Барбара Пим - Осенний квартет Страница 37

— Я еще не решил, — сказал Норман. — Может, буду, а может, и нет.

На этом этапе их беседы обе женщины решили удалиться, оставив Нормана в полной уверенности, что он показал им что к чему. В дом он больше не стал заходить и приступил к исследованию сада. «Исследование» самое подходящее слово, когда приходится чуть ли не прорубать себе дорогу сквозь эти заросли, решил он. В саду стоял небольшой сарайчик, что было весьма кстати, и он уже видел, как будет расставлять там свои инструменты и всякие другие причиндалы. Может, после Марсии тут остались вилы и газонокосилка, лопата и мотыга, хотя вряд ли она пользовалась ими последнее время. Он растворил дверь сарайчика. Вон там, в углу какие-то инструменты, но почти все пространство этого помещения занимали молочные бутылки, расставленные на полках; их было, наверно, больше сотни.

И Норман решил — нет, хватит с меня! Душная теснота его спальни-гостиной вдруг показалась ему такой уютной, такой заманчиво спокойной, что он решил скорее вернуться туда — домой, в свою «обитель». Но ведь он стал теперь домовладельцем, и от него зависит, Что делать со своим владением — перебраться сюда или продать его, а за дом на этой улице можно выручить приличную сумму, судя по тем особнячкам, которые он видел. Тот факт, что решение этого вопроса зависит от него, что теперь он может оказать какое-то влияние на жизнь людей, таких, как Присцилла и ее муж, родило в нем новое, до сих пор не изведанное ощущение — горделивое чувство, как говорится, собаки с двумя хвостами, и, высоко подняв голову, он зашагал к автобусной остановке.

В тот же самый вечер Эдвин вернулся с работы и, сидя у себя дома по свою сторону лужайки, раздумывал, что делал Норман в «доме Марсии», как это у него до сих пор называлось. При других обстоятельствах он мог бы прогуляться туда, но сегодня — 18 октября, в день св. Луки, — где-нибудь, вероятно, будут служить вечернюю мессу. В церкви, которые открыты во время обеденного перерыва, ходить нечего — печальный контраст с теми временами, когда отец Темз, а потом отец Боуд собирали толпы конторских служащих. Эдвин с сожалением припомнил еще одну церковь, где он часто бывал и где служили великолепно, но этой церкви больше нет. Скандал, разыгравшийся в начале пятидесятых годов — Эдвин хорошо его помнил, — положил конец великолепным службам, прихожане разбежались оттуда кто куда, и в конце концов ее закрыли как «излишнюю». На этом месте — там, где раньше веяло запахом ладана, — стояло высокое учрежденческое здание. Да, история печальная, и результат ее таков, что вечерней мессы в день св. Луки там не будет. Лука, возлюбленный целитель наш! Казалось бы, в церковь напротив той больницы, где умерла Марсия, сойдутся в такой день набожные врачи: хирурги и терапевты, стажеры, ассистенты и сестры, — да не тут-то было! В церкви св. Луки по воскресеньям служат только самое необходимое, а в будни там и вовсе ничего не происходит. И при мысли об этом у Эдвина возникли серьезные подозрения на тот счет, что хирург Марсии, мистер Стронг, набожностью не отличается… Припомнилось какое-то его высказывание, какой-то непочтительный отзыв о капеллане… Словом, почтить св. Луку негде, и в конце концов эту мысль придется оставить.

И тут Эдвину вдруг пришло в голову, что надо позвонить Летти. На похоронах она показалась ему какой-то одинокой, хоть и живет вместе с миссис Поуп. То, что Летти поселилась там, конечно, очень хорошо, но разве общение с женщиной, которой уже за восемьдесят, — это все, что ей нужно? И с этой мыслью Эдвин подошел к телефону и набрал ее номер, но там было занято. Тогда он решил сегодня больше не звонить, а отложить звонок на завтра или на какой-нибудь другой день, когда вспомнится. В конце концов спешить-то некуда.

23

Летти питала старомодное уважение к лицам священнического сана, но в семидесятых годах это уже устарело. Она не раз убеждалась, что священники такие же люди, как и все прочие, чтобы не сказать больше. Упор на человеческую природу — все мы люди, все человеки — был положен в основу проповеди, которую она недавно слышала в церкви миссис Поуп, словно проповедник готовил своих прихожан к каким-то чудовищным проявлениям человеческой натуры. Но в данном случае это проявилось лишь в том, что он распорядился убрать несколько задних скамей в церкви, чтобы освободить место для маленьких детей на время службы, что вызвало негодующие протесты некоторых прихожан.

— Он нас всех решил закабалить! — провозгласила миссис Поуп.

Удивившись такому яростному выступлению миссис Поуп, Летти хотела вступиться за священника, но тут зазвонил телефон. Минутой раньше (или позже) это был бы звонок Эдвина, отважившегося на дружеский жест по отношению к «такой одинокой» Летти, но, оказалось, звонила Марджори — «ваша приятельница, которая собирается замуж за того священника», как ее иногда рекомендовала миссис Поуп, и вдруг выяснилось, что Марджори не собирается выходить за него замуж. Судя по тому, что Летти поняла из ее невнятного словоизвержения — связь была неважная, и она не все расслышала, — по каким-то причинам помолвка была расторгнута.

— Бет Даути! — стенала Марджори. — И ведь я понятия не имела…

Первую минуту Летти не могла сообразить, кто это — Бет Даути, потом вспомнила. Директриса дома для пенсионеров из благородных, вот кто такая Бет Даути — деловая женщина с окаменевшей прической, та самая, которая так щедро разливала джин по рюмкам, знала, какие блюда предпочитает Дэвид Лиделл, и помнила о его пристрастии к орвието. В том, что две женщины с помощью яств и вин отбивают друг у друга любовь священника, чувствовалось что-то непристойное, но это было именно так. Все мы люди, все человеки…

Когда телефонная трубка наконец легла на место, основное, что воспоследовало из их разговора, было следующее: Летти должна как можно скорее выехать к Марджори. Разумеется, не сегодня вечером — сегодня и поезда подходящего не будет, — но завтра с самого утра обязательно.

— Да-а… — Летти повернулась к насторожившейся миссис Поуп. — Это моя подруга. Он нарушил свои обещания, — сказала она. — Там появилась другая женщина — директриса дома для престарелых.

В таком изложении все это звучало ужасно, но особенно резнуло ее словечко «престарелые», сказанное хоть и безотносительно к ней.

— Ну, знаете! — Миссис Поуп не находила слов, чтобы в полной мере выразить свои чувства. По сравнению с этим судьба нескольких задних скамей в их церкви была сущим пустяком. — Вам, конечно, надо к ней поехать, — добавила она не без зависти.

— Да, завтра с самого утра, — сказала Летти. Она чувствовала странную приподнятость, старалась подавить ее в себе, но волнение не исчезало. Надо было обдумать, как ей одеться в такую неожиданную поездку. Для октября погода стояла очень теплая, но не следует забывать, что за городом всегда холоднее.

— У него неполадки с пищеварением, и потом мать, ей уже за девяносто, и вообще… — Марджори запнулась, — …разница в возрасте. Он ведь на несколько лет моложе меня.

Летти сочувственно пробормотала что-то. Все это было уже известно, но теперь — когда Марджори объясняла, что произошло, и как Дэвид Лиделл избегал назначать день свадьбы, и что однажды свадьбу отложили из-за болезни матери, — теперь Летти казалось удивительным, как это он вообще соглашался жениться. Каким образом Бет Даути ухитрилась уломать его — вот в чем надо разобраться! Все прочие причины как были, так и остались, и Бет Даути не намного моложе Марджори.

Марджори, видимо, не знала, чем это объяснить, или же была слишком расстроена, чтобы вдаваться в подробности. Летти уже подумывала, не будет ли Бет Даути в свою очередь тоже отвергнута и найдется ли такая женщина, которой удастся подвести Дэвида Лиделла к желанному концу, но ничего об этом не сказала.

— На что только женщина ни пойдет! — воскликнула Марджори. — Этого нельзя ни предвидеть, ни объяснить.

Сущая правда, согласилась Летти и поймала себя на том, что думает о Марсии, которая завещала свой дом Норману и тем самым подтвердила непредсказуемость женской души. И теперь, когда Марсия умерла, ее поступка уже ничем не объяснишь.

— Куда же Дэвид Лиделл теперь уедет? — спросила Летти.

— Уедет? В том-то вся и беда — никуда он не уедет. Здесь останется.

— Решил здесь остаться?

— Решил — не решил, не знаю. По-моему, он просто не думает о переезде.

— Но ведь он не так давно у вас живет и, принимая во внимание некоторые обстоятельства… — Летти осеклась, не доверяя самой себе, и почувствовала, что продолжать не стоит. Но, если подумать как следует, зачем Дэвиду Лиделлу уезжать отсюда? Он ничего плохого не сделал, а только передумал, и ведь считают же люди, что лучше сразу разобраться в своих ошибках, чем откладывать это в долгий ящик. — А где он будет жить? — продолжала она. — Неужели в Холмхерсте, в доме для престарелых?