Питер Акройд - Журнал Виктора Франкенштейна Страница 39

Я шагнул через порог и вошел в слабо освещенный коридор, походивший на призрак чего-то лишь отчасти сохранившегося в памяти. Правда ли, что мертвым земной мир кажется призрачным, населенным привидениями? На третьей площадке лестницы были две двери, и я, подчиняясь инстинкту, повернул ко второй. Материальное тело мое словно обладало некоей памятью о прошлом, запрятанной в его глубине. Перед дверью я замешкался — как мне предстать перед сестрою, не напугавши ее до безумия? Я искренне желал говорить с нею, хоть и понимал, что она вряд ли способна встретить появление мертвого брата с хладнокровием. Приложив ухо к двери, я услыхал шевеление. Внезапный порыв заставил меня постучаться и прошептать:

«Энни!»

«Кто там?»

«Энни!»

«Этот голос мне знаком. Кто вы?»

Тут мой страх перед тем, что она может напугаться, возвратился, и я поспешил вниз по лестнице на улицу. Я успел спрятаться, прежде чем окно растворилось и она высунулась наружу.

«Энни!» — позвал я снова.

Она закрыла окно. Затем, спустя пару мгновений, она вышла на улицу — в платке, но без шляпки; длинные волосы ее рассыпались по плечам — казалось, она была в состоянии своего рода возбуждения или расстройства. Меня она по-прежнему не видела, ибо я тут же отступил под крыльцо, спрятавшись таким образом из виду. Выглянув из своего наблюдательного поста, я увидел, как она, оглядываясь по сторонам, спешит к реке. Я последовал за нею, держась на расстоянии, но желания говорить с нею более сдерживать не мог и потому медленно приблизился к ней.

«Энни, не бойся. Тебе ничто не угрожает. Нет — не оборачивайся».

«Этот голос…»

«Ты знаешь, кто я?»

«Будь это сон, я сказала бы, что знаю».

«Это не сон. Ты помнишь своего брата?»

«О, господи! Что это? — Она обернулась и, увидавши меня, вскричала: — Господи! С того света!»

Обезумев от страха, она кинулась к берегу реки и, не остановившись ни на секунду, бросилась в воду. Секунду я, пораженный ее реакцией, стоял в полнейшем ужасе, не в силах ничего поделать. Затем я прыгнул в воду и поплыл к ней. В этом месте Темза глубока; ее успело слегка отнести течением отлива. Мгновение спустя я оказался рядом с нею и приподнял ее из воды, однако она не подала признаков жизни. Добравшись с нею до берега, я положил ее на камни. Жизни в ней не было. Она умерла — то ли от панического страха, то ли утонув; причины я не знал. Знал я лишь одно: я в ответе за ее смерть. Я, разыскивавший ее, желая стать ее спутником или другом, сделался ее убийцей. Охваченный несказанным горем, я завыл на берегу, упавши ниц на ее тело. Но тут я услышал звуки торопливых шагов и крики. Не потерявши инстинкта самосохранения даже в этих крайних обстоятельствах, я нырнул в воду.

Полагая, что остался незамеченным под покровом тьмы, я направился обратно к устью.

Мне доводилось где-то читать о том, что страдание по природе своей напоминает бесконечность: оно постоянно, непроницаемо и темно. Таков и мой опыт. Я был существом до того отвратительным, что моя собственная сестра лишила себя жизни в попытке избавиться от меня. Я надеялся, что она, простивши мне внешний мой облик, начнет ценить меня за те превосходные качества, что я способен был раскрыть. То была необоснованная надежда. Она бросилась бежать от меня, крича от ужаса. Плакать я не умею. Способны ли вы это объяснить? У меня нет слез. Предполагаю, что погубило меня тепло, которым сопровождалось мое рождение. Однако, хоть слез мне было и не пролить, оплакивать я все-таки был способен. Я проклял тот день, когда снова обрел жизнь, проклял вас с горечью, которой не выразить. И все же я выразил ее — по-другому. Я разыскал вас. Нашел ваш дом. Поначалу я представлялся себе вашим палачом, однако меж нами существует связь, разорвать которую человеку не под силу. Я остановил свою руку. Взамен я принялся выслеживать тех, кто вам дороже всего, и выбрал ту, что, подобно моей сестре, была молода и ни в чем не повинна. Остальное вам известно.

Глава 15

Окончивши говорить, он вновь оборотился к Темзе. Я видел, что он находится во власти сильного чувства, и готов был едва ли не пожалеть его за его несчастья. Он обречен скитаться по земле в поисках того, чего не может дать ему мир: любовь, дружба, сострадание — во всем этом ему отказано. Если правда то, что он не может умереть, что ужасающее существование его будет длиться вечно, то ему предстоит без конца томиться в пустыне.

— Что я, по-вашему, должен сделать? — спросил я его.

— Сделать? Создавши жизнь, вы должны нести ответственность за нее. Вы и есть в ответе!

— Я не стану более создавать жизни. Клянусь вам в этом.

— Ответа вашего, сэр, недостаточно. Разве не сознаете вы, что нас связывает? Это огнем освященный договор, нарушить который невозможно. Узы между нами столь тесны, как если бы мы были одним человеком. Я был зачат в ваших руках, слеплен ими. — В этот миг он повернулся ко мне лицом. — У меня нет никого, кроме вас. Неужели вы меня покинете? Вы последняя моя надежда. Последнее мое прибежище.

Я склонился и заплакал.

— Вы плачете над собою, не надо мной.

— Мне жаль вас.

— Оставьте себе вашу жалость.

— Я бы все отдал, чтобы освободить вас от ваших страданий. Сумей я вновь обратить вас в неживую материю, я бы с радостью это сделал. Желаете ли вы этого?

Долгое время оба мы пребывали в молчании. Я оставался сидеть, он же ходил взад-вперед по мастерской — размышления его напоминали агонию. Наконец он остановился подле моего кресла:

— Я могу быть вашим сыном. Или вашим слугой. Я могу заботиться о вас, защищать вас от опасности.

— Это невозможно.

— Невозможно? Такого слова я не знаю. Мы связаны неразрывной связью. Что значит «невозможно»?

— Связь эта чудовищна. Вы превратились в темную силу разрушения.

— По вашей воле.

— Намерения мои были благими. Я надеялся создать существо в высшей степени добронравное. Такое, в котором силы природы, действуя сообща, пробудили бы новую духовную жизнь. Я верил в то, что род людской возможно совершенствовать…

— К чему об этом говорить! С тех пор как вы, по вашему выражению, пробудили меня, я не видел ничего, кроме страха, горя и насилия.

— Причиной их были вы.

— Но первопричина — в вас.

— Послушайте. Вместе со своими друзьями я исповедовал новые идеалы свободы и бескорыстия. Я надеялся пойти по этому пути вперед.

— Стало быть, ваши новые идеалы оказались иллюзией. Род людской не усовершенствовать.

— В этом вы ошибаетесь. Прогресс в науках неизбежен — иначе не может быть.

— Полюбуйтесь на ваш прогресс — я перед вами.

Стоило мне увидать его злорадство, как жалость моя к нему обернулась гневом.

— Я отрекаюсь от вас. Прошу вас скрыться в каком-либо отдаленном месте и более не причинять людям беспокойства.

— Вы хотите, чтобы я отправился в бескрайнюю пустыню или на далекий остров? Или же на некую ледяную вершину в горах, выше которых не найти во всем мире?

— Куда угодно, лишь бы вы оставили этот мир.

— Выходит, страдания мои менее важны, чем ваш покой?

— Покой всего человечества.

— Предложение ваше не лишено интереса. В таковом случае я попрошу вас обеспечить мне в этом уединении компанию.

— Что?!

— Создайте для меня подругу — еще одно существо, по природе и качествам своим сходное со мною.

— Безумие.

— Что тут безумного? Мы будем удалены от всего мира, но неразлучны друг с другом навеки. Я не говорю, что нам предстоит наслаждаться блаженством, но по крайней мере мы будем избавлены от страданий. С кем мне беседовать? Не с кем. Я один во всем мире. Знакомо ли вам это несчастье? Полагаю, нет. Вы не испытывали того, что чувствует человек, отвергнутый всеми и вся, бесцельно движущийся по краю жизни, невидимый и неслышимый. Закричи я, никому до меня не будет дела. Забейся я в душевных муках, никто меня не утешит. В ваших силах помочь мне в моем одиночестве. Не отказывайте же мне в этой просьбе.

— Как же я смогу приступить к задаче столь чудовищной? Все мои инструменты уничтожены — вами.

— Все дело за расходами, и только. Вы знаете, как вызвать к жизни электрическую силу. Вы способны сделать нужные машины.

— Вы в самом деле призываете меня вынуть из могилы женщину и оживить ее?

— Если вы согласитесь, лицо это никогда более не предстанет ни пред вами, ни пред кем иным. Мы с моею спутницей будем вести жизнь безобидную, заполненную простыми трудами. Мы обретем покой на этой благосклонной земле и станем довольствоваться уединением скрытого от людей острова, мы будем пить воду из ручья и питаться желудями. Друг дружки нам будет довольно.

Я сидел, не в силах справиться с изумлением и дурными предчувствиями. Взору моему представился этот процесс во всех его подробностях: изготовление электрических машин, тело или органы женщины, взятой из могилы и привезенной в Лаймхаус, свет и тепло жуткого акта творения. А затем — еще одно существо, восстающее с этого стола, наделенное всеми теми силами, про которые мне известно — они будут! Что, если эти двое, впоследствии совокупившись, произведут потомство? Нет. Мертвые не способны плодить новую жизнь. В этом я был уверен.