Андрей Волос - Хуррамабад Страница 37

Но поразительна была не физическая выносливость, а тот оптимистический фатализм, с которым они принимали решение судьбы. Именно судьбы, потому что никакое мастерство роли здесь уже не играло: когда глыба была выбурена и выколота, они наваливались ломиками и пускали ее под откос… Глыба катилась к дороге. Она летела с грохотом, с ревом — эхо испуганно шарахалось аж к дальним хребтам; она падала, ломая кусты, стуча по скалам и брызжа крошками мрамора. А те двое, похожие на сухих богомолов, стояли наверху, оперевшись на перфораторы, и безучастно следили за ее полетом… Более или менее благополучно скатывалась каждая четвертая, остальные расшибались вдребезги. Когда Платонов уезжал, весь склон был усеян битым мрамором. Машина должна была вернуться на рудник, и Платонов спросил каменотесов, не прислать ли чего попутно из города. Поразмыслив, они ответили, что им бы не помешала еще парочка эмалированных ведер…

Платонов смотрел в окно и думал, усмехаясь, что уж ему-то известно, каково это — добыть хороший камень.

Но ведь должно хоть немного повезти!..

Они доехали до девятого километра, вышли и двинули куда-то влево: наискось и вверх — в зеленые холмы, за которыми голубели заснеженные горы.

Асфальтированная дорожка тянулась мимо пятиэтажных домов, косой гребенкой поднимавшихся друг за другом. На балконах висело разноцветное тряпье, а у подъездов кричали и гонялись друг за другом дети.

— Тут недалеко, — объяснил Махмади. — Недолго.

Скоро они свернули с дороги на тропу. Тропа забрала еще круче на склон холма, а ряды сгоревших гаражей остались слева. Весенний ветер качал облупившиеся, черные, каленые огнем створки ворот, и они уныло и многоголосо скрипели.

— Война, — пояснил Махмади. — Видите? Что сказать!

— Сам не знаю, что сказать, — буркнул Платонов.

Остаточный шум города быстро отставал и гас. Вместо него возникал шелест ветра, теребящего кустарник, журчание воды, струящейся в кювете. С водораздела тянуло запахом травы, сырой глины, снега.

Тропа бежала дальше, и уже ничего не осталось от города, кроме близкого дымного облака, неожиданно быстро скрывшего кварталы лежащего внизу Хуррамабада. И вдруг Платонов почувствовал опасность.

— Махмади, — настороженно сказал он. — Мы куда идем-то? А?

— Куда? — удивился Махмади. — Что значит — куда? В мастерскую мы идем, уважаемый! В цех! Вон, видите? Белый домик видите?

Платонов прищурился.

— Ну и что? — спросил он хмуро. — Ну, вижу… Что вы мне голову морочите? Какой там может быть цех? Вы чего?

— Каменный цех, — обиженно сказал Махмади. — За холмом. Спустимся — и все. А если по дороге — это от самого Путовскоабада заезжать надо… Понимаете?

Он простодушно улыбался.

Горы стояли устрашающе близко.

— Ну, не знаю, — обреченно сказал Платонов. — Хорошо, ладно… Хоп, майли. Пойдем.

Он шел и думал о том, что, по идее, убивать его, в сущности, не за что. Да и не похож этот главный инженер на убийцу… А Худайдода — было за что? Платонов искоса посмотрел на Махмади. Нет, не похож. На артиста Калягина похож. А на убийцу не похож… За что убили Худайдода? Ведь не побили, не ограбили — убили! посадили в машину, отвезли… спасибо еще, что отвезли, а не на глазах у детей… и застрелили. За что? Может быть, задолжал? Да вряд ли — человек пожилой, семейный, с чего бы ему пускаться в авантюры?.. В политику полез? Тоже нет — какой из него политик!.. Просто досадил кому-то? Досадить легко кому угодно — соседу… знакомому… но разве за это убивают?.. Он снова покосился на Махмади — ну вылитый Калягин! А там — кто его знает…

Короче говоря, похож на убийцу, не похож, а все же Платонов старался идти, отставая на пару шагов — чтобы Махмади все время был на глазах.

Через десять минут они поднялись на первый водораздел — и он с облегчением понял, что все так и есть, не врал главный инженер: внизу, в широком устье сая, по которому бежал ручей, стояли коричнево-красные ангары. Мостовой кран даже отсюда выглядел ржавым.

— Не спешите, — сказал Махмади, останавливаясь. — Что за машины… — пробормотал он. — Кто такие?

На площадке перед цехом стоял грузовой ЗИЛ, открытый армейский УАЗ и черная легковушка.

— Иномарка, — определил Махмади. — Большие люди приехали!

Грузовик пустил клуб голубого дыма и подъехал задом к воротам ангара. Послышалось скрежетание тельфера. Из ангара показались несколько военных. Вслед за ними выезжал на цепях поблескивающий полированными гранями длинный камень.

— Мрамор, — негромко заметил Махмади. — Хороший камень. Белый.

Три солдата, оставив оружие, забрались в кузов. Тельфер скрежетал, камень опускался.

Опустился.

Высокий человек в черном костюме и шляпе что-то указывал тем, что стояли в кузове. Они закрепили камень и спрыгнули.

Тельфер пополз назад в ангар.

— А, вон Садыков, — пробормотал Махмади. — Начальник цеха.

Садыков и человек в черном костюме долго жали друг другу руки. Когда рукопожатия кончились, человек в черном костюме повернулся и пошел к своей легковушке. Садыков что-то сказал вслед. Человек в черном костюме походя отмахнулся. Все захохотали. Садыков ораторским жестом протянул руку и стал горячо говорить. Человек в черном костюме приостановился, поворачиваясь. К Садыкову уже подбежали несколько вооруженных; через мгновение он сложился пополам и упал. Его неторопливо били ногами. Из ангара, остервенело крича и размахивая какой-то железякой, выбежал щуплый человечек в комбинезоне — должно быть, тот, кто управлял тельфером. Сделал он это напрасно, потому что его тут же повалили и взяли «в сапожки». Человек в черном костюме нетерпеливо прикрикнул. Гогоча, вооруженные стали рассаживаться в УАЗ. Грузовик разворачивался на площадке. Садыков лежал, скорчившись. Щуплый кое-как поднялся, сделал несколько нетвердых шагов и опустился возле него на колени. Дверцы иномарки захлопнулись. Первым двинулся УАЗ с автоматчиками. Следом — иномарка. Грузовик скрылся за поворотом последним.

— Во-о-о-от… — протянул Махмади. — Хорошо, что мы опоздали… а, уважаемый?

— Да уж, — сказал Платонов, сглатывая слюну. — За что их?

— Сейчас узнаем… — сказал Махмади и вздохнул: — Надеюсь, они не вернутся.

Когда они подошли к ангару, Садыков стоял, закинув голову, и прикладывал к носу мокрую тряпку.

— Во-о-о-ой! — сказал Махмади. — Что сделали, а?

Садыков сдавленно выругался.

Щуплый пожал им руки.

— От кого попало, Саня? — спросил Махмади.

— Замначальника ГАИ, — ответил тот, с отвращением сплюнув на землю. — Ишь, сука какая…

Садыков что-то неразборчиво промычал.

— Я и говорю, суки, — повторил Саня. — Ишь, чего… У него брата убили. Тоже, наверное, бандюга порядочный… Позавчера примчались — так и так, срочно… по высшей ставке! Мол, не обидим… Ну, был у нас один хороший камень в заначке… Берегли на крайний случай. Фрезу последнюю Садыков решил потратить… ради такого-то дела! Два дня уродовались. Сделали — игрушка, а не камень! А они вон чего… Не заплатили, сволочи.

И снова сплюнул.

— Зачем ему тебе платить, — прошамкал Садыков. — А, Махмади? Зачем им платить, если и так можно взять? Они же — власть!

Он отнял тряпицу от носа.

— Во-о-о-о-ой, что делается! — сказал Махмади. Он сел на камень и обхватил руками голову. — Что делается!.. Озверели! Беспредел!

— Даже Махмади говорит: беспредел! — неожиданно насмешливо заметил Садыков, рассматривая сгустки крови на тряпке. Он поднял кверху палец: — Махмади, который заведует кладбищем и имеет дело исключительно с мертвыми! Что уж говорить о живых!

— Разве на кладбище лучше? — обиженно возразил главный инженер. — На могилах баранов стали пасти! Ты понимаешь? Кому приятно, что на могиле баран пасется? Ты траву посадил, да? цветок посадил… а он пришел и все съел! Я сторожа спрашиваю — почему опять баран? почему не гонял? А он мне в ответ: Махмади, ты хочешь, чтобы меня убили? Я, говорит, стал гонять, прибежал человек вон оттуда, из кишлака… вынул из кармана пистолет: будешь гонять моих баранов, я тебя убью! Это, кричит, все равно русские могилы, они тут никому не нужны!.. А? Что, не беспредел?

— Да, конечно! — рассмеялся Саня и закашлялся. — Конечно! Кому нужны?! Никому не нужны!

— Не-е-ет, так не надо говорить! — Махмади покачал головой. — Кто бы раньше мог так сказать?! Язык бы не повернулся! Как это не нужна могила, если ты сам в такой будешь лежать?! Русский не русский, таджик не таджик — все в одну землю ложатся! — он в сердцах нахлобучил на лысину тюбетейку. — Ну им самим-то все равно ведь хоть какой-нибудь порядок нужен будет, а? Сами когда-нибудь в могилы лягут! Ну что ж они делают!..

— Порядок… — сказал Саня. — Какой порядок?.. Скажешь тоже — порядок… Раньше мы тут в три смены работали… камень нам из Нурека возили… шестьдесят человек пахало… а теперь я да Садыков, вот и весь цех. А!.. Пилить-то все равно нечего. Ты иди, ищи… — он махнул рукой Платонову, — может, найдешь чего. Тут черта можно найти, если покопаться…