Валентина Мухина-Петринская - Позывные Зурбагана Страница 37

— Как вам позвонить, куда? — спросил я. — Можно ли приехать к вам в лес с кинооператором и режиссером? Вы знаете, я подумал, что они должны непременно познакомиться с вами и вашим опытным лесничеством.

Тася не стала ничего уточнять, ни расспрашивать, просто написала на листке из записной книжки телефон и протянула мне.

Я почти всю ночь не спал, думал, почему Тася Терехова произвела на меня такое сильное впечатление.

Алеша приехал раньше, чем я ожидал. Христина с Виталием были в отъезде (в «моем» зеленом фургончике), Миша и Нюра еще не пришли на работу, когда раздался звонок. Я в одной пижаме выскочил из-под теплого одеяла, отпер дверь и очутился в медвежьих объятиях Алеши.

— Приняли?! — вскричал я, только взглянув на его сияющее лицо.

— Приняли. На первый курс. Как раз отсев был. Обязали доедать за первое полугодие.

— Алешка! Дружище! — завопил я вне себя от радости за своего друга.

Уже за столом не-то лукаво, не то смущенно рассказал, мне о том, что получил консультацию насчет своей математической работы у самого академика С. и обещал закончить эту работу…

— С академиком… но каким образом? Как ты его нашел? Алеша укоризненно покачал головой.

— По-твоему, я бы стал отрывать его от работы, чтобы… мне консультацию? Он сам меня нашел!

— Ему написал Кирилл?

— Нет. Кирилл отослал мое пространное решение «задачи» в математический журнал, а главный редактор дал ознакомиться академику. Ну, он узнал, что я окончил ГПТУ, работаю пекарем, и пожелал увидеть меня, познакомиться.

— Где же вы встретились?

— У него дома. Пригласил меня на чашку чая.

— О чем же вы говорили?

— Его интересовало, каким образом я пришел именно к этому решению. Ну и еще… спорили.

— Черт побери! О чем?

— Он ужасно ругал моих учителей из школы, обозвал их…

— Идиотиками?

— Идиотами. А я заступился. Они ведь всю жизнь нам отдавали… свою любовь… А профессор говорит… что они… обязаны были видеть мою… — Алеша запнулся и покраснел.

— Что видеть?

— Неважно. Профессор большой ученый, человек эмоциональный… Потому преувеличивает.

— Понимаю. Учти, что я с ним согласен. Жаль, что мне надо от тебя уходить — соскучился…

— Вечером увидимся, поговорим.

В этот день я с бригадой Мосфильма должен был лететь вертолетом на медные рудники. Мы вернулись рано, так как хотя день и прибавился на час, но все еще рано темнело; пообедали с мамой в столовой, вместе с отцом, договорились насчет поездки в опытное лесничество и хотя усталые, но довольные вернулись домой, где меня ожидал Алеша.

Мы проговорили с ним за полночь. Ему было приятно, что мои случайные выступления в фигурном катании пользуются в районе таким успехом.

— Значит, коньки так и возишь с собой?

— Вожу. Не люблю отказывать, а просят везде, где есть свой каток. Христина говорит, что мои выступления повышают у них тонус, как Женины песни.

— В какой же ты институт поступил? — спросил вдруг я, спохватившись.

— В иркутский же, педагогический. Академик меня сам рекомендовал на математический после той работы. А у них как раз — отсев. В Новосибирске-то уговаривали меня остаться в их университете. А я отказался наотрез. Только в иркутский.

— Может, зря, Алеша?

— Не зря, Иркутск ближе. От тебя, от всех нас. И дефектологический факультет есть, не забывай. Я мечтаю помогать детям чувствовать себя полноценными людьми, обрести счастье.

Глава двенадцатая

ВРЕМЯ ВЗРЫВАЕТСЯ И ИСЧЕЗАЕТ

Поскольку дирижаблей ни грузовых, ни товарно-пассажирских еще не настроили, а прямой сухопутной дороги от Зурбагана до станции не было (летом часть пути в обход хребта, обрывающегося к Байкалу, совершали на баржах, на паромах), то грузы можно было перевозить только летом. Но ждать открытия навигации — значило потерять время, сорвать темпы работ, и строители создали свою трассу через… зимний Байкал.

Сначала по ледовой дороге проезжало за зиму десятка два или три грузовиков — уж очень тяжела и опасна эта дорога, — потом уже за несколько дней их проходило сотни — тяжело груженных машин.

Проектировщики такой вариант не предусматривали, но гигантские стройки — они роились вокруг Зурбагана — БАМ, порт, туннели, территориально-производственный комплекс, станции поселки, рудники и дороги, дороги, — они требовали зимника, по которому можно было везти нужные строительству грузы.

В этом году Байкал замерзал трудно и поздно — где-то в конце января. Зима была вьюжной, своевольной — жгучие морозы перемежались оттепелями. Весну синоптики предсказывали («обещали») ранней, а строительство порта тормозилось из-за отсутствия необходимых материалов, то есть даже с открытием навигации Зурбаган не принял бы все суда.

Поэтому горком КПСС обратился ко всем, имеющим водительские права, принять участие в ледовых рейсах, а соседние области подбросили нам своих машин.

— Мобилизация водителей! — назвал это мероприятие Виталий.

Виталию дали почти новый МАЗ, я ехал с ним за мосфильмовской машиной. Алеша ехал с пожилым дяденькой. На станции Алешу ожидали иркутская машина и мука для пекарни.

Мама и Таня, конечно, не могли пропустить такие «кадры» — они ехали в головном вездеходе-тягаче с проводниками, отлично изучившими повадки зимнего Байкала. Эти проводники первыми ежедневно проходили ледяную трассу, ведя за собой колонну машин.

На берег Байкала мы вышли с рассветом. Шоферы еще раз на дорожку проверили тормоза и двигатели. Нашу машину проверил сам Кузькин. Он же зычно скомандовал: «По ма-ши-нам!» — и помахал нам рукой. Махал, пока головной вездеход не скрылся в облаке снежной пыли.

Мы с Виталием решили вести машину поочередно, первым вел Виталий. Я сидел рядом на упругом, мягком сиденье и смотрел на остекленевший, оледенелый Байкал (подо льдом стылая черная вода), светлеющие небеса — скоро взойдет солнце, — на голубые горы вдали. Наша колонна растянулась более чем на километр — строго соблюдалось расстояние между машинами.

Меня беспокоило, что Алеша выехал с температурой. Вечером было 38,2, а утром он наотрез отказался мерить, так как все равно решил ехать. Остаться неловко!.. А у него явный грипп: чихает, сморкается.

Я сказал об этом Виталию. Если нас с ним что и объединяло, так это наша общая привязанность к Алеше.

В этом рейсе мы с Виталием разговорились, и я решил его спросить начистоту.

Дело в том, что вчера за обедом Андрей Николаевич сказал, что ему звонил начальник районного отделения милиции Захарченко насчет Виталия. Они таки запросили о нем Москву: за что его выселили из столицы?

Каково было их удивление, когда из Москвы пришло сообщение, что Виталия Максимовича Сикорского, несудимого, никто из Москвы не выселял, он уехал по собственному желанию.

— Никакой он не тунеядец, — добавил Андрей Николаевич, — из университета его не исключали, окончил три курса, экзамены все сданы честь честью. Подал заявление, что просит его временно отчислить из университета для прохождения службы в армии. Но из армии его через три месяца комиссовали по болезни. Тогда он уехал в Сибирь. Причина отъезда неизвестна.

— Зачем ты на себя наговорил? — спросил я с недоумением.

— Но вы меня и такого в свою компанию приняли…

— Приняли, чтоб помочь тебе, а ты ни в какой помощи и не нуждался!

— Нуждался. Алеша знает, — сказал Виталий. — Значит, он тебе не рассказал?

— Конечно нет, ты ведь ему доверился, а не мне. Как же он мог…

Некоторое время мы ехали молча, пока я не сменил его за рулем.

— Ты славный парень, — задумчиво произнес Виталий. — У тебя и родители славные. Добрые! Я тебе могу рассказать, даже легче, чем Алеше. Его я стеснялся, уж очень он идеальный. Трудно было ему рассказать. Видишь ли, Андрей, я — преступник!

— Псих ты, а не преступник! Тебя же никто не судил, не обвинял ни в чем.

— Верно, не судили. Меня не назвали ни соучастники, ни потерпевшая. Вот я и остался вроде как в стороне. Но я там был и не сумел помешать. Значит, такой же мерзавец. Хотя я лично вроде ничего плохого не делал. Понимаешь?

— Пока не очень.

— Были у меня два друга, «потрясные» парни, я ими восхищался, дурак. Был весьма польщен, что они снизошли до меня. Я — что, студентишка, а они научные работники. Не видел того, что в глаза бросалось: никакие они не ученые, в НИИ их устроили папаши, потому что… престижная профессия. В общем, скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты. У одного их знакомого, Виктора, родители уехали летом за границу, дача пустовала… Ну, и заманили они… одну дурочку, студентку консерватории, между прочим, на эту дачу. Имена себе все придумали. Но пока собирали ужин, девчонка, ее звали Света, увидела на стене портрет отца Виктора, узнала его и поняла, на чьей даче находится. После ужина потащили они ее втроем в кабинет отца… Я потребовал прекратить безобразие и отвезти девушку домой в Москву. Я не видел… Я совсем не видел, как она убила Аркашку статуэткой…