Бернард Вербер - Революция муравьев Страница 37

Можно развить канон, не добавляя нот, просто меняя высоту – один куплет октавой выше, один куплет октавой ниже.

Можно также усложнить его, подняв второй голос на пол-октавы. Если первая тема в до, вторая будет в соль и так далее.

Еще больше его усложнить можно изменением темпа. Ускорить: пока первый голос выводит тему, второй повторяет ее в два раза быстрее. Замедлить: второй голос идет за первым в два раза медленнее.

Точно так же третий голос ускоряет или замедляет тему, это приводит либо к ее распространению, либо, напротив, сжатию.

Изощренность канону также придает обращение мелодии. Если первый голос, например, восходящий, то второй нисходящий.

И это очень легко исполнить, если рисовать линии голосов так, как рисуют стрелки на картах сражений.

66. МАКСИМИЛЬЕН СТАВИТ ТОЧКУ

Был слышен только звук жующих челюстей. Максимильен молча проглотил содержимое тарелки.

Честно говоря, в кругу семьи он крепко скучал. Если хорошенько подумать, так он женился на Синтии, только чтобы подразнить товарищей.

Она была настоящим боевым трофеем, и остальные всерьез ему завидовали. Фокус в том, что красоту с салатом не съешь. Синтия была красавицей, но как же ему было с ней скучно! Он улыбнулся, поцеловал жену и дочь и встал, чтобы запереться в кабинете с «Эволюцией».

«Эволюция» захватывала его все больше и больше. Он поторопился создать цивилизацию ацтеков, которую успешно довел до 500 года до нашей эры, построив десяток городов и посылая ацтекские галеры бороздить моря в поисках новых континентов. Он надеялся, что его ацтекские исследователи откроют Запад к 450 году, но эпидемия холеры опустошила его города. Завоеватели-варвары прикончили больные метрополии, и ацтекская цивилизация комиссара Линара была разрушена до первого года нашей эры по своему календарю.

– Ты плохо играешь. Что-то тебя отвлекает, – сказал Мак-Явель.

– Да, – признался человек. – Моя работа.

– Хочешь, поговорим о ней? – предложил компьютер.

Полицейский удивился. До сих пор виртуальный собеседник был для него чем-то вроде мажордома, который приветствовал его при включении машины и помогал в хитросплетениях «Эволюции». Его желание покинуть виртуальную реальность и вторгнуться в «настоящую» жизнь было по меньшей мере неожиданным. Но Максимильен согласился.

– Я – полицейский, – сказал он. – Я веду расследование. Расследование, доставляющее мне много хлопот. У меня на руках история с пирамидой, которая выросла, как гриб, посреди леса.

– Ты можешь со мной об этом говорить или это секрет?

Шутливый, почти без искусственного призвука, голос машины удивил Максимильена еще больше, но он вспомнил о том, что недавно в продаже появились «симуляторы беседы», способные на реакцию, имитирующую нормальный диалог. Эти программы на самом деле, только воспроизводили часто употребляемые выражения и всего лишь создавали впечатление безыскусного разговора. Они вводили обороты типа: «Ты действительно думаешь, что...» – или возвращались к предыдущей теме словами: «Поговорим лучше о тебе...». Никаких чудес. Но Максимильен тем не менее понимал, что, соглашаясь на разговор с компьютером, он создавал необычную связь с простой машиной.

Он колебался. Вообще-то поговорить ему было не с кем. Он не мог ничего обсудить на равных ни с учащимися из полицейской школы, ни со своими подчиненными, которые малейшее отступление от субординации восприняли бы как слабость. Разговор с префектом, его начальником, был тем более невозможен. Как же иерархия разделяла людей! С женой или дочерью ему тоже не удавалось пооткровенничать. Приходилось признать, что общение оставалось односторонним – то, которое предлагал телевизор. Всегда рассказывал массу интересных вещей, но в ответ ничего не хотел слушать. Может быть, новое поколение компьютеров и было призвано заполнить этот пробел.

Максимильен наклонился к микрофону.

– Речь идет о постройке, возведенной без разрешения в охраняемой зоне леса. Когда я прикладываю ухо к стенке, я слышу внутри звуки, которые производит включенный телевизор. Как только я стучу, звуки прекращаются. Там нет ни дверей, ни окон, на малейшей Щелочки. И я хочу узнать, кто там сидит внутри.

Мак-Явель задал ему множество уточняющих вопросов по сути этого дела. Зрачок глаза сузился, что означало предельную сосредоточенность. Компьютер размышлял одно мгновение, потом объявил, что не видит иного решения вопроса о пирамиде, кроме взрыва бетонных стен с помощью бригады пиротехников.

Что говорить, компьютерам сомнения чужды.

Для такого радикального решения Максимильен еще не созрел, но уже допускал, что кончит этим. Мак-Явель только ускорил его решение. Полицейский поблагодарил машину. Он хотел снова вернуться к «Эволюции» , но компьютер напомнил ему, что он забыл покормить рыбок.

И тогда Максимильен подумал, что машина становится его другом: это немного обеспокоило его, так как у него никогда не было настоящих друзей.

67. СОКРОВИЩЕ ПОЛА

103-й покончил со скорпионихой. Маленькие сироты-скорпионыши, издалека наблюдавшие за представлением, удирают без оглядки. Они понимают, что отныне им придется самим выживать в мире, где нет других правил, кроме тех, что им удастся установить при помощи своих отравленных хвостовых кнутов.

Двенадцать разведчиков, которых пригласили зайти, устраивают старому герою обонятельную овацию. Королева бумажных ос соглашается дать ему гормонального молочка. Она отводит солдата в закуток серого бумажного дома и показывает место для ожидания. Затем сосредотачивается и отрыгивает коричневую слюну с очень сильным запахом. У перепончатокрылых рабочие, солдаты и королевы полностью владеют своими внутренними процессами. Они способны по собственной воле увеличивать или уменьшать гормональную секрецию для сознательного управления пищеварением, погружением в сон, восприятием боли или возбудимостью.

Королеве бумажных ос удается выработать королевское молочко, почти полностью состоящее из половых гормонов.

103-й приближается, хочет попробовать усиками прежде, чем глотать, но королева ос прижимается к нему, вынуждая к дыханию рот в рот.

Межвидовой поцелуй.

Старый рыжий муравей вдыхает и впитывает. Божественная влага сразу пропитывает его своим запахом. Все осы умеют вырабатывать, когда надо, маточное молочко, но ясно, что у королевы оно насыщеннее и нежнее, чем у простого рабочего. Аромат его так силен, что бел-о-канцы, стоящие вокруг, чувствуют его пьянящие пары.

Мощный вкус. Кислый, сладкий, соленый, острый и горький одновременно.

103-й глотает. Коричневая жидкость растекается по его пищеварительной системе. В желудке молочко растворяется и устремляется в кровь, поднимается по жилам к мозгу.

Вначале не происходит ничего, старый разведчик думает, что опыт провалился. Потом он вдруг пошатывается, словно от порыва ветра.

Муравей чувствует, что умирает.

Королева ос просто дала ему яду, а он его усвоил! Он чувствует, как молочко распространяется по его телу, неся ощущение черноты и обжигающей боли по всем артериям. 103-й сожалеет о том, что доверился королеве. Осы ненавидят муравьев, это давно известно. Они никогда не могли смириться с тем, что их двоюродные по происхождению братья обогнали их.

103-й вспоминает обо всех случаях, когда в своей охотничьей молодости грабил серые бумажные гнезда и расстреливал муравьиной кислотой растерянных ос-защитниц, пытавшихся спрятаться за кусками картона.

Это месть.

Все вокруг почернело. Если бы черты его лица могли меняться, они сложились бы в страшную гримасу.

Он чувствует только боль. Мысли разбегаются. Мрак, кислота, холод, смерть объяли его. Он дрожит. Мандибулы открываются и закрываются помимо его воли. Он теряет власть над своим телом.

Он решает убить королеву ос – отравительницу. Он делает шаг вперед и опускается на передние лапки.

Восприятие времени меняется, ему кажется, что теперь оно течет замедленно и что между мгновением, когда он решил пошевелить лапкой, и мгновением, когда та действительно двинулась, проходят часы.

Он больше не может держаться на ногах и валится на землю.

103-й видит себя как будто со стороны.

Снова появляются картины из прошлого. Сначала недавнего, потом отдаленного. Он видит, как сражается со скорпионихой, и свой серфинг по морю из спин саранчи, и себя, бредущего по пустыне.

Он видит свой побег из мира Пальцев, видит свой первый с ними разговор. Слова составляются из запахов, и они оглушают его.

Изображение проносится перед ним, как запущенная наоборот пленка на киноэкране.

Он видит своего боевого друга, 24-го, создавшего свободный город на острове Корнигеры, посредине реки. Он видит себя, летящего на спине скарабея-носорога в головокружительном слаломе между твердыми и опасными, как хрустальные колонны, струями дождя.