Галина Лифшиц - До свадьбы доживет Страница 36

– Уже не одна, – сказал Сенечка, – раз мы нашлись, уже не одна. Тут все ясно. Одна проблема. И та тебе знакома – мама. Остальное – управим.

– А что мама? Неужели правда – все настолько категорически серьезно?

– Ну да. Мама соперниц не выносит. Она, родив меня, решила, что мой долг – быть при ней всю ее жизнь. Отшивала всех беспощадно. Она это умеет. Мне кажется, ты это не можешь не знать.

– А было, кого отшивать?

– Конечно, я хотел устроить свою жизнь. Насчет тебя я не сразу догадался, молод был и зелен. Думал, родители просто стараются сделать, как мне лучше. Не понимал, что все было устроено ради устранения тебя. И все у них получилось. Ну, и потом все получалось. Видно, на самом деле не очень-то и сам стремился. Работал много.

– Ты врач? Все, как было задумано?

– Военный врач. Полковник медслужбы. С недавних пор – пенсионер.

– Неужели правда? Ты – пенсионер?

– Ну да. Двадцать пять лет выслуги – и пенсия.

– И где ты служил?

– Пока отец был жив, поездил по горячим точкам, потом в Питере служил. Ну, а после того, как мать осталась одна, пришлось в Москву перебираться. Пошли навстречу, учитывая отцовские заслуги перед отечественной культурой.

– И что? Больше не будешь работать?

– Пока не собираюсь. На жизнь хватает того, что оставил отец. Он же, как одержимый, все покупал и покупал квартиры, чтобы мать, если одна останется, ни в чем не нуждалась. Теперь вижу, как он был прав. Осталось от отца четыре квартиры, представь! Одна – рядом с тобой, на Кудринской, одна, в которой мы сейчас с матерью, на Ленинградке, две – рядом, на одной площадке, в Староконюшенном, это он купил, когда перестройка шла полным ходом, все разваливалось, деньги ничего не стоили, да ни у кого их и не было. А ему предложили за заслуги (тогда еще заслуги какие-то ценились), ну, он и купил, как бы для меня. Для моей будущей семьи. Дача опять же осталась. На лето туда мать традиционно выезжает, попробуй только отказать! А живем мы, сдавая три квартиры. Вполне хватает. И на сиделку тоже. Так что – пока я мальчик на посылках у матери. А что будет, зачем загадывать? Вот мы поженимся, тогда и посмотрим, как время свое распределять.

– Мы – поженимся? – Тине показалось, что она ослышалась.

– Конечно. А иначе зачем ты меня нашла? И развод этот твой – зачем? Поженимся, само собой. Сколько можно ждать? Перед людьми уже неудобно.

– Перед какими людьми? – расхохоталась Тина.

– Перед всякими людьми, которые терпеть не могут, когда узнают, что мужчина никогда не был женат.

– Хорошо. Давай поженимся, – быстро согласилась Тина, ни на секунду не позволяя себе верить в происходящее.

Так не бывает. Так не может быть – и все тут.

– Ну, вот завтра и поженимся тогда. Ты хочешь пышную свадьбу? С платьем, фатой? Лично я – да. Но мы успеем. Я знаю свадебный магазин, тебе понравится. Заедем, купим все и поедем в ЗАГС. Я договорюсь. Нас сразу распишут. Хватит с этим тянуть. Тридцать лет ждать – это неприлично просто.

– Фигасе! – сказала Тина и присвистнула.

– А разве я неправ? – хитро посмотрел на нее жених.

Жених! Это надо же! Жених из ее детсада! Столько слез, столько страданий, а решилось все как-то пугающе быстро. Ну, правда, не может же быть такого!

– Я как-то ничему этому не верю. Почему-то, – жалобно сказала Тина.

– А я почему-то верю, – возразил Сенечка.

Они расхохотались, как в детстве. Тили-тили тесто, жених и невеста!

– И даже не думай, что я тебя отпущу одну домой, что ты будешь одна ночевать, перетирать всякие «за и против». Мы не расстанемся до завтра, утром едем в магаз, закупаем все для новобрачных и женимся. Хватит дурака валять.

– Да я… Я ж не против. Я просто… Ну, просто, как в сказке все. Так не бывает, – принялась горячо уверять Тина.

– Молодец, – похвалил ее полковник медслужбы, – Так всегда мужу и отвечай: «Я не против». И будет тебе счастье.

– Мне уже счастье, – согласилась Тина.

– И мне! – поддержал ее Сенечка, – Но сегодня ночью ты – со мной. На всякий случай.

– Да сколько угодно! – героически произнесла Тина, все равно ничему по-настоящему не веря.

Сеня позвонил и легко договорился о регистрации брака. Как-то подозрительно легко у него все получалось. Наверное, действительно момент настал. Когда настает момент, все получается легко и просто. Это Тина уже успела разглядеть за время собственной жизни.

– Ну что? Ко мне или к тебе? – спросил Сенечка, когда они уселись в машину.

– Но у тебя мама.

– С этим тебе придется смириться. Как и ей с тобой. У меня мама. И сиделка. Но – комнат пять. И на мою половину никто не зайдет. Это закон и главное условие нашей с мамой совместной жизни. Впрочем, она все равно сейчас перемещается с трудом.

– Я смирюсь, – пообещала Тина, – Раз мы поженимся, я смирюсь, конечно. Но пока мне немного страшно. Я не ожидала. Быстро все как-то.

– Не быстро, а очень-очень медленно. Преступно медленно, по-моему. Но если тебе хочется, первую ночь проведем у тебя.

– Ура! – обрадовалась Тина, – И еще – у меня Клава не любит быть одна. Плачет. Она нервная. Боится, что ее бросят.

– Тем более – едем к тебе. Я, кстати, тоже нервный. И тоже боюсь, что меня бросят. Учти это.

– И я нервная, – вздохнула Тина.

– Видишь, как совпало, – радостно подытожил Сеня, – Кругом одни нервные. Подходим мы все друг другу нереально!

Ночь они провели без сна. Ни он, ни она не могли поверить, что наконец вместе. Поэтому приходилось все время доказывать друг другу, что все происходящее сейчас между ними не сон, не бред, не глюк.

– Моя! Моя! Моя девочка! – повторял Сенечка.

Тина боялась произнести хоть слово. Страшно было что-то разрушить. То, что происходило, свалилось на нее настолько внезапно, что не могло приниматься ею за явь. Мужчина рядом с ней был тем самым любимым, с которым они жадно целовались и даже провели рядом целую ночь в невинных объятиях. Это был тот самый Сенечка. И – совершенно другой. Взрослый и жадный, требовательный и берущий. Он действительно дождался своего и брал то, что ему принадлежит по праву.

– Моя! – говорил он.

Он не спрашивал, хорошо ли ей, приятно ли, не устала ли она. Конечно, ей хорошо. Им хорошо. И не может быть иначе.

– Я до тебя дорвался, – сказал он под утро, – Измучил, да?

– Нет, – шепнула Тина, задремывая, – Не измучил.

– Легкой жизни не жди. Нам свое надо наверстать, – заявил ее мужчина.

– Не жду.

Тина прижалась к нему боком изо всех сил.

– Уверена, что не устала? – дотронулся он до нее горячей ладонью.

И она тут же проснулась и почувствовала, что не устала совсем.

– Уверена, что нет.

– Тогда продолжаем разговор. До полного изнеможения.

Проснулись они после одиннадцати от того, что Клава с урчанием лизала их пятки.

– Ох, батюшки, – запричитала по-бабьи Тина, – Клавка-то не погуляла еще! Бедная.

Так наверное стонали бы женщины в русских селеньях, если бы случайно оказалось, что Буренка не доена, куры не кормлены.

Она попыталась вскочить, но Сенечка велел ей отдыхать. Он вполне мог выгулять Клаву.

– А вдруг она тебя испугается? – предположила Тина.

– Всю ночь не боялась, а теперь опомнится? Она не дура. Все понимает. Лежи, мы сейчас.

Тина лежала и думала, что все-таки ей все приснилось и что сейчас, утром, которое мудренее вечера, все будет иначе. И не получится никакой свадьбы. И – зачем она? Только лишние потрясения, больше ничего. Взрослые люди, а вели себя, как дети. Мечтали о несбыточном и ненужном.

Сеня вернулся и быстро улегся рядом.

– Знаешь, можно и без свадьбы, – на всякий случай проговорила Тина, чтобы облегчить ему путь к отступлению.

– Молчи, женщина. Убью. – грозно ответил рыцарь, – Шаг влево, шаг вправо – расстрел.

– Значит, все будет? – поинтересовалась Тина, – Ты не передумал? Тогда, может быть, давай без платья? Зачем оно? На один раз.

– Оно затем, что я впервые женюсь. Один-единственный раз можно и в платье. И вообще – отставить разговоры. Ты можешь поспать. У нас еще пару часов есть в запасе. Спи. А я тебя разбужу, когда будет пора.

– А еще – я толстая, – пожаловалась Тина невпопад.

– Да какая мне разница? – весело отозвался Сенечка, – Будь толстой, тонкой, какой захочешь. Это же ты! Мы нашлись. Мы вместе. А остальное – просто никчемные мелочи.

– Слушай, а как так получилось, что мы столько лет жили друг без друга? И даже как будто бы не вспоминали? – задумалась Тина.

– Человеку свойственно забывать. В этом наша видовая особенность.

– Обо всем? Неужели обо всем?

– Наверное, да. Это лишь вопрос времени.

– Но и вспоминать свойственно! – обрадовалась вдруг Тина.

– Да! Кое-что нам свойственно вспоминать.

– А знаешь, что я думаю? – Тина словно разгадала давнюю загадку, – Я знаю: душа точно вечна. Вот мы с тобой – были детьми, а теперь взрослые. И что с теми детьми? Где они? Они же не существуют. Тела-то точно давно изменились. Их нет. Но мы – мы есть по-прежнему. Мы не изменились. Значит – душа вечна. То, что не меняется, и есть душа. Правда?