщине? Вернее героине, так ее вроде и как нет. Рассказать вам не кому. Вот вы и мучаетесь. Так расскажите мне. Я вам посоветую. Вилор молчал. Он не мог произнести и слова, странный человек рассказывал ему его мысли. Его душевные муки. Это было и удивительно и страшно. Кто-то мог знать, что думает человек. О чем переживает. Нет!

— Так, что вы решили? — настаивал Иоиль. Щукин вздрогнул. Ему было страшно.

— Я ничего не решил. Я просто…

— Вы просто думаете, что та женщина, жена этого нехорошего человека, будет после этого счастлива?

— Ну, да…

— Странный вы. Как можно построить счастье на смерти другого? Нет! Это плохо. Тем более все это уже было. И люди сто миллионов раз это проходили. Да и конец известен.

— Кому? — еле выдавил из себя Вилор.