Уинстон Черчилль - Саврола Страница 38

И тогда он обратился к последним защитникам дворца. Их оставалось только 30 человек, и некоторые из них были ранены.

— Джентльмены, — сказал он, — вы были верны мне до самого конца. Я больше не потребую от вас жертв. Моя смерть может доставить удовольствие этим диким зверям, ваша же не принесет пользы или удовлетворения никому. Я выражаю вам признательность и прошу вас сдаться.

— Никогда! — заявил Сорренто.

— Это военный приказ, сэр, — пояснил президент и направился к двери.

Он прошел через обломки разбитого дерева и вышел на широкую лестницу. Внутренний двор был заполнен повстанцами. Молара преодолел полпути и остановился.

— Вы пришли за президентом? Я перед вами, — сказал он.

Люди из толпы уставились на него. В какой-то момент он величаво стоял в ореоле яркого солнечного света. Его темно-синий мундир, на котором сверкала звезда героя Лаурании и много других орденов и наград иностранных государств, был раскрыт, и под ним была видна белоснежная рубашка. Он стоял с непокрытой головой и вытянулся во весь рост. На некоторое время наступила тишина.

Внезапно из всех уголков двора, от стены, которая возвышалась над ним, и даже из окон домов, расположенных напротив, разразился беспорядочный ружейный огонь. Голова президента дернулась вперед, он был сбит с ног от выстрела и упал на землю, совершенно безжизненный. Его тело покатилось на две или три ступеньки вниз и застыло, слабо подергиваясь. Человек в черной одежде, который, по-видимому, имел власть над толпой, приблизился к нему. Вскоре прозвучал последний выстрел.

В тот же самый момент Саврола и его спутник, вбежав через разбитые ворота, очутились во дворе. Толпа с готовностью пропустила их, но люди угрюмо молчали, словно чувствовали себя виноватыми.

— Держитесь поближе ко мне, — приказал Саврола сопровождавшему его лейтенанту и пошел прямо к лестнице, которая еще не была захвачена солдатами мятежной армии.

Когда прекратилась стрельба, офицеры, укрывшиеся между колоннами, стали выходить. Некоторые из них размахивали белыми носовыми платками.

— Джентльмены! — громко обратился к ним Саврола. — Я призываю вас сдаться и гарантирую вашу безопасность.

Сорренто выступил вперед.

— По приказу его превосходительства я сдаю дворец и вверенные мне правительственные войска, которые защищали его. Я делаю это при условии, что их жизнь будет сохранена.

— Конечно, — сказал Саврола. — Но где же сам президент?

Сорренто указал на другую сторону лестницы. Саврола повернулся и сделал несколько шагов в указанном направлении.

Антонио Молара, еще недавно президент республики Лаурании, лежал на трех самых нижних ступеньках у входа во дворец с поникшей головой. На расстоянии нескольких ярдов от него по кругу стояли люди, которыми он управлял. Человек в черном костюме заряжал револьвер. Это был Карл Кройтце, руководитель лиги анархистов. Президент истек кровью от нескольких пулевых ранений, но было очевидно, что смертельный удар был нанесен выстрелом в голову. Задняя левая сторона черепа за ухом была выбита, и в результате смертоносного выстрела, вероятно, произведенного на близком расстоянии, были раздроблены все кости лица таким образом, что кожа осталась неповрежденной. Это лицо напоминало разбитую фарфоровую чашку, уложенную в красивую коробку, сделанную из губки.

Саврола остановился, объятый ужасом. Он посмотрел на толпу и увидел, как люди старались не попадаться ему на глаза. Постепенно они поплелись назад, оставив человека в темной одежде лицом к лицу с великим демократом. Зловещая тишина сковала толпу.

— Кто совершил это убийство? — спросил Саврола низким хриплым голосом, глядя в упор на главаря тайного общества.

— Это не убийство, — решительно ответил тот, — это смертная казнь.

— Кто вам дал такие полномочия?

— Это сделано во имя общества.

Как только Саврола увидел мертвое тело своего врага, он был охвачен ужасом, но в то же самое время какая-то подленькая радость терзала его сердце. Теперь барьер был уничтожен. Он изо всех сил старался побороть это чувство, и в результате такой борьбы он испытывал непреодолимый гнев. Слова Кройтце вызвали его негодование. Чувство безумной ярости пронзило каждую клеточку его существа. Все это должно опозорить его имя. Что подумают в Европе, что скажут во всем мире? Раскаяние, стыд, жалость и позорная радость, которую он старался разрушить. Все эти чувства переплелись и обратились в безумную неуправляемую страсть.

— Негодяй, подонок! — закричал он и, отступив вниз по лестнице, с остервенением ударил своего противника тростью по лицу.

Кройтце, несмотря на приступ острой, почти нечеловеческой боли, прыгнул вперед, пытаясь вцепиться в горло Савролы. Но Тиро выхватил шпагу. Отличавшемуся большой физической силой и отменной сноровкой лейтенанту достаточно было одного удара, чтобы фигура в черном распростерлась на земле.

Пружина была приведена в действие, и ярость толпы казалась безграничной. Раздался громкий крик. Несмотря на то, что репутация Савролы среди революционеров была очень высокой, эти люди лучше знали и больше любили других, менее выдающихся лидеров.

Карл Кройтце был популярен среди народа. Люди повсюду изучали его теории социализма. Он имел твердое влияние и поддержку, как руководитель тайного общества. И он командовал завершающим этапом атаки дворца. Теперь он был убит на их глазах одним из офицеров, вызывавших всеобщую ненависть. Толпа рванулась вперед с неистовым ревом, охваченная безумным гневом.

Саврола отступил назад по ступенькам.

— Граждане, послушайте меня! — воскликнул он. — Вы одержали победу. Не навлекайте на нее позор. Ваша доблесть и патриотизм победили. Не забывайте о том, что мы боролись за возрождение нашей древней Конституции!

Его речь была прервана криками и язвительными насмешками.

— Оскорбления не делают вам чести, поскольку направлены фактически против вас самих, — обратился Саврола к своим соратникам. — Я ведь тоже рисковал своей жизнью ради великого дела. Есть ли здесь человек, получивший ранение? Пусть он выступит вперед, поскольку мы — боевые товарищи.

С этими словами он, преодолевая боль и в то же время с какой-то гордостью, поднял левую руку. Тиро только теперь понял, почему Саврола так странно вздрогнул, пробегая по площади Конституции. Рукав его кителя был разорван и насквозь промочен кровью. Белая рубашка стала багровой. Его пальцы онемели и были полностью запачканы кровью. Эта сцена произвела потрясающее впечатление. Толпа, которая всегда с особым рвением откликается на драматические события, была охвачена чувством сострадания, с которым все люди относятся к тем, кто пострадал перед лицом общей опасности. Настроение людей внезапно изменилось. Радостные, ободряющие возгласы, вначале незаметные, становились все сильнее. Их подхватили люди, стоявшие за пределами двора, которые не знали, что произошло. Саврола продолжал говорить.

— Наше государство, свободное от тирании, должно начать новую, справедливую и достойную жизнь. Те, кто незаконно захватил власть вопреки воле народа, должны быть наказаны, будь то президенты или простые граждане. Военные преступники должны предстать перед судьями республики и ответить за свои деяния. Все жители Лаурании имеют право на свободный суд. Товарищи, мы сделали очень много, но еще не все закончено. Мы завоевали свободу, остается сохранить ее. Эти офицеры должны быть заключены в тюрьму. Вам предстоит другая работа. Корабли прибывают обратно, и еще не время убирать винтовки. Кто доведет наше великое дело до конца?

Человек с повязкой вокруг головы, обагренной кровью, выступил вперед.

— Да, мы сражаемся за одно дело, мы — соратники! — воскликнул он. — Пожмем друг другу руки!

Саврола крепко и охотно пожал ему руку. Это был один из младших офицеров армии повстанцев, простой благородный человек, которого Саврола знал в течение лишь нескольких месяцев.

— Я поручаю вам ответственную задачу, — сказал он. — Сопроводите этих офицеров и солдат в государственную тюрьму. Позднее я пришлю подробные инструкции через конного связного. Вы можете найти здесь сопровождающих?

Добровольцев оказалось достаточно.

— Тогда ведите их в тюрьму, и помните, что честь республики зависит от их безопасности… Вперед, джентльмены, — добавил он, обращаясь к оставшимся в живых защитникам дворца. — Ваша жизнь вне опасности, клянусь честью.

— Честью конспиратора, — съязвил Сорренто.

— Это уж как будет угодно, сэр, но вам придется подчиниться.

Вся группа, сопровождаемая многочисленными добровольцами из толпы, удалилась, лишь один Тиро остался с Савролой. Но когда все это наконец прекратилось, внезапно раздался глухой тяжелый рокот выстрелов, доносившийся с моря. Залпы быстро следовали один за другим. Это наконец вернулся флот.