Александр Анянов - Рожденные ползать Страница 39

Я умудрился попасть на построение вовремя и занял свое место в строю. Рядом со мной стояли Филонов с Телешовым. Они негромко переговаривались между собой.

— Что за повод для построения? Да еще такой срочный. Ты знаешь? — спрашивал Телешов своего друга.

— Хрен его разберет, — равнодушно отозвался Филонов. — Наверное, америкосы опять какие-нибудь ракеты в Европе разместили. Сейчас узнаем.

Заинтересовавшись их разговором, я придвинулся поближе. Оба офицера тут же закрутили головами по сторонам.

— Слушай, что это за запах? — сморщился Телешов. — Как будто сдох кто-то.

— Верно, — отозвался Филонов. — Какой-то мертвечиной потянуло. Во, воняет!

Он ткнул в спину, стоящего впереди него Панина и поинтересовался:

— Слышь, Сашка. А ты чувствуешь? Явно трупный запах.

Тот повернулся и, тоже потянув носом воздух, подтвердил:

— Да, так и есть. Похоже на жмурика.

Продолжить он не успел, потому, что прозвучала команда: «Смирно!» и вперед выступил Нечипоренко:

— Товарищи офицеры! У меня очень срочное и крайне печальное известие. Вчера наша партия, правительство и весь советский народ понесли невосполнимую утрату. После долгой и продолжительной болезни скончался Генеральный Секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов. Центральный Комитет Партии пока еще не принял окончательное решение, кто будет его преемником. В это неопределенное время мы должны быть особенно бдительны. Велика вероятность того, что империалисты воспользуются переходным периодом, чтобы нанести внезапный ядерный удар. Поэтому, с сегодняшнего дня, полк переходит на казарменное положение. Любые отлучки из гарнизона — категорически запрещены!

На Филонова с Телешовым было страшно смотреть. Они сначала покраснели, потом позеленели и, наконец, стали бледными, как полотно. Уставившись в землю, они не решались даже взглянуть друг на друга. Из передней шеренги к ним повернулся Панин, показал кулак и тихо зашипел:

— Ну, уроды! После построения я вам ножовкой по металлу языки поотпиливаю!

В это время мой организм дошел до предела выносливости, и желудок начало выворачивать наизнанку. Только важность политического момента и опасение, что этот, совершенно нормальный биологический акт, будет расценен, как мое личное отношение к утрате, постигшей Партию, помогли мне справиться с приступом тошноты.

Старший лейтенант Гулянюк ужинал в пустой техстоловой. Он неторопливо ковырялся вилкой в капустном салате, ожидая, когда Вика принесет второе. Наконец, она появилась. В руках у нее был поднос с дымящимся «жарким по-домашнему». Если по-честному, на тарелке лежали две, а то и три, полагающиеся продовольственным аттестатом, порции. Сегодня Вике было особенно необходимо, чтобы Адам находился в хорошем расположении духа. Предстоял серьезный разговор.

Официантка поставила поднос на стол, аккуратно сняла с него блюдо с аппетитно пахнущим мясом, потом села напротив офицера и осторожно поинтересовалась:

— Ну, так что, Адам?

— Чего? — отозвался тот, не поднимая глаз от салата.

— Что дальше делать будем?

— А что? Что-то надо делать?

— Адам! — раздраженно воскликнула девушка. — Не делай вид, что ты не понимаешь о чем я. Когда, наконец, мы поженимся?

— Ой, опять ты за свое! Давай, поговорим в другой раз. Что-то сегодня я не в настроении.

— Не в настроении?! Любовь со мной крутить, ты всегда в нужном настроении. А, как жениться — времени нет. Ты же обещал!

— Да мало ли, что мужик по пьянке сболтнет. Это же понимать надо.

— Ах, вот, как! — взвилась Вика, но тут же постаралась взять себя в руки, чтобы раньше времени все не испортить.

Она немного помолчала, потом выдала свою главную новость:

— Сегодня я хотела поговорить с тобой о другом. Я была у врача — я в положении!

— Ну и что? — Адам бросил вилку на стол, откинулся назад на спинку стула и тяжелым взглядом уставился на девушку, скрестив руки на груди. Казалось, что Викино сообщение его нисколько не удивило.

— Как что? — девушка явно не ожидала такой реакции. — Ребенок не должен расти без отца. Нам нужно, как можно скорее, зарегистрироваться.

— Я согласен с тем, что ребенок без отца — это плохо. Только почему ты ко мне пришла? Пусть отец ребенка на тебе и женится.

— Ты, что, с ума сошел!? — закричала Вика на всю столовую. — Ты — отец!

— Это ты с ума сошла, — тоже начал заводиться кандидат в мужья и отцы, — если думаешь, что меня можно купить на эти ваши дешевые женские штучки! Откуда я знаю, с кем ты еще гуляешь?

— Я ни с кем, кроме тебя, не гуляю! — рыжие волосы официантки растрепались. Глаза горели праведным гневом.

— А в прошлую субботу? Забыла, как я тебя нашел в гостинице в 115-ой, в дупель пьяную, вместе с твоей подружкой! Там что тогда, мужиков не было? Или мне это все привиделось?

— Это — Ленкины ухажеры.

— Ленкины? — голос Адама приобрел металлический оттенок. — Я тебя с этими хлопцами с братского полка уже не первый раз вижу. Предположим, даже твои слова — правда. Так что с того? Ты ведь когда напиваешься, тебя любой отиметь может. Ты даже и не заметишь!

Адам едва успел увернуться — содержимое тарелки летело ему прямо в лицо.

— Ну, ты дура! Ну, ты и дура! — крикнул он вслед Вике, которая уже бежала по проходу между столиками, прижимая передник к глазам.

Гулянюк посмотрел на остатки жаркого, стекающего по правому рукаву кителя и гречку, облепившую погон.

Ну, погоди. Сходишь ты у меня замуж!

«Это великий день! Только бы не сорвалось! Сегодня или никогда!», — повторял про себя Гусько, нервно подпрыгивая на сидении тягача и, попеременно поглядывая то назад, на свой буксируемый самолет, то на сидящего рядом, Панина.

Наконец-то, главная мечта его жизни приобрела вполне реальные очертания. Наконец-то, появился шанс покинуть этот грязный Совок. Наконец-то, он сумеет навсегда вырваться из этого липкого болота лжи и хмурых, вечно озабоченных лиц. Отныне, его судьба жить в мире, где люди всегда душевно улыбаются, и царит вечный праздник.

Решение, которое он выстрадал долгими армейскими ночами, было простым и элегантным — угнать на Запад свой собственный самолет. Ни более, ни менее. Все остальное — лишь дело техники.

Прежде всего, куда лететь? Это — понятно. До Финляндии всего двести километров, до Швеции, чуть подальше — около четырехсот. Однако лететь к финнам — значит быть полным идиотом. Эти точно выдадут обратно. Значит, остаются шведы. Что такое, в конце концов, для его самолета четыреста километров. Так чепуха, минут двадцать лета.

Следующий вопрос: как взлететь и садиться. Уверенность в том, что он сможет поднять машину в воздух и дотянуть до свободного берега давали ему навыки полетов на планерах и дельтапланах. Конечно, разница в пилотировании между тяжелым боевым самолетом и тем, что ему довелось испытать, должна быть огромной. Однако другого выхода нет — приходится рисковать. Необходимо осторожно выяснить у кого-нибудь из летчиков тонкости управления МиГом. Далее — посадка. Нет, об этом даже думать нечего. Это — чистой воды самоубийство! Никогда и ни при каких обстоятельствах, он не сможет безопасно посадить самолет, не имея ни единого часа налета на машине этого типа. Значит, единственный способ попасть в Швецию живым — катапультироваться над ее территорией.

Гусько почувствовал, как внезапно взмокла спина, от страха стали влажными ладони и, он решил навсегда отказаться от своих планов. Однако через пару дней, первоначальный страх постепенно улетучился и мысли об угоне снова, как пчелы начали роиться в его голове. Таким образом, продолжал размышлять Юра, остаются две проблемы: как запустить двигатель и как угонять. Запуск, конечно, дело решаемое. В конце концов, порядок запуска и приборы различных реактивных самолетов достаточно унифицированы. Вторая проблема, несмотря на ее кажущуюся простоту, являлась гораздо более сложной.

Хотя, Юра целыми днями находился практически один на один со своим самолетом, пытаться запустить его в укрытии, было делом немыслимым. При первых же звуках одинокого стартующего двигателя, на шум сбежалась бы вся эскадрилья. Кроме того, от его укрытия до ВПП — порядочное расстояние. Пока он запустится, пока вырулит, ему успеют десять раз заблокировать и взлетную полосу и рулежки. Попробовать угнать во время полетов? Это интереснее. Самолет полностью готов к полету, до взлетной полосы рукой подать и среди прочих одновременно ревущих движков, вряд ли кто-нибудь услышит его несанкционированный запуск. Но тоже не годится. На ЦЗ во время полетов миллион народу, спецмашины. Его тормознут еще быстрее. Как же быть?

Юрины размышления практически зашли в тупик, когда случайно, из разговора двух техников он услышал слово — «газовка». Это было, как удар молнии, как божественное озарение. Хотя он сам еще ни разу не участвовал в этой процедуре, но уже многое знал о ней. «Газовка» самолетов производилась в эскадрильях после регламентных работ в ТЭЧ или длительном перерыве в полетах. Она включала в себя буксировку МиГа на специальную «газовочную» площадку, запуск двигателя и проверку его работы на различных режимах.