Алексей Санаев - Золотая книга. Пурана № 19 Страница 37

– Прачандра, милый, – говорила она майору, – вы ведь хорошо понимаете, что сорок восемь часов, которые вы можете держать нас здесь без предъявления обвинений, очень скоро заканчиваются. А у вас же на этих людей, – она холодно указала подбородком на нас с Летасом, – ничего нет. Ну что вы пристали к ним с каким-то монахом?

– Ну, во-первых, дорогая Савитри, – в тон ей ответил Сингх, – кое-что на ваших друзей у меня уже есть. Труп есть, хотя пока ещё и не перевезён на большую землю. Обломки катера найдены. Свидетели имеются. К тому же основания для ареста мистера Гедвиласа имеются и без всяких обвинений: документов у него с собой нет, и я уже отправил запрос в МИД о том, выдавалась ли вообще виза этому господину.

А во-вторых, что касается этого монаха, я обязан проверить факты.

– Ну так устройте нам очную ставку с этим монахом, – предложил я. – Пусть он даст свои показания, мы и проверим, он просто сумасшедший или и вправду что-то знает.

Майор снова взялся за ус:

– Да, похоже, в ваших словах есть резон, мистер Санаев. Пока мы ждём ответа из Дели, было бы полезно организовать вам встречу с этим полоумным – под нашим, конечно, присмотром. Быть может, он после этого от нас отстанет.

Когда мы вошли в комнату для допросов, монах уже сидел за столом. Он оказался совсем маленьким, высохшим старичком с монголоидными чертами лица, бритым наголо, в тёмно-красном балахоне до пят и с таким же шарфом на шее. Его глаза пытливо осматривали нас с таким видом, будто это именно он будет допрашивать нас.

Мы разместились по другую сторону большого прямоугольного стола, а майор Сингх, уставший за день от всей этой беготни, сел в торце.

– Говорить будем на английском языке, – начал он беседу и обратился к монаху: – Назовитесь, уважаемый.

Старый монах внимательно посмотрел мне прямо в глаза и, не отрывая взгляда, сказал медленным, скрипучим голосом, почти не раскрывая при этом рта:

– Меня зовут У Шве, я настоятель здешнего монастыря школы Тхеравады[34].

Точно бирманец, подумалось мне, поэтому я произнёс вежливое приветствие на его языке.

– Вы бывали в Мьянме, – удовлетворённо сказал старик. – Кланялись Золотому Дагону?

– Да, я преклоняюсь перед величием Шведагона[35], – вежливо ответил я, потому что главный храм Рангуна действительно поразит кого угодно своими размерами и нестерпимым блеском десятков тонн чистого золота. – Я бывал и в Багане, и в Мандалае, посещал Золотую Скалу в Чайчо.

– Почитаете Будду? – снова спросил он.

– Нет, я атеист. – Разговор начинал занимать меня, хотя сегодня я никак не предполагал участвовать в религиозном диспуте.

– Атеисты тоже почитают Будду, только иногда не знают об этом. Чего ищете от жизни?

– Познания мира, – сказал я то, что когда-то услышал сам от мудрого Арамы, моего друга из Мали, «сына гномов», как его называли.

– Так это и есть Будда.

– Вот это я и хочу узнать.

– А потом?

– Потом? – Я никогда не задумывался, что будет потом, после моей жизни. – Не знаю. Там видно будет.

– Умиротворение, – произнёс монах так, будто открывал нам величайшую истину. – Потом будет только умиротворение. И всему миру нужно только оно. А вы хотите нарушить его.

Мы переглянулись с Летасом. В тексте пураны как раз сказано: когда Золотая Книга была сокрыта от людей, на свете наступило умиротворение, которое закончится с её обнаружением.

– Вы видели Золотую Книгу? – напрямую спросил монах. – Трогали её руками?

Летас пожал плечами:

– Мы не знаем, что такое Золотая Книга.

Старик улыбнулся и блаженно закрыл глаза, откинувшись на спинку стула. Так он сидел около минуты, и улыбка не сходила с его уст. Мне даже начало казаться, что он уснул. Наконец, когда майор Сингх уже открыл было рот, чтобы гаркнуть что-то вроде «Подъём!», монах открыл глаза и как ни в чём не бывало продолжал:

– Золотая Книга – миф. Несколько тысяч лет её никто не видел, но говорили о ней так много, что люди вообразили себе столько всего… Где и кто написал её – никто не знает. Был ли это один из великих будд прошлого, или другой бог, или просто люди, что жили на этой земле так давно, что сами уже могут считаться богами, никто не расскажет вам. Тому, кто начертал Золотую Книгу, уже всё равно, но того, кто её найдёт, ждёт смерть.

– Почему? – встрепенулся майор при слове «смерть».

– Так говорят предания. Умиротворение наступило, когда Золотой Книги не стало на земле. Если она снова будет принесена в этот мир, умиротворение закончится. Говорит ли она о начале и конце мира – нам неизвестно. Никому. Но то, что её обретение и будет концом света, – это известно всем, кто слушал древних.

Мы все вопросительно смотрели на этого любопытного субъекта, вещавшего, как и полагает монахам, весьма спокойно. На лице майора был написан ужас.

– Что будет, если вы откроете тайну? Золотая Книга скажет, что Аллаха нет, Будды не было, Вишну не существует! Обрушится всё, во что верили сотни поколений наших предков. Вместо умиротворения нас ждёт война, кровопролитнее которой не было ещё в истории, и мир исчезнет. Но вы исчезнете ещё раньше – как только увидите то, что ищете. Вот что вы сделаете своей Золотой Книгой.

Майор Сингх сидел, нахмурившись, и явно очень живо представлял себе все несчастья, которые пророчил старый монах. Он наверняка уже вообразил всеобщую мобилизацию, призыв в действующую полевую армию, лишение тихой должности на Андаманах и боевые действия в труднодоступных условиях горной местности.

Летас Гедвилас, сидевший справа от меня, напротив, оставался на редкость спокоен. Разумеется, он уже давно знал о тех политических последствиях, которые может повлечь обнаружение Золотой Книги, но, как настоящий учёный, он не придавал им никакого значения. Мистика его тоже никак не занимала.

Умиротворения для таких людей не существует. Отец атомной бомбы Роберт Оппенгеймер ни секунды не сомневался, прежде чем выдать миру своего «Малыша», погубившего несколько лет спустя десятки тысяч жизней в Хиросиме. Точно так же родители советских баллистических ракет с ядерными боеголовками, Игорь Курчатов и Сергей Королёв, не мучили себя угрызениями совести, создавая для СССР оружие, которым может быть за несколько минут уничтожено полмира. А думали ли о политических последствиях учёные, работавшие над испытанием крупнейшей в истории водородной бомбы на островах Новой Земли в 1961 году, взрывная волна от которого трижды обошла весь земной шар? Разве что совсем недолго. Для каждого из них это был грандиозный шаг научной мысли, прорыв человеческого гения, открытие всей их жизни. Они прекрасно помнили Коперника, который опрокинул христианскую мифологию своим открытием земного шара, и Магеллана, впервые доказавшего церкви, что Коперник был прав. Помнили и то, что всемогущая церковь вынуждена была отступить перед напором знания. Наука бесстрастна, и остановить её невозможно. А геополитические последствия её безостановочного движения вперёд важны разве что для самих политиков, но уж точно никак не для людей науки.

Вот и сейчас я, совершенно не тронутый апокалиптической картиной, нарисованной буддийским настоятелем, бесстрастно произнёс:

– Если эта ваша Золотая Книга существует, рано или поздно она будет обнаружена людьми. Это неизбежно, и бояться этого не стоит. Найдены же были кумранские свитки[36]. И ничего, земля не разверзлась, и солнце не перестало радовать нас по утрам. А вот «умиротворения» бойтесь: это ваше так называемое умиротворение – отказ от прогресса и верный конец человеческой цивилизации.

Монах сверкнул на меня глазами:

– А вы сами не боитесь? Смерти?

– Послушайте, бросьте вы тут угрожать, – вступил в беседу майор Сингх. – Я что-то пока не услышал от вас ни одного факта. Смерть, смерть… Вы, собственно, чего хотите?

– Предупредить, – тихо ответил монах, тяжело поднимаясь со стула. – Я хотел предупредить. Я это сделал. Солнечные часы уже не отбрасывают тени.

С этими словами, которые он произнёс уже почти совсем неслышно, старичок вышел из комнаты, ни на кого не глядя. Я тоже встал, провожая взглядом странного настоятеля. Поздно. Предупреждать нас было уже бесполезным делом. Маховик этого приключения раскручивался с огромной скоростью, и все мы уже чувствовали, что с безумной скоростью несёмся к финалу.

Вечером того же дня я высказал эту мысль Савитри, с которой мы снова уселись слушать ночные звуки сада на подоконнике моей комфортабельной тюремной камеры.

– Я отдам что угодно, чтобы дойти до финала, каким бы он ни был, – сказала она. – Конец света – ерунда, Алексей. Работу я всё равно уже потеряла. Удастся ли выбраться из этой истории с убийством лодочника, неизвестно. Судимость в моей биографии убьёт моих впечатлительных родителей, и весь клан как по команде отвернётся от меня. И знаете, Алексей, что я чувствую в этой связи?