Галина Лифшиц - До свадьбы доживет Страница 38

Они миновали прихожую и повернули направо, в небольшой светлый коридор с четырьмя дверьми.

– Мы на маминой половине, – пояснил Сеня, – Тут вот ванная, тут туалет, в этой комнате у нас Александра Михайловна отдыхает, а там – мамочка.

Он постучал в дверь, за которой находилась прежняя сказочная красавица и низкий мужской голос немедленно отозвался:

– Сеня, это ты? Войди!

Тина тут же вспомнила этот голос. С годами он стал еще ниже. Остальное осталось при нем: и величественные интонации, и королевская уверенность.

– Мамочка, я не один, – предупредил сын.

– Прошу! – скомандовал голос.

Они вошли. Тина постаралась по возможности упрятаться за Сенину спину, чтобы старая женщина не была слишком поражена ожидающим ее сюрпризом.

– Мамочка! – громко и отчетливо произнес Семен, – Я только что женился. Хочу представить тебе свою жену. Хотя ты ее давно знаешь: это Валя. Мы с ней вместе учились в школе.

Тина, вышедшая из-за спины мужа, сделала какое-то подобие книксена и только после этого решилась взглянуть на свою новоиспеченную свекровь.

Та сидела в старинном кресле с высокой резной спинкой. Кресло поражало своим театральным шиком. Но дама, восседавшая на нем, поражала не меньше. Тина знала, сколько ей лет, и поражалась тому, что увидела. Нет, конечно, от старости никому еще не удавалось убежать, какие бы старания ни предпринимались. И все же – кто бы дал этому экзотическому существу девяносто? Она была одета с шиком подростка из состоятельной семьи: модные бледно-голубые обтягивающие джинсы с едва заметным цветочным рисунком и нежно-розовый кашемировый свитерок. Сногсшибательный маникюр: каждый ноготок расписан по-своему. Тина даже мельком глянула на дочь, стремясь понять, заметила ли она. Луша смотрела во все глаза. Явно фиксировала каждую деталь. Лицо Сенечкиной мамы покрывали морщинки, но это ничего не значило, главное – прическа. Естественный русый цвет волос, никаких старческих буколек, прямая челка, четкое каре, безукоризненная укладка – редко встретишь настолько ухоженных старых дам. Положа руку на сердце, Тина вообще таких не встречала. Подкрашенные брови, ресницы, губная помада в тон свитерочка – высший шик! И никаких украшений – ни колец, ни сережек, ни бус. Да, и еще – лакированные лодочки на ногах. Картинка! И это если учесть, что красавица из дому не выходит и гостей явно не ждала. Вот это дисциплина! Вот это привычка к публичности! Тина несколько оробела, застеснялась себя.

– Ты не ночевал дома? – спросила дама грозно.

Может быть, и не грозно, но Тине так показалось. Она почувствовала себя участницей какого-то спектакля, участницей-самозванкой, не знающей слов собственной роли. Но муж ее знал все нужные слова и оставался спокойным и улыбчивым.

– Да, мамочка! Не ночевал. С тобой была Александра Михайловна. Я ей звонил. У тебя сегодня, как мне известно, была маникюрша и косметичка.

Мать благосклонно кивнула.

– Так что ты сказал – ты сделал? – по-королевски провозгласила она.

– Я женился, мамочка. На Вале. Думаю, ты помнишь. Мы учились вместе в школе.

На этот раз было видно, что мать услышала сына. Она величественно перевела глаза на «Валю из школы» и каркнула:

– Красносельцева!

Вот это память! Вот это женщина! Столько лет хранить в голове фамилию первой любви своего единственного отпрыска.

– Да, мамочка, Красносельцева! – подтвердил Сеня.

– Ну что ж! – произнесла дама и задумалась.

Казалось, она вообще забыла о присутствии в комнате других людей. Молчала, пожевывала накрашенными губами, смотрела в одну точку. И вдруг очнулась.

– Зачем же было столько ждать? – веско произнесла она, – Ты считаешь, в этом был какой-то смысл?

– Я подумаю об этом, мамочка, – ответил немедленно Сеня.

– Что ж! – донеслось из кресла, – Поздравляю! Будь счастлив! И тебя поздравляю, Валя! Вы своего добились, дети! Будьте счастливы!

Вот уж чего Тина никак не ожидала, так это подобной благосклонности.

– Спасибо! – ответили молодожены хором. Случайно получилось. Лушка даже хихикнула.

– А кто эта девочка? – спросила старая дама.

– Это Лукерья, Луша, моя дочь, – осмелилась отозваться Тина.

– Подойди ко мне! – велела старуха, – Посмотрю на тебя.

Луша подошла к креслу. Древняя красавица взяла ее за руку, пристально вглядываясь девушке в глаза.

– Хорошая, – промолвила она наконец, – Хорошая девочка. И будешь счастливой, если не наделаешь глупостей. В молодости так и тянет наделать глупостей. А потом – не вернешь! Время бежит! Запомни: главное условие достойной жизни – разумное использование себя в юности.

Луша кивнула, как загипнотизированная.

– А это кто? – перевела свекровь взор на Клаву.

– Это наша собака, она нас сама во дворе нашла, Клава зовут, – пояснила Луша.

Клава, услышав свое имя, встрепенулась и без спросу двинулась к королевскому трону. Она встала у кресла и положила голову на подлокотник. Старческая рука немедленно легла на собачью макушку. Клава завиляла хвостом.

– Я давно хотела собаку, – командирским голосом отчеканила дама.

– Я об этом не знал, мамочка, – улыбаясь, отозвался Сеня.

– А какой смысл было тебе говорить? Еще одну ношу взваливать? А теперь вот – она уже есть!

Рука с дивным маникюром нежно перебирала шерсть на Клавиной голове. Клава явно млела.

– Ну, идите, – велела сверковь, – Я рада. Идите. Собака, если захочет, может оставаться у меня. Впрочем, как хочет.

– Она разберется, мамочка.

– Да, Сеня, скажи, – проговорила озабоченно мать, словно вспомнив нечто невероятно важное, – Скажи мне: я какала сегодня?

Сеня вопросительно взглянул на Александру Михайловну, которая все это время тихонько стояла у входа в комнату королевы-матери. На вопросительный взгляд сына сиделка ответила легким кивком.

– Да, мамочка, ты какала, – уверенно ответил сын, ничуть не смущаясь.

– А я хорошо какала? – с тревогой спросила мать.

Александра Михайловна снова почти незаметно кивнула.

– Хорошо, мамочка.

– Ну, идите, идите, – отпустила гостей старуха.

Клава осталась у ее кресла, явно наслаждаясь прикосновениями легкой ухоженной руки.

Они уже шли по коридору, когда услышали тревожный вопрос, обращенный не к ним:

– Шура! Скажи мне: я какала сегодня?

– Да, какали! – последовал уверенный ответ.

– А как? Как я какала?

– Хорошо какали! – с чувством отвечала сиделка.

Они снова оказались в прихожей, потом в другом коридоре, где прошли мимо таких же ванной и туалета, как на материнской половине, а потом оказались в холостяцкой Сениной берлоге: минимум вещей, порядок, окна без штор. Вместо штор – жалюзи.

– Вот три моих комнаты – располагайтесь, – обвел рукой свое пространство Сеня.

Он быстро позвонил в ресторан, распорядился с заказом и предложил своим дамам еще шампанского.

– Классная у вас мама! – восхищенно сказала Луша, – Красивая – слов нет.

– И представь, ей девяносто лет! – поддержала восторг дочери Тина.

– Да, мама, конечно, человек уникальный. Но, слышали? Вопросы ее последние? Это тоже – последствия борьбы за красоту фигуры. Борьбу-то она выиграла, но кишечник нормально функционировать перестал, – вздохнул Сеня, – страдания у нее из-за этого большие. Клизмами увлекалась. Поест – и клизму ставит. А все восхищались: ах, фигурка, ах, лань лесная, ах, серна. Серна и лань клизмы себе не делают. Так живут. А у мамы теперь главный интерес жизни: покакала она сегодня и как.

– Красивая, – вздохнула Тина, – И добрая стала. Или мне показалось?

– Ну, когда как. Сегодня она, конечно, в прекрасном расположении. Оказывается, собаку хотела, кто бы мог подумать. Отнимет еще у вас Клаву. Та, я смотрю, не прочь.

– Насчет Клавы сговоримся. Одна семья, – засмеялась Луша, – Вы вообще – молодцы! Классные ребята. Мам, я тобой горжусь. Взяла и отмочила. Кто бы мог подумать?

– Вот насчет «кто бы мог подумать» – это точно, Луш. Это никто. И я сама не могла бы.

– Судьба подстерегла. И мы оказались в ее плену, – красиво сказал Сеня.

После ужина Луша засобиралась домой.

– Давай такси тебе вызову, – предложил новоявленный отчим.

– За мной заедут, – отказалась Луша, – И что насчет Клавы? Мне ее забрать с собой или она у вас тут тусоваться останется?

Клава захотела остаться в новом доме.

– Дочур, ты вроде сказала, что сама замуж собралась? Или мне показалось? День такой выдался, что мозг не все воспринимает, – спросила Тина, прощаясь.

– Собралась, мам. Хотела в скором времени тебя с женихом знакомить.

– Так познакомь!

– Обязательно. Вот окончательно квартирный вопрос решу и подадим заявление.

С квартирным вопросом на тот момент дело продвинулось. Сразу после развода и получения свидетельства о собственности половины квартиры Тина оформила на дочь дарственную. Ей самой в том доме ничего не было нужно, а дочь, конечно же, нуждалась в собственном жилье. Луша как-то судила-рядила с отцом, решая судьбу их общего жилища. Он не хотел покидать квартиру. Не хотел и покупать дочери что-то взамен. Оставалось только размениваться. Отец отказывался, отказывался, взывал к совести Лукерьи, обличал Тину, считая, что та устраивает какие-то тайные происки, но вдруг согласился на обмен, позвонил сам, сказал, что нашелся очень выгодный покупатель и что на те деньги, которые они получат от продажи, можно будет при желании найти две трехкомнатные. Так и вышло. Юра жил новой счастливой семейной жизнью, был полон энтузиазма. Луша тоже не оставалась внакладе. Задатки за все три квартиры, участвующие в сделки, были уже внесены, через неделю предстояло все завершить ко всеобщему удовольствию. Судя по всему, новая жизнь действительно начиналась по всем фронтам. И вроде бы все шло к лучшему. Тине страшно было надеяться, но ведь и глаза на хорошее не закроешь. И надо ли закрывать?