Ирина Потанина - Русская красавица. Антология смерти Страница 37

«Осуждает или эротизирует?» — нагло заинтересовалась звезда, и не подумав сменить позу, — «Пусть мучается!»

Две вытянутые смуглые ладони легли на оба полумесяца. Массажистка приступила к работе, начав осторожно втирать крем. Артур тяжело сглотнул и отвернулся.

Истязала, или думала, что истязает Артура, звезда вовсе не от неприязни. Скорее из мстительности. Звезда маялась от отсутсвия былой лёгкости, страдала, что не может заводить новых друзей и подпускать близко к сердцу старых. На душе было паршиво, и хотелось оттаскать втащившего её во всё это Артура за ухо. Вместо этого, она таскала его за половые инстинкты и ёрничала. Пусть знает, как это, когда хочется, но нельзя!

Вот, например, с той же Мариной-массажисткой, рядом с горячностью которой звезда всегда чувствовала себя черепахой Тортиллой — /Я сама была такою, триста лет тому назад./ — страшно хотелось бы дружить по-честному. Хотелось, но было нельзя. Из-за Артура и его бредовых указаний!

Массажистка, конечно, не понимала, кто перед ней. Считала, что обычная клиентка — девушка Артура. Именно «девушка». Ни жена, ни любовница. Артур представлял звезду здешнему персоналу, как свою «девушку». Это название доводило до белого каления. Звезда совершенно не могла понять, как должна вести себя «девушка». В результате, они с Артуром (слава богу!) держались на людях, как посторонние, объясняя это повышенной нравственностью и наличием в недрах виллы уютного номера с вечно интимным светом и огромной, покрытой шелками пошлой кровати. Туда звезда с Артуром периодически удалялись демонстрировать страсть.

— Слушай, ну обгоришь же! Хватит жариться, — Артур уверенно гнал звезду в бассейн, — Пойдём поплаваем.

Марина осталась сидеть на подстилке возле шезлонга. Крепкими плечами и короткой мальчишеской стрижкой она очень походила на пловчиху, и, наверное, хотела в воду. Звезда с удовольствием позвала бы её в бассейн, но даже это было не положено по статусу.

— Хватит дурью маяться, гримеры разберутся, — тихо наехал Артур уже в воде, — Купи себе крем какой-нибудь или какую ещё вонючку… Не время сейчас у бассейна прохлаждаться. Интервью на носу! Мы ж сюда для любви приходим, ты забыла? Пойдём демонстрировать жадность страсти!

Звезда поёжилась, все эти окололюбовные заморочки страшно напрягали.

— А как я завтра с такими бёдрами на видео смотреться буду? — ехидно спросила она, но тут же взяла себя в руки, — Ладно, ты прав про гримёра. — тускло произнесла она и вдруг вздрогнула. Взгляд её наткнулся на суетящиеся с другой стороны бассейна спины рабочих.

— Нельзя было совместить их приход с моим отсутствием? — холодным полушёпотом спросила она, — Завалим ведь всю идею таинственности. Заподозрят…

Артур самодовольно улыбнулся, подтянулся на руках, уселся на бортик и спросил:

— С каких это пор ты интересуешься нашим внешним миром? — привычно метко он послал дротик в сердцевину висящего на двери плаката.

— С тех пор, как ты окончательно изувечил мой внутренний, — честно ответила звезда.

Выписка из дневника:

Не о том, нет, совсем не о том договаривались мы когда-то с Артуром. Не туда собирались идти. Тогда, когда проект «Русской красавицы» ещё только придумывался, когда нам ещё предстояло охмурить Рыбку и укротить Лиличку, тогда Артур разговаривал совсем по-другому.

Встречались в дешёвых забегаловках, конспирируясь уже тогда, и опасаясь быть замеченными вместе. На какое-то время, меня всё это немного увлекло. Артуру удалось заполучить согласие с первого же предметного разговора после моего самоубийства.

— Я сомневаюсь, что Генка станет следить. — оправдывался он за странное место встречи, — Но внезапно нагрянуть ко мне в гости может. А там ты сидишь… Поэтому к себе не приглашаю. Где будем заседать? — Артур горел идеей создания группы так жарко, что невинная моя прозрачная зажигалка взорвалась у него в руке. Пока Артур боролся с последствиями, я осмысливала его вопрос на разные лады.

Нет. Ничего сложного в вопросе не наблюдалось. Просто я тогда была малость пришиблена своей «Антологией смерти», поэтому реагировала на всё очень вяло. По мне, так лучше было вообще не заседать и оставить друг друга в покое. Но Артур, позвонивший в тот день утром, так настойчиво затребовал встречи, что пришлось одеваться, выходить, в первый раз за четыре дня из дому, искать названную Артуром улицу («Это в твоих краях, пятнадцать минут от твоего дома!»), спускаться в полуподвальную забегаловку и теперь вот сидеть и смотреть, как измываются над моей зажигалкой…

— Понятно, — отсутствие ответа о месте заседания Артур воспринял по-своему. Он, конечно же, ждал приглашения ко мне, и сейчас, не дождавшись, на ходу менял уже начертавшийся в мозгу план. Кстати, и Пашеньку он не взлюбил именно из-за этого нашего разговора. Будущий мой артдиректор и цербер отчего-то считал, что убоявшись Пашенькиной ревности, я не пригласила Артура в гости, а значит между делом и игрой выбрала игру, а значит, Пашенька влияет на меня плохо и лучше было б, если б его в моей жизни не было. Но все эти претензии мне были предъявлены позже. Пока же от меня требовалось согласие, и потому ничего дурного ни обо мне, ни о Пашеньке, мне не говорилось.

— Значит, будем заседать в подобных загибаловках! — постановил тогда Артур, смахивая с не слишком чистой скатерти кафешного столика оставшиеся от предыдущих посетителей крошки, — Ничего, справимся с задачей — так у нас и офис будет, и дома, куда можно звать, сколько хочешь, гостей, и вообще, всё чего душа желает! Слушай, ты уверена, что всё в порядке? У тебя такой вид, будто ты только что скончалась.

— Три дня назад, — механически поправила я, — Не совсем только что.

Возможно, мне нужно было выговориться, а Артур просто подвернулся под руку. Возможно, своей абсолютной чужеродностью в моей жизни, он располагал к доверию: объективный взгляд не заинтересованного ни во мне, ни в пострадавших человека всегда полезен. Возможно, я подсознательно стремилась отпугнуть Артура своей ненормальностью. Может, даже наоборот — пыталась привлечь внимание… Не знаю… В любом случае, я рассказала ему про историю с Черубиной и предшествующее ей написание «Антологии смерти».

— Великолепно! — вопреки ожиданиям, моему рассказу Артур страстно обрадовлася, — Это отличный промоушн! И эту историю мы тоже перетащим в наш проект. Кроме того, ты теперь просто обязана согласиться на моё предложение. Смотри, весь этот нервный срыв — знак. Первый звоночек о том, что пора изменять свою жизнь. Черубина — это отличная возможность для тебя начать всё заново. Неужели тебе не интересно раскрутить такой проект? Неужели не хочешь стать хвехдой?

— Нет, — я была предельно честна, о чём впоследствии неоднократно жалела, — Мне абсолютно не интересно. — и тут я представила свою будущую жизнь, испытала при этом какой-то странный животный ужас и решила прятаться в любые предлагаемые окопы, — С другой стороны… — страхи свои я, конечно, озвучила, — Надо же чем-то заниматься. Чем-то таким, что б можно было оборвать прежние связи… Я боюсь смотреть людям в глаза, представляешь? Спрятаться, забиться в нору и ни с кем не общаться. Не хочу больше приносить людям зло! — тогда я была ещё одержима собственной значимостью в происшествиях с окружающими, — А ты сам не боишься со мной разговаривать? Вдруг сравню тебя с кем-то, а ты потом умрёшь его смертью…

— Не боюсь, — Артур нервно дёрнул губами в знак насмешки, но глаза его остались бездонно серьёзными и злыми, — Смерть, по содержанию, для всех одинаковая. Суть в том, что был ты, а потом, оп-па, и нет тебя. А форма смерти значения не имеет. Её форма — это сиюсекундное. — потом Артур резко щёлкнул пальцами и вернул глазам нормальное выражение, — Слушай, давай оставим праздную философию и перейдём к делу. Итак, звезда будет зваться Черубина…

И я сдалась.

„Жизнь до того абсурдна, что лишние пару витков маразма ничего уже не испортят”, — решила я.

Тут обнаружилась одна из главных моих странностей — наличие герметичного клапана внутри головы. Чтобы ни было на душе, как бы ни давило оттуда дрянью, едва речь заходит о каком-то деле, я могу отключиться от ощущений и работать только мозгом. Клапан наглухо защищает мозг от остальной меня. Так было и тогда, когда мы придумывали „Русскую красавицу”, и когда нечаянно изобрели маску, и когда писали загадочные письма Рыбке, и когда записывали на диктофон наброски первой песни, и когда любительской камерой снимали импровизированный клип, и когда я хладнокровно сообщала друзьям, что нашла новую работу, страшно занята, и ото всех ухожу… Клапан открывался лишь ночами. Вгрызалась в подушку, до крови кусала пальцы, чтоб не начать трезвонить Свинтусу, хватала себя за волосы и тягала до стука в висках, чтобы разогнать все мысли и невольно не приписать кому-нибудь схожесть с героями моей антологии. Нужно было жить дальше, и при этом научиться не причинять никому вреда.