Андрей Матвеев - Indileto[роман в 22 уровнях] Страница 38

Толстяк повернул и притормозил.

Лапидус опять улыбнулся и внезапно положил руку толстяку на правое колено.

— Эй, — сказал толстяк, — ты это что?

Лапидус вновь облизал губы кончиком языка.

Толстяк задышал совсем часто, как рыба, вытащенная из воды. Та же пиранья, к примеру.

— Какой ты все же молодец! — сказала Эвелина и добавила: — А теперь левее, левее.

Лапидус сдвинул руку левее и накрыл ладонью толстяковскую промежность.

— Денег, что ли, нет? — трепыхающимся голосом спросил толстяк.

— Есть, — совсем уж непотребно–ласковым тоном сказал Лапидус, — деньги есть… — и вдруг сжал ладонь на промежности толстяка так, что тот взвизгнул и растекся по креслу.

Под ладонью что–то взбугрилось, и Лапидус начал нежно растирать это что–то.

— Не надо, — сказал толстяк, — мне на работу ехать…

— Эй, — сказала Эвелина, — не вздумай дать ему телефон, лучше запиши его…

— Сучка! — как–то очень сладко сказал Лапидус и расстегнул молнию на толстяковских штанах.

— Не надо, — опять запричитал толстяк, вцепившись руками в руль, — я опоздаю!

Лапидус гладил вставшую толстяковскую плоть и чему–то странно улыбался.

— Я сейчас кончу, — сказал толстяк, — прямо тебе в руку…

Лапидус опять провел языком по своим губам и начал наклоняться к промежности толстяка.

— Вечером, — запыхтел толстяк, — давай, встретимся вечером!

Лапидус убрал руку и откинулся на спинку своего кресла.

— Дай телефон, — взмолился толстяк и приготовил листок бумаги и ручку.

— Запиши свой, — нежно сказал Лапидус, — я позвоню сама!

Толстяк дрожащей рукой накарябал номер и протянул бумажку Лапидусу.

— Прекрасная обучаемость, — сказала Эвелина, — из тебя получается баба что надо!

Лапидус не ответил, он медленно открыл дверь, выставил сначала одну ногу, потом аккуратно вынес из машины вторую, поправил на плече сумочку, повернулся к толстяку и сказал:

— Позвоню, как смогу, малыш!

Толстяк ничего не ответил, он лежал в своем кресле и походил на дохлую рыбу.

— Ты только жди! — добил его Лапидус и пошел к черному входу в здание.

Было то ли девять, то ли десять, то ли самое начало одиннадцатого — впрочем, Лапидуса это больше не волновало, время осталось во вчера, время уехало не в том троллейбусе.

Черный ход был открыт, из черного хода можно было пройти сразу на третий этаж, тот самый, где и был кабинет начальницы.

Лапидус хотел пройти через черный ход, а выйти — через центральный.

Но прежде, чем выходить, надо было сделать одно дело. Лапидус опять улыбнулся, остановился на площадке второго этажа и подошел к раскрытому окну. За окном был вид на улицу, машина толстяка все еще стояла там, где остановилась три минуты назад. Или две. Время по- прежнему не играло никакой роли, и Лапидусу от этого становилось только веселее.

Лапидус открыл сумочку, достал из нее косметичку и решил подкрасить губы. Перед начальницей надо было предстать как перед начальницей, то есть — без изъянов. Лапидус посмотрелся в зеркальце, подкрасил губы и убрал косметичку обратно в сумочку. За спиной раздались шаги, Лапидус даже не обернулся.

— Ну у тебя и выдержка! — сказала ему восхищенно Эвелина.

— Сучка, — каким–то совершенно нейтральным тоном сказал Лапидус и увидел, как машина толстяка потихоньку стала отъезжать от обочины.

«Я тебе позвоню, — вдруг подумал Лапидус, — может быть, если все пойдет так, как надо!»

— Что ты задумал? — спросила настороженно Эвелина.

Лапидус ничего не ответил и пошел на третий этаж.

До кабинета начальницы надо было миновать восемь дверей. Когда Лапидус работал на этом же этаже, то его дверь была за номером три. Сейчас она была приоткрыта и оттуда раздавались голоса. Лапидус прошел мимо легкой, чуть вихляющей походкой. Грудь больше не сваливалась ни вправо, ни влево, грудь была высокой и привлекательной, Лапидус был ей доволен. Единственное, что мешало — черные штаны и черные плавки сильно резали Лапидусу задницу, но с этим он ничего не мог поделать, разве что идти совсем другой походкой. Не своей, не Лапидуса. То есть той легкой и вихляющей, какой он сейчас и шел.

Кабинет начальницы был под номером девять. То есть, на двери была цифра девять, но за дверью было еще две двери. Одна — девять «а», другая — девять «б». За девять «а» сидел заместитель. А перед как «а», так и «б» еще сидела секретарша. Она должна была бы спросить Лапидуса, к кому это Лапидус идет и зачем.

Лапидус открыл дверь, секретарши не было. Дверь девять «а» была закрыта — заместителя, судя по всему, тоже не было. За девять «б» была начальница, вот только Лапидус точно знал одно: она его не ждала.

— Слушай, — сказала ему встревоженно Эвелина, — может, ты туда не пойдешь, зачем она тебе?

Лапидус ничего не ответил и вошел в кабинет. Начальница стояла у аквариума и кормила рыбок.

Лапидус тихо прикрыл за собой дверь, повернул в ней ключ и опять улыбнулся.

Начальница посмотрела в сторону Лапидуса и сказала: — Вы к кому?

— К вам! — ответил Лапидус и добавил: — Давно не виделись!

— Эй, — сказала начальница, — вы кто?

Лапидус снял парик и помахал им в воздухе.

— Лапидус! — ответил Лапидус.

— Пошел вон! — испуганно сказала начальница и бросилась к двери.

Лапидус перехватил ее в самом центре кабинета и сдавил ей руками шею.

— Не дергайся, — сказал Лапидус, — ты мне сейчас кое–что расскажешь, и я уйду!

— Ты делаешь ей больно, — сказала Эвелина, — она ведь женщина.

— Ты тоже женщина, — ответил Лапидус, — ну и что из этого?

Эвелина ничего не ответила.

Начальница попыталась укусить Лапидуса за руку.

Лапидус ударил ее по лицу и бросил в кресло возле стола.

— Сиди, блядь! — сказал Лапидус и добавил: — Я закрыл дверь на ключ, поняла?

Начальница не ответила.

Лапидус отчего–то включил стоящий в углу телевизор и сделал звук громче. В телевизоре шли новости, Лапидус поморщился и переключил канал. На этом канале два идиота пытались объяснить третьему, как лучше прыгать с парашютом. Идиоты Лапидусу не понравились, и он еще раз нажал на пульт. Шел какой–то клип с неграми и белой девицей, которая подпевала неграм.

— Отлично, — сказал Лапидус и сделал звук погромче, — теперь поговорим.

— Я не буду с тобой разговаривать, — сказала начальница, — и вообще: ты уже должен быть мертвым!

— Что ты говоришь? — спросил Лапидус и подошел к начальнице еще ближе.

— Я тебя пну! — сказала та.

Лапидус опять ударил ее по лицу. Голова начальницы запрокинулась и рот раскрылся.

Лапидус пристально посмотрел на начальницу и вдруг понял, что он сейчас сделает.

Нет, он не будет целовать ее, как не будет засовывать ей в рот свой хуй, хотя это то, чего она от него может ожидать.

Он не будет снимать с нее трусы и елозить в ее межножье своим пальцем, доводя ее до оргазма, как не будет и трахать ее на этом столе, том самом столе, с которого все и началось.

Когда толстый слизняк жрал ее капустный листок.

Тот самый слизняк, что сейчас подвозил Лапидуса и чуть не кончил ему в руку.

Лапидус открыл сумочку и достал облатку с таблетками.

— Осторожней, — сказала Эвелина, — ты хоть знаешь, что это такое?

— Догадываюсь, — ответил Лапидус, зачерпнул стаканом воды из аквариума и начал отщелкивать таблетки себе в руку.

— Не больше пяти! — предупредила его Эвелина.

— Хорошо! — сказал Лапидус и приготовил ровно пять таблеток. Пять бело–красных или пять красно–белых, разницы никакой.

Начальница плотно сжала губы и с ужасом смотрела на Лапидуса.

Лапидус взялся правой рукой за ее нижнюю челюсть и потянул вниз.

— Сломаешь! — закричала Эвелина.

Лапидус ничего не ответил, Лапидус рванул белую холеную блузку и оголил начальнице грудь. Затем он схватил ее за правый сосок и стал его больно выкручивать.

Начальница ослабила сжатые челюсти, ее рот раскрылся и Лапидус кинул в него всю горсть таблеток, все пять штук, пять бело–красных или пять красно–белых.

Начальница стала давиться, Лапидус стал пропихивать таблетки в горло так, как это делают собаке — помогая пальцами таблеткам добраться до корня языка.

Глаза начальницы стали подозрительно наливаться кровью. Лапидус поднес к ее губам стакан с аквариумной водой и начал вливать воду в рот. Чтобы не задохнуться, начальница начала пить, таблетки со свистом проскакивали в пищевод и устремлялись внутрь.

— Лучше бы ты меня выебал! — сказала начальница.

Лапидус опять ничего не ответил, в телевизоре вместо негров появилась милая белая дама, которая пела про ушедшую любовь, которая никогда, никогда, никогда, то есть never, never, never…