Екатерина Вильмонт - Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры Страница 39

– Любовь моя, ты плачешь?

– Нет, с чего ты взял?

– А у тебя все лицо мокрое и соленое. Не надо, прошу тебя, не плачь, все у нас будет хорошо, не может быть, чтобы судьба не вознаградила нас за то, что мы двадцать лет берегли нашу любовь.

– Ты и вправду думаешь, что любил меня?

– Разве ты сама не видишь?

– Но ведь ты это понял только здесь, когда мы встретились, да?

– Нет, я уже говорил тебе, что просто…

– Просто отсек меня за ненадобностью.

– Отсек? Откуда ты знаешь это выражение, я, кажется, ни разу его не употребил?

– От Воли. Он мне еще тогда сказал, что ты меня отсек.

– Ах, все не так, все не то… Я полюбил тебя с первой минуты, с первого взгляда, но никак не мог поверить, что и ты полюбила меня, мне казалось, не может такая молодая и красивая полюбить меня. Я грешным делом думал – тебе от меня что-то нужно, может, ты хочешь выйти за меня замуж, чтобы стать профессорской женой…

– Боже, какой идиот!

– Да, полный и беспросветный идиот, приходится признать. Но кругом было столько подобных историй, а я в то время еще думал о карьере – развод и неминуемый скандал положили бы ей конец.

– А что же ты не сделал этой своей карьеры, которой принес меня в жертву? Проректор, насколько я понимаю, не такая уж недосягаемая высота.

– Да нет, проректор по науке – это в моем случае всего лишь представительская должность, не более того… И потом, я, честно скажу, вообще не карьерист. Это жена все подгоняла меня, подхлестывала мое честолюбие.

– Не хочу говорить о твоей жене. Лучше скажи мне, неужто за все эти годы тебе ни разу не захотелось снять трубку и позвонить? Просто так…

– Если бы ты знала, сколько раз я подавлял это желание в первые годы, а потом… потом я решил, что ты давным-давно и думать обо мне забыла. Но теперь все в прошлом, теперь мы вместе, и я счастлив, по-настоящему счастлив. Когда я думаю, что мог не поехать на эту экскурсию, меня прошибает холодный пот. Ведь я мог умереть, не зная, что такое счастье с женщиной, что такое любовь, страсть наконец! Скажи мне, девочка моя, а у тебя… у тебя за эти годы было много мужчин?

– Были. А кому я должна была хранить верность?

– Но почему ты не вышла замуж?

– Не случилось. Да и не всякий Дашке в отчимы годился.

– А этот, Котя?

Вот только этого мне и не хватало – обсуждать Котю в постели с Маратом.

– Я не хочу говорить о Коте. Лучше ты мне скажи, неужто за всю жизнь ты только со мною и изменял жене?

– Да нет, было несколько раз, но как-то мельком, по пьянке, без особого удовольствия, в основном в командировках. Но постоянной связи не было никогда. Меня всегда держали в такой узде…

– И думаешь, теперь тебя легко отпустят?

– А от меня больше нечего ждать! Выше проректора я уже не прыгну. Наследство я получил и разделил поровну. На дачу и квартиру посягать не собираюсь, возьму только машину. Дети более чем взрослые. Мы с женой уже лет десять спим в разных комнатах. Деньги я по нынешним временам получаю очень небольшие. Ну так что с меня взять? Зачем за меня держаться?

– Какой же ты все-таки наивный, Марат! А положение? Женщина привыкла быть замужем, и вдруг ты ее бросишь. Вот это сильнее всего ее и уязвит.

– Да она меня ни в грош не ставит.

– Это пока ты есть.

– Любимая моя, не будем терзаться этими мыслями, зачем портить последние часы? Скажи лучше, ты любишь меня?

– Люблю, да, конечно, люблю, но не верю.

– Девочка моя, милая, любимая, какую же рану я тебе нанес, если за столько лет не затянулась… Прости, прости меня грешного, и поверь – сколько мне осталось прожить, я буду с тобой, до последнего вздоха, если… если ты сама этого хочешь. Может, ты просто не хочешь быть со мной и потому говоришь, что не веришь мне? – Он вдруг зажег свет на столике. – Дай мне заглянуть в твои глаза, скажи правду: ты не хочешь быть со мной, я слишком стар для тебя, ты предпочитаешь этого Котю, да? Нет, вижу по твоим глазам, что ты меня любишь, а не его. Ведь твои глаза врать не умеют, такие красивые, любимые глаза, такие зеленые…

Утром мы, конечно, встали вконец разбитые. Марат пошел проститься с друзьями, а я как потерянная бродила по квартире. Подумать только, неделю назад, в прошлое воскресенье, улетел Котя, и за эту неделю я прожила целую жизнь с другим человеком – счастливую, неимоверно счастливую жизнь, – и вот она подошла к концу. А что, если он и в самом деле бросит семью и уйдет ко мне? Здесь мы были вырваны из жизни, а в Москве как будет? Ведь это не просто взять чемодан и уйти на другую квартиру. Кто-то из его друзей не примет меня, кто-то из моих – его. Он лелеет мечту уехать за границу. Но ведь это легко сказать, а сделать куда труднее. А я, разве я смогу бросить Москву, подруг, привычную жизнь? Да, но зато я буду с ним, с Маратом, с отцом моей Дашки, которого она так полюбила! Неужели это возможно?

Тут зазвонил телефон. Междугородный. Нет, не буду брать трубку. Наверное, это Котя. Как мне говорить с ним? Котя, Котя, зачем ты уехал? Как легко и хорошо мне было с тобой. Никакой тяжести, никаких счетов, никакого надрыва. Господи, да я же рвусь на части! Что же мне делать, с кем посоветоваться? Да с кем бы я ни советовалась, все, кроме Дашки, скажут, что я последняя дура, если хочу ставить на Марата. Я и сама это понимаю. Но…

Вскоре вернулся Марат, а за ним и Даша – ее отпустили пораньше, чтобы она могла проводить отца. Даня провожать Марата не поедет, сегодня вечером у него концерт в Ашкелоне. Началась обычная предотъездная суета, потом мы обедали втроем, Марат и Даша напоследок наслаждались друг другом.

И вот мы уже в аэропорту. Все формальности выполнены, и мы сидим втроем за столиком в кафе.

– Папа, а когда вы с мамой опять приедете?

– Может быть, даже этой осенью.

– Вот было бы здорово!

– Мама вернется в Москву, и я займусь разводом, много времени, я думаю, это не потребует, потом мы как можно скорее поженимся и будем подыскивать для себя какой-нибудь домик в Испании или Португалии.

– Нет, совсем без зимы я не могу, – вдруг вырвалось у меня.

– Но мы же не будем порывать с Москвой. Часть года будем жить в Москве, а часть, к примеру, в Португалии, чем плохо? А потом, может, и Дашу с Даней заберем отсюда, если они захотят. Короче говоря, будем жить как нормальные свободные люди. И у тебя будет настоящая мастерская, а я буду выращивать для тебя цветы какие захочешь и никогда не буду покупать тебе мороженого…

Мы рассмеялись, и тут объявили посадку. Пора было прощаться. Дашка повисла на шее Марата и со слезами целовала его. Я ждала своей очереди. Наконец она оторвалась от него, и он шагнул ко мне.

– Любимая моя, без долгих слов – до встречи в Шереметьеве в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое!

Он обнял меня, и мне вдруг показалось, что все это может быть. А почему бы и нет, ведь была же эта неделя, лучшая в моей жизни, так почему бы не сбыться всему остальному?

Мы долго и отчаянно целовались, вероятно, со стороны это выглядело смешно, уж больно мы с ним немолоды для таких прощаний, но какое нам дело до всех?

– Девочки мои дорогие, мне пора! – со вздохом сказал Марат и стал подниматься по ступенькам.

– Мамочка, – проговорила Даша и всхлипнула. – Как жалко, что он уезжает, я так его полюбила! Неужели ты ему не веришь, мама?

– Да Бог его знает, я что-то в растерянности… Бывают же чудеса на свете. Я как-то вдруг в это поверила.

– И я ему верю! Он так тебя любит, весь светится, когда на тебя смотрит. И мне кажется, что он был всегда, с самого детства. Какое счастье, что вы встретились! Я тебя тоже никогда такой не видела.

Мною вдруг овладело лихорадочное возбуждение. Я поверила! Уж не знаю, Марату или судьбе, вдруг повернувшейся ко мне лицом. Наверное, судьба испытывает меня – окажусь ли я верной своей любви.

– Знаешь, Данечка, давай поедем к Любе, ведь мы же с ней ни разу даже как следует не потрепались.

Люба была мрачна.

– Ну, проводила своего недопеска?

– Любашка, ты чего такая свирепая?

– Да с Шацем опять поцапалась. Это же немыслимый характер. Все время лезет на баррикаду, причем с утра на одну, а вечером на другую.

– То есть?

– Ну, утром все в Израиле говно, а вечером наоборот. Это ж с ума сойти можно. И потом, только я за порог, он хватает гитару и начинает записывать на магнитофон свои песнопения. Лиза на стенку лезет, и я ее понимаю. Ты же это слышала! Да ладно, бог с ним, ты-то как, жива?

– Да не очень.

– И что теперь будет?

– А я знаю?

– Ну все же?

– Жениться хочет.

– Марат?

– Ну да. Жениться и жить половину времени в Москве, а половину где-нибудь за границей.

– Это на какие же шиши?

– А он наследство получил. В Дании.

– От Гамлета, что ли? Нет, скорее от Клавдия. А всего вернее – от Андерсена, такой же сказочник!

– Любашка, он не такой уж плохой, мой Марат.

– Мой бедный богатый Марат!

– Любонька, ну коли уж я его простила, прости и ты.