Людмила Петрушевская - Черная бабочка (сборник) Страница 38

Стук в дверь.

Коля

Да отлипни ты!

Маша

Ты лучше их всех.

Коля

Да ладно тебе.

Маша

Если бы ты знал, какой ты…

Стук в дверь.

Коля

Я кому сказал?

Маша

Ну не гони ты его, он бедный… За половину денег идет как раб… Как сексуальный раб.

Коля

Не, пусть там постоит.

Маша

Ты же добрый…

Коля

Не пущу.

Маша

Тебе что, жалко тех денег? Которые тебе не заплатят?

Коля

Мне? Да мне вообще… Если сказать, будешь смеяться. Кто мне из женщин когда платил? А? Жена-жаба? Эта Светка медсестра, с которой я по часу валандался в клизменной? Я уже не считаю в командировках в гостиницах… Никогда меня не отблагодарят, никогда! И в купейных вагонах соседки. А в плацкарте? А на пляже ночью? Хоть копейку бы заплатили! А в туалете в поликлинике? Идешь на риск… И ни гроша ни-ко-гда! Да в жизни! Я от женщин даже спасибо не слышал. Адрес спросят и всё. И никогда денег не пришлют!

Маша

Ну тогда ты почему не хочешь, чтобы он вошел?

Коля

Потому что ты должна родить моих детей чистой, поняла? Чистой женщиной! А если он внедрится в тебя своим немытым корнем, они испугаются и рассосутся! Они же дети духа! Так погибли мои восемь братьев у мамы, Валентины Игнатьевны… От обиды, что на них никто не поглядел, никто не ждал.

Маша

Ты можешь быть спокоен. Я больше никого не впущу.

Коля (поет)

Маша! Ты всегда и повсюду со мной! Ты со мной!

Маша

Коля! Повторяет за мною прибой золотой!

Коля

Маша! Нананана-нанана мечты — это ты!

Маша

Коля! Барбаты марматы это ты, это ты!

Стук в дверь.

Коля

Да не пущу я тебя!

Маше.

Ну скажи мне: «О господи, я люблю только тебя!»

Маша

Ты хочешь этого? Коля, ты хочешь, чтобы я тебе это сказала? Несмотря ни на что?

Коля

Мне никто никогда этого не говорил!

Маша

Но ведь дверь откроется! И он войдет!

Коля

Я его выкину. Я же дуб.

Маша

Ты вообще-то еще ни разу меня не поцеловал.

Коля

Я боюсь!

Маша

Не бойся, глупый!

Коля

Я боюсь девятерни. У меня, знаешь, такой страх, искренне скажу. Когда меня просят там прийти полку повесить… Ну, знаешь? Диван подвинуть там… Ну, поняла?

Маша

Не поняла, но давай.

Коля

То я всегда боюсь! Что чихну и раз! И я донор этого… Семя, семя извергаю!

Маша

А что этого бояться! Не все ли равно! Не тебе ведь ходить девять месяцев, не тебе рожать, не тебе кормить. Насильно мужа к себе не привяжешь.

Коля

Один раз после Нового года так просыпаюсь, утро, двенадцать часов. Лежу на чужой диван-кровати, две подушки мятые, два одеяла. Хвать! Проверяю руки-ноги, весь комплект. Не хватает одного глаза и трусов. Лезу как есть под диван, всё в пыли валяется. И главное, у глаза резьба сбоит. Тут я и догадался, что меня использовали как донора! Кто, где, как. Думаю и не знаю. Через три года моей маме, Валентине Игнатьевне, телеграмма. Встречай внуков. Один внук художник Шилов, генерал, второй драматург Шатров, третий космонавт Гагарин. Четвертый Евтушенко, знаешь, поэт? Пятый Березовский, кандидат наук, он младший. И еще средний, сержант ГРУ… забыл… Распутин, что ли… И такой Черномырдин, он вообще в детском доме вырос, по-русски не умеет. Валентина Игнатьевна прежде всего у них ножки проверила, и у всех шестые-седьмые пальцы в зачаточном состоянии. Мои дети…

Маша

Стало быть, у моих будет то же самое?

Коля

Ничего, у них отрезают это ниткой еще в родильном доме. Ты не бойся! Ну что! Господи, как я люблю тебя! Как я люблю тебя! Прощай, ветка. Не могу сдержать этих слов. Пусть он войдет. Господи, как я люблю тебя!

Гром. Растворяются двери. Там никого нет.

Как я люблю тебя, господи боже ты мой! А где все? С деньгами?

Ждут. Никого нет.

Маша

Они поняли всё и ушли. Ты погаси свет, там выключатель. Дверь закрой на щеколду.

Коля закрывает дверь на задвижку.

А то еще скажу это… Как я люблю тебя…

Замолкает.

Мало ли… А я стесняюсь, когда дверь нараспашку и чужие ходят.

Коля

А я!

Маша

Я боюсь, что ничего не получится…

Коля

А я!

Маша

Я так боюсь, я так боюсь… Ужас как боюсь…

Коля

А я! Господи!

Гаснет свет. Открывается дверь.

Нынешние сказки

Мальчик Новый год

Ариша, клоун и ее товарищ, мим Сеня, в канун Нового года стояли, разумеется, в пробке. Старый Сенин драндулет, мерседес девяностых годов прошлого столетия, дрожал как припадочный в тесной компании таких же трясущихся и жужжащих средств транспорта. Сверху на все это стадо сеялся мелкий новогодний дождик с гвоздями. Вдобавок поле зрения Сене загораживал могучий троллейбус, и было непонятно, есть ли надежда стронуться с места.

— Я давно предлагала, — хрипло сказала Арина, — сделать такой перископ на машинах, как у подводной лодки: высунул его поверх всех, повертел и все увидел.

Молчаливый мим Сеня только пожал плечами, и от этого его голова, украшенная шапкой деда Мороза с пришитыми кудрями, утонула в белом синтетическом воротнике.

Из машины слева на него таращился небольшой ребенок, поэтому Сеня, пожав плечами, специально надолго погрузился в шубу. Он уже минут десять играл для данного зрителя (родители этой его публики явно ругались на переднем сидении, причем жена смотрела при том на мужа, а он на нее нет).

У самого Сени детей не было, как и жены, их с успехом ему заменяла почти неходячая мама.

Еще вчера к ней приехала так называемая Сенина невеста (так он называл пожилых маминых подруг). С утра же Сеня обтер маму водкой, переодел, несмотря на протесты, в праздничное кримпленовое платье (купленное тридцать лет назад и до сих пор не надеванное), причем мама шептала, чтобы подруга не слышала: «Это я берегу до лучших времен, ты в своем ли разуме». А Сеня приговаривал: «Уже, уже».

«Лучшие времена» в ее трактовке (глаза в потолок, готовность к слезам) явно намекали на близкое погребение. Сеня упорно пресекал такое кокетство.

На прощание мама пустила пробный шар:

— Я все знаю! Гуляй, гуляй хоть всю ночь с ней (глаза в потолок, губы слегка дрожат).

Мама, причем, как в воду глядела.

Клоун Ариша, когда Дед Мороз Сеня толкнул ее локтем и кивнул на юного зрителя в соседней машине, тоже натянула со вздохом свою голубую шапку с пришитыми синтетическими косами и стала улыбаться налево.

Так-то она была совершенно лысая, как новобранец, потому что натягивать парики на свои естественные буйные кудри ей всегда было лень. Побрившись много лет назад, она плюнула на внешность, была свой парень в коллективе «Цирк приехал», сплетнями не интересовалась, всем улыбалась, все ее обожали, даже администраторша. В молодости у Ариши погиб любимый человек, гимнаст, и Ариша не смогла доносить беременность, всё.

Сейчас вот оба они с Сеней подрабатывали чем могли — Сеня даже загодя, в ноябре, основал свое агентство и разместил по столбам объявления. «Дед Мороз и Сн. недорого. Песни, хороводы, фокусы».

Мимы в нашей стране, он это понял давно, никому не были понятны, даже лучшие из мира пантомимы вынуждены были использовать человеческую речь («Асисяй» тот же).

А сам Сеня, будучи убежденным узким специалистом, не пошел по этой легкой дорожке, а наоборот, замолчал уже принципиально, но при том выучился фокусам у старого коллеги и теперь показывал по квартирам номер мирового масштаба — как Дед Мороз видит на своей шубе дыру и как он ее чинит невидимой иглой (предварительно с трудом вдев в нее несуществующую ниточку). Затем, закончивши ремонт, (дыра исчезала, это уже был фокус), Сеня якобы вкалывал в свою ватную грудь иголку, вынимал из нее нитку, вытягивал ее вверх и — и тут смотрел в потолок: там оказывался надутый красный шарик! А Сеня доставал из воздуха еще и синий, и желтый, и фиолетовый шарики и все их раздавал присутствующим. Напрасно, что ли, он таскал с собой подарочный мешок, пузатый и легкий как воздух…