Александр Анянов - Рожденные ползать Страница 37

— Пошел!

Бетонные громадины сдвигаются с места и ползут навстречу друг другу. Неожиданно, заправщик дергается и глохнет. Стальная струна провисает, створки останавливаются на полдороги. Водитель вновь запускает двигатель и резко трогает с места. Раздается громкий хлопок и словно огромный бич со свистом опускается на бетонку в полуметре от меня. Удар такой силы, что во все стороны летят искры и бетонная крошка.

Едва я успеваю понять, что произошло, как створки, постояв секунду на месте, начинают, набирая скорость, раскатываться в разные стороны. Сейчас, они похожи на неуправляемый товарный состав без паровоза, который мчится, сметая все на своем пути.

Бац! Это правая половинка ворот с размаху врезается в ограничительный упор и со страшным грохотом останавливается. Бум! Это левая створка, как таран срывает упор и с лязгом съезжает с рельса на землю. Ее верхний край начинает медленно наклоняться в сторону, где на рулежке стоит топливозаправщик.

Солдат, выглянувший из кабины посмотреть, что случилось, среагировал мгновенно. Он выскочил наружу и в два огромных прыжка оказался на безопасном расстоянии. Многотонная створка, верхний край которой отклонился от вертикальной плоскости почти на метр, замерла в неподвижности, словно Пизанская башня. Все это, произошло в считанные секунды.

Глядя на лежащие на земле обрывки троса, с размочаленными, торчащими во все стороны проволочными концами, я внезапно понял, что бы случилось, пролети он чуточку правее. А получилась бы — «Техник без головы» — книжка-ужастик для подростков, увлекающихся авиацией.

От представленной картинки, на лбу моем мигом выступила испарина. Ноги мелко и противно задрожали. Я бессильно опустился на самолетное водило. Водитель заправщика, оценив свою работу, подошел, виновато пряча глаза:

— Что делать будем, товарищ лейтенант?

Не в силах сказать ни слова, я просто махнул рукой в сторону батальона — езжай, мол. Тот еще немного помялся, затем полез в кабину. Красные габаритные огни автомобиля быстро исчезли из вида. Я остался один, и волна нечеловеческой усталости накрыла меня с головой.

Нужно было что-то предпринимать. Нужно доложить о происшествии, но я сидел не шевелясь. Странное безразличие овладело мной. Мне стало абсолютно все равно, что произойдет. Я просто сидел, не чувствуя холода, без единой мысли в голове. Сидел и смотрел, как быстро густеют зимние сумерки. Я знал, что вся эскадрилья давно уже переоделась и готова к отъезду домой. Я знал, что тягач не тронется с места, пока все до единого человека не будут в сборе — таков порядок. Я знал, что все ждут только меня, однако это сейчас меня тоже не волновало.

Не знаю, сколько времени прошло, может минута, может несколько часов. Наконец на рулежке, ведущей к моему укрытию, появился эскадрильский тягач, ослепив меня светом фар. Дверь открылась, и оттуда выпрыгнул Панин. Быстро оценив обстановку, он слегка присвистнул, потом, как ни в чем, ни бывало, спросил:

— Ты что тут, ночевать собрался? Давай, самолет опечатывай быстренько и в машину. А то народ уже заждался.

Я с трудом разлепил спекшиеся губы:

— Скажи, зачем мы живем? В чем смысл жизни, если нам не дано даже знать, что будет завтра?

— Почему же не дано? Завтра, вызовем из ТЭЧ подъемный кран и сварку. Поставим створку на место. Потом приварим новый упор. Вот, и все. Садись в кабину быстрее! — и, глядя на мою поникшую голову, добавил: — Как говорит наш замполит: «Будь ты проще — и за тобой массы потянутся!»

«Все, не могу больше», — устало подумал я. — «Скорее бы уже война, да в плен сдаться!».

Ночью мне приснился техник без головы. Было полнолуние, и где-то глухо ухал филин. Промасленная куртка техника отливала серебром при лунном свете. На плече привидение держало похожий на огромную сардельку тормозной парашют. Все самолеты находились в закрытых на ночь укрытиях, и несчастный неприкаянно слонялся по опустевшей зоне, в поисках места, куда бы этот парашют засунуть.

И горе тому, кто случайно встретится на его пути!

Старший лейтенант Шувалов мурлыкал себе под нос популярный мотивчик. Время было вечернее. Свежевыпавший снег засыпал тротуары, и пешеходы использовали проезжую часть, накатанную машинами. Тусклые фонари, то схватывали в свои желтые объятия колеблющуюся человеческую тень, то снова отпускали, позволяя ей слиться с темнотой. Редкие прохожие поспешно пробегали мимо Славы, торопясь по своим делам. Иногда он козырял старшим офицерам и снова лишь полумрак одиночества, да скрип снега под сапогами.

Дойдя до поворота к гостинице, Шувалов внезапно увидел две темные фигуры, идущие ему навстречу. Одна была большая, другая — маленькая. Ему показалось, что он узнал, кто это и, не желая испытывать судьбу, офицер будто бы случайно перешел на другую сторону. По мере сближения, его волнение нарастало, пока не перешло в состояние, близкое к отчаянию. Черт побери, ну за что же мне это! От хорошего настроения не осталось и следа. Ошибки быть не могло — навстречу ему шла Яковлева вместе с сыном.

Раньше, до гибели капитана, Славка видел его супругу всего несколько раз, да и то издали. Единственное, знал, что ее зовут Наташей. Теперь, после последней встречи в военторге, он мог мгновенно узнать ее в любой толпе. Сейчас они были совершенно одни на дороге и поэтому, надвинув шапку на глаза, Абрек прибавил шагу, пытаясь, как можно быстрее проскочить мимо них.

Неожиданно, Яковлевы тоже изменили направление, и перешли на его сторону. Уже совершенно не заботясь, как это будет выглядеть, Шувалов торопливо метнулся обратно на противоположную обочину. Каково же было его удивление, когда они вновь последовали за ним, перехватив его на середине дороги. Понимая, что ситуация становится идиотской, Слава остановился.

Откуда-то изнутри начинала подниматься волна злости. «Опять скандалить будет!» — с раздражением думал Шувалов. — «Что я ей, в конце концов, пацан что ли?».

Они стояли друг напротив друга и молчали. Мальчишка настороженно изучал незнакомого дядю, прижавшись к ноге матери. Проезжающая грузовая машина согнала их на край дороги и за шумом ее двигателя, Славке то ли послышалось, то ли было произнесено на самом деле:

— Извините, за то, что я тогда…. Помните? Я не должна была… Я не имела права так говорить. Как-то все сразу навалилось. Простите меня, пожалуйста!

Уходящая женщина почти скрылась в полумраке, волоча за собой упирающегося сынишку, а Шувалов все смотрел ей вслед. Невысокого роста, с опущенными плечами и одетая во все темное, она была сейчас похожа на маленькую сухонькую старушонку.

«Вот же, бедная баба!» — подумал Славка. Потом набрал пригоршню снега, помял его в ладони и машинально сунул в рот.

Утро 26-го декабря 1983 года не предвещало ничего особенного. Как всегда, Тихон орал, распекая кого-то за нерасторопность и, ставил задачи на день. В самом конце построения, он внезапно прервался на полуслове, и, увидев в строю меня, удивленно поинтересовался:

— Анютов, а ты что тут делаешь?

— Я тут служу Родине, — огрызнулся я.

— Так, ты же уже целый день, как в отпуске! — капитан, словно не понял моего юмора.

— Как?! — опешил я. — В каком отпуске?

— В ежегодном. Тебе что, не сказал никто? Давай, дуй, однозначно, в строевой отдел за проездными документами. Гусько, тебя, кстати, тоже касается.

Мы продолжали переминаться с ноги на ногу, опасаясь подвоха. Видя нашу нерешительность, инженер широко улыбнулся, что бывало с ним нечасто:

— Ну, если вы уже без нас не можете…. Так и быть, оставайтесь, — милостиво разрешил он.

Такая перспектива моментально привела нас с Юрой в себя. Мы медленно вышли из строя и, постепенно ускоряя шаг, направились в сторону штаба, ежесекундно ожидая громкого смеха сзади. Однако ничего подобного не произошло, что означало — мечта об отпуске неожиданно стала явью.

По дороге я вспомнил любимую поговорку Панина: «Солнце жарит и палит — в отпуск едет замполит. Птица мерзнет на лету — в отпуск гонят техноту!». Как он был прав! Действительно, чего я ожидал? Что нас отпустят в июле? Спасибо хоть за это.

Ранним утром следующего дня я шел по рижским улицам, жадно глотая морозный зимний воздух. Рядом со мной шагал Алик, которого, как и меня, в тот же день отпустили (выгнали?) в отпуск. Мы, как лесные дикари, удивленно озирались вокруг. Это был совсем другой, порядком уже забытый мир. Мир, где люди имели право не выходить на улицу, если была плохая погода. Мир, где радовались выпавшему пушистому снегу и, где, самостоятельно определяли, когда одевать, а когда снимать зимнюю шапку.

И начался мой отпуск, где жизнь казалась бесконечным праздником. Мы с Полиной почти не вылезали из гостей, стараясь навестить максимальное количество друзей. Мужчины, в основном выпускники гражданских вузов, осторожно интересовались об условиях выживания в армии для офицеров-двухгодичников. Женщины, в свою очередь, удивлялись, откуда у меня такой превосходный загар уже в январе месяце.