Дуглас Коупленд - Нормальных семей не бывает Страница 37

— Ты все молчишь, — продолжал Флориан, — так что я, видимо, угадал. Ты по какой программе лечишься — «Обуздание гнева»? Полагаю, там у вас все герои. Кстати, на Багамах по тебе соскучились. Тамтамы донесли мне, что ты окончил свои дни в Канзас-Сити. Извини, что я слишком много острю. Милый мальчик, тебе следовало бы позвонить мне или написать электронное письмо и сообщить о своих затруднениях. Я мог бы послать тебе бандероль с какой-нибудь культурной программой: билеты в местное кабаре, рисунки плачущих клоунов, принадлежащие знаменитому весельчаку мистеру Реду Скелтону.

— Заткнись, Флориан. Ты хочешь получить свое херово письмо или нет?

— Какой невежа!

— Ну и?

Флориан решил изменить ход беседы:

— Мне донесли, что в твоей ванной комнате в гостинице, Уэйд, нашли пузырек с диданозином. Малопохоже на общеукрепляющее средство.

Я забыл там свой диданозин. Черт, черт, черт.

— Твоя няня по-прежнему шлепает тебя перед сном?

— Какой ты негодник, Уэйд, всегда норовишь ударять побольнее. Так что насчет диданозина, хм?

— А тебе как кажется?

— Свинка? Круп? Тонзиллит?

— В остроумии тебе не откажешь, Флориан.

Фыркая, мимо проехал трактор с прицепом.

— Это что там у тебя такое — грузовик? — спросил Флориан.

— Да.

— Уэйд, ты случайно не в Зимбабве? Трахаешься до седьмого пота, без презервативов, с центрально-африканскими шоферюгами?

— Флориан, говори по делу.

— Как по-мужски!

Лучше не говорить ему, что Норм умер. Лучше вообще не упоминать про Норма.

— Прежде чем проезжаться на мой счет, Флориан учти, что я в этом деле всего лишь курьер. Просто посланник.

— Ты хочешь сказать, что утенок Дональд воскресил нашего общего друга, буйного Нормана, из мертвых?

Черт.

— Видишь ли, Уэйд, все эти танцоры, выкидывающие свои па по городам и весям Соединенных Штатов, — молодые цыганки с песней в сердце и мобильником в гримерке, — разумеется, я все узнал. Даже если бы ты покакал не тем цветом на толчке в Диснейуорлде, любая первоклашка в костюме Микки Мауса знала бы об этом еще до того, как ты спустил воду. Да, и вот что еще скажи мне, Уэйд: поведал ли тебе Норман, что есть и другие люди, которым до зарезу нужно это письмо?

Уэйд промолчал.

— Молчание — знак согласия, — продолжал Флориан. — И обмолвился ли он хоть словом, что бумага в королевской канцелярии изготовляется из титана и переработанных в макулатуру трусиков ее величества?

— Ладно...

— Какая же ты все-таки дубина, Уэйди.

— В Диснейуорлде вырубили свет, а потом вдруг оказалось, что он... мертв.

— Уэйд, мне и так приходилось в жизни заниматься разными сомнительными делами, не хватало только еще внедряться в осветительную систему Диснейуорлда или забрасывать отравленными дротиками тупиц, у которых денег куры не клюют. А единственная причина, по которой бедняга Норм сам не мог приехать на Багамы, состоит в том, что в прошлом году его засекли, когда он из-под полы продавал краденые наброски Сезанна, что, само собой, на Багамах так же естественно, как нарушение правил уличного движения, но только не тогда, когда покупатель — лучший кореш губернатора и играет с ним в крекет.

— Речь о наличных, Флориан.

— Уэйд, ты начинаешь меня утомлять.

— Мне пора идти, Флориан. Пока.

Щелк.

— Ну что, порядок? — Брайан старался спрятаться в узкой ленивой тени телефонного столба. — Можем идти?

— Да, пошли.

Уэйд вспомнил, что забыл спросить про Хауи.

— Надо купить маме вкладыш под пятки. Она жалуется, что у нее болят пятки.

— Знаю, знаю.

— Этот немец здорово тебя разозлил. Сдается мне, вы друг друга хорошо знаете. А что за дело? Ты на него работал?

..введение дефибрилляторов дельфинам, для доставки их контрабандой в Северную Каролину...

— Уэйд?

...Уэйд, самое тяжелое в шлюпке, чтобы тело пошло ко дну, это якорь...

— Меня не проведешь — ты действительно его знаешь.

...Да, ей шестьдесят, Уэйд. Так что закрой глаза и подумай о Форт-Ноксе...

— Ладно, сдаюсь. Я когда-то работал на этого парня. Так, по мелочам.

— Что делал?

...Кит пролил этот чертов жидкий азот себе на руку. Выкинь его из грузовика, прежде чем Джентльмены Удачи нападут на наш след...

— Ничего не делал. Тебе-то что до этого, Брайан?

...Оставалось только проглотить пакеты или провести следующие тридцать лет в исправительном заведении в Монтегю-Бэй. Поэтому мы схавали пакеты...

— Это что-то очень нехорошее, иначе бы ты мне сказал.

— Брайан, я должен...

— Ничего ты не должен, Уэйд. Пойдем лучше поищем маме стельки и забудем про этот разговор.

Братья направились в аптеку, находившуюся дальше, чем они предполагали. Уэйд был озабочен мыслями о Саре, терзался тревогой о том, что забыл в гостинице свое лекарство, и гадал, насколько пропущенная доза ускорит медленный, но верный распад его тела. Он вспомнил, как в детстве сдирал с мячей для гольфа гладкую белую кожуру, чтобы посмотреть, как, нервно дергаясь, будут разматываться резиновые ленточки под ней. Дурак, дурак, дурак. Как я мог забыть его.

Поднявшись на двенадцатый этаж, они вошли в номер, и Уэйд начал было: «Мы купили тебе твои...» — и тут заметил родителей, спавших рядышком, как две пожилые овчарки.

Дженет открыла глаза.

— Привет, милые.

Уэйд понял, что не в состоянии подобрать подходящие слова для сложившейся ситуации.

— А ты чего ждал, Уэйд, — спросила его мать, — что мы будем лупить друг друга по голове дверцей от шкафчика в ванной? Мы люди, а не персонажи из мультика.

Тед все еще спал, похрапывая в такт сокращениям и расслаблениям влажных тканей в груди.

— Но...

— После всего, что ты повидал в жизни, тебе это кажется удивительным?

— Уэйд звонил тому немецкому пижону, — сказал Брайан, — и оказывается, Уэйд делал для него всякие гадости.

— Я от своего не отступлюсь, — сказала Дженет. — Значит, можно годами вытворять невесть что, а когда мать с отцом лежат в одной постели, его это, видите ли, шокирует.

Резко дернувшись, Тед проснулся.

— Он что, опять тебе покоя не дает? — По выражению его лица Уэйд почувствовал, что драки, скорей всего, не избежать.

— Отвяжитесь вы все от меня. Черт побери, я словно на суде.

— Скажи, какую самую большую пакость ты сделал в жизни? — спросил Брайан.

— Заткнись, Брайан.

— Нет уж, почему ты не хочешь отвечать, дорогой, — сказала Дженет. — Давай, смелее — последние двадцать лет нас всех одолевает любопытство.

— Я женатый человек! У меня жена, и скоро будет ребенок, а с прошлым я покончил!

— Ха! — сказал Тед, и Дженет ему подхихикнула.

— Что? Что тут такого смешного?

— Дорогой мой, — сказала Дженет, — от прошлого так легко не уйти. Твое прошлое становится тобой.

Родители приподнялись на подушках. Брайан удобно расположился в кресле.

— Ты по-настоящему кого-нибудь убивал? — спросил он.

— Да что вы тут затеяли?

— Итак? — спросила Дженет.

— Ладно. Да, убивал, но непреднамеренно. Это был несчастный случай, к тому же в нейтральных водах, так что я чист пред Богом и людьми.

— А что случилось? — спросила Дженет.

— Этому тупице Рону проломило башку стеньгой, когда мы плавали на Кубу.

— Плавали на Кубу? — спросила Дженет.

— Ну да. У нас было около пяти тысяч лифчиков «уондербра», которые мы обменивали на сигары. Это было еще до падения Берлинской стены, и Советы были начеку во всем, что касалось контрабанды дамских принадлежностей, потому что их очень трудно отслеживать. Дружок Флориана купил набросок да Винчи с прибыли от греческого траулера, груженного «котексом». А другой парень, Райнер, вообще отошел от дел, после того как доставил судно с диетическим рапсовым маслом в частную резиденцию к югу от Гаваны. С этих денег он купил себе «корд» тридцать шестого года. — Больше Уэйду не захотелось углубляться в свое прошлое. — Не пора ли нам ехать за Пшш?

— Думаю, да, — сказала Дженет. — Давай-ка вставай, Тед, оп-па!

Тед распрямился и неверной походкой отправился в ванную блевать.

Дженет надела туфли и размяла запястья.

— Хочу позвонить Саре.

— Думаю, лучше не надо, — пробурчал Уэйд. — Сейчас неподходящее время.

— Разве? Почему?

— Я только что говорил с ней снизу, из автомата. Она, хм, хм, — ну, соображай скорее, — загружает головастиков в специальный контейнер. — А неплохо придумал.

Дженет не стала настаивать.

— Ах так? Ну, тогда ладно. Тед, вылезай, поехали искать мать твоего внука.

Усевшиеся в оранжевый фургон Драммонды выглядели как сонные мухи, разморенные, придавленные прессом послеполуденного солнца. Все птицы попрятались, и движение на дороге приближалось к нулевой отметке. Гостиницы выглядели потусторонне, не гостиницами, а какими-то мумиями. Уэйд не уставал дивиться тому, как люди вообще поселились во Флориде с ее колючими зарослями, ядовитыми насекомыми и топями; с ее прогорклой водой; ее хищниками, — без кондиционеров и автострад, — Флориде мачете и Библий. Флорида представлялась ему не столько местом, где человек может заново возродиться, сколько местом, куда человек отправляется, чтобы его больше никогда и никто не увидел.