Кристофер Бакли - Суматоха в Белом Доме Страница 37

Мне хотелось, чтобы президент оставил на время государственные дела и провел тихую неделю в семейном кругу. Вот так уж получилось, что я сопровождал его, – несмотря на ворчание других высокопоставленных чиновников, которые не были приглашены президентом, – и жил в одном из коттеджей на окраине охраняемой территории.

В этот период я играл роль буфера или, если угодно, фильтра и тщательно следил за тем, чтобы все документы шли к президенту через меня. В интересах Такера, ради сохранения его душевного покоя, я попытался свести количество бумаг к минимуму. А это была нелегкая задача, так как среднее число страниц, ежедневно попадающих на стол президента, равно примерно двумстам четырем, но мне удалось уменьшить его до пяти. Было, чем гордиться, хотя пресса резко критиковала меня, да и некоторые высокопоставленные чиновники от нее не отставали. Один из них в интервью «Нью-Йорк таймс» назвал меня «препаратом, вызывающим запор».

Кстати, президент сам попросил меня заняться отбором наиболее важных новостей за неделю, так как с жадностью набросился на книги. Я дал указание отделу новостей Белого дома соблюдать предельную краткость. Работая рука об руку, мы сумели сократить ежедневную порцию «Нью-Йорк таймс» до пятидесяти слов, а «Вашингтон пост» – до двадцати. В общем-то, мне кажется, что «Таймс» можно было бы еще ужать.

Я не видел смысла в том, чтобы загружать драгоценное время президента обвинениями и угрозами со стороны республиканцев. Мне было известно, что предпочтет президент, если придется выбирать между информацией о новейших отчаянных выпадах Джорджа Буша и лазаньем вместе с сыном за барвинком по скользким из-за морских водорослей прибрежным скалам. И все же он не мог полностью отрешиться от мировых проблем.

В сводках оставались Бермуды, ибо двадцать седьмого августа был взорван гольф-клуб, что повлекло вполне естественные последствия для туристического бизнеса. Когда на другое утро после события явился маленький серый человечек из ЦРУ, который привозил президенту ежедневные сводки, тот выглядел обеспокоенным более чем обычно. А когда в последний день месяца банк «Чейз Манхэттан» поднял кредитные ставки до двадцати одного процента, всем захотелось, чтобы президент сказал свое веское слово. Не считая нужным беспокоить Чарли Манганелли, который воспользовался отпуском президента, чтобы пройти еще один курс лечения от алкоголизма, я сам написал от лица президента заявление и отдал его в «Нью-Йорк таймс». Честно говоря, тогда я остался весьма доволен работой этой газеты, которая добралась до первопричины проблемы и поставила вопрос так, что банкам пришлось защищаться. Однако теперь, по прошествии времени, мне кажется, я перестарался с угрозой национализации банков. Мне не сообщили, что двадцать седьмого июня министр финансов Линдсей выступил на совещании кабинета министров против национализации банков и президент поддержал его. Этот инцидент, пусть даже раздутый, доказывает необходимость большей координации действий. Мы постарались оградить остров от нашествия журналистов, добиваясь от местных властей временного запрета на их въезд, но те нас не поддержали. (Про себя я решил, что здешние наглецы последний раз получили грант.) Итак, журналисты присутствовали, но в количестве всего лишь двадцати человек. Они убивали время, выискивая недовольных островитян, которые жаловались на то, что шум президентских вертолетов распугивает лангустов.

В этот период я проводил с президентом не много времени, но в предпоследний вечер он позвонил мне и пригласил на прогулку. Я был уже в пижаме, но, конечно же, сказал «да». Мы встретились возле моего коттеджа (он назывался «Корма»), и Такер дал мне фонарик. Нас сопровождали всего шесть агентов. В дыхании президента я учуял запах бурбона, но, в конце концов, отпуск есть отпуск.

К моему ужасу, он направился к берегу, оставив без внимания очаровательные тропинки, ведущие в сосновый лес. Президент обожал приглашать на «морские прогулки». По правде говоря, чтобы участвовать в его прогулках, неплохо было бы иметь навыки горного козла. Сначала путь пролегал по валунам, потом по скользким от водорослей лощинам, но самым неприятным отрезком была тропа в фут шириной, тянувшаяся по краю утеса в двадцати футах над водой. Пройти по ней и днем было нелегко, а в темноте тем более – сразу приходили на память фильмы по Алистеру Маклину о второй мировой войне. Стоило президенту объявить, что он отправляется гулять к морю, служба безопасности ставила об этом в известность медиков и отправляла к подножию утеса своих агентов в резиновой лодке. Годом раньше президент пригласил на подобную прогулку премьер-министра Шри-Ланки, и это явилось причиной внезапного отъезда на родину достопочтенного господина Ширибиндигара, так и не подписавшего запланированный договор, хотя, насколько мне известно, его левая рука вскоре обрела первоначальную подвижность.

Оставалось только радоваться яркой луне. Я видел на целых три фута перед собой. Ночью у меня совсем плохо со зрением, к тому же стоит мне запыхаться, как запотевают очки.

– Помните, – сказал президент, перепрыгивая с одного камня на другой, – никаких рук.

Он считал, что чувствуешь себя увереннее, если не держишься ни за что руками. Но будь у меня шипы на обуви и веревка в руках, я бы явно почувствовал себя увереннее.

Президент хранил молчание. То ли у него было плохое настроение, то ли его одолевали мрачные предчувствия. Да и что в этом странного? Он отлично знал, что предвыборная кампания будет чертовски трудной. За четыре года сил у него поубавилось, и на вид ему можно было дать намного больше его пятидесяти двух лет. В день инаугурации у него на лице не было морщин. И кашлять он стал чаще, хотя дал «самое последнее» обещание покончить с курением к Дню труда. Я искренне надеялся, что на этот раз он выполнит обещание, хотя начало предвыборной кампании не самое лучшее время для этого.

– Герб, – сказал он, остановившись на скользком камне, – что-то я сомневаюсь насчет выборов.

Мне показалось, что ему требуется утешение. Я не очень-то гожусь на роль подпевалы, но бывают случаи, когда подчиненному надо сказать своему начальнику несколько подбадривающих слов. Вот и я сказал, что все наши сотрудники с оптимизмом смотрят в будущее. На самом деле это было не совсем так, но ничего другого мне просто не пришло в голову.

– С оптимизмом, – повторил он. – Наверное, вы имеете в виду Манганелли.

Незадолго до этого мне пришлось рассказать ему о проблеме Чарли, чтобы объяснить, почему я написал вместо него заявление для «Нью-Йорк таймс». Другой бы немедленно избавился от Чарли, а президент великодушно оставил его на посту главного спичрайтера.

Я засмеялся, а он, поскользнувшись, упал между двумя камнями. Агент, присматривавший за нами сверху, что-то сказал в переговорное устройство, и в мгновение ока вся территория была залита ярким светом. Ярдах в пятидесяти от нас находился прожектор береговой охраны. Президент вскарабкался на камень.

– Выключите это.

Спустя несколько секунд опять стало темно, лишь кое-где появлялись подвижные белые блики. Ослепленный прожектором, я осторожно сделал шаг вперед. Под ногой что-то громко чавкнуло, и я упал на спину, прикусив кончик языка.

– Наверное, вы держались руками за камни? – спросил президент.

– Я прикусил язык.

Мы пошли, если это можно назвать ходьбой, дальше. Несмотря на боль, я замечал окружавшую меня красоту. На берегу царил покой, лунный свет серебрил мерцавшую воду, а над нашими головами порхали чайки – не уверен, правда, что чайки порхают. Скорее всего, это были летучие мыши.

Мы подошли к особенно опасному месту, где каменный утес нависал над морем, уходя от тропинки под углом в тридцать пять градусов. Когда-то, очень давно, огромная глыба отвалилась от скалы и чудом удержалась на склоне. Президент называл этот утес «обломком стариковского зуба».

– Идите сюда, – весело позвал он меня. – Поговорим тут.

Я спросил, нельзя ли поговорить, если я останусь внизу.

– Здесь вас отлично слышно, – уверил я Такера.

– Идите сюда.

Как сказать «нет» главнокомандующему? Ведь он не хотел запугать или испытать меня. Просто Томас Такер все еще не изжил в себе мальчишку.

Одолев несколько футов, я потерял равновесие и растянулся во весь рост. Камень покрывали проклятые водоросли, и я, вымазавшись в мокрых ошметках, соскользнул вниз.

– Сначала надо бегом, – сказал президент.

– Мне непонятно, – прохрипел я, – как можно добраться до верха.

– На одном дыхании!

– Ладно, – сказал я и устремился вверх. Мне почти удалось одолеть весь путь, но опять помешали водоросли. – Ох! – вырвалось у меня, когда я почувствовал, что опять скольжу вниз.

Вот уж чего мне совсем не хотелось. До подножия было не меньше пятнадцати футов.