Сара Уотерс - Бархатные коготки Страница 4

И вот Трикки снова представил публике нашего местного, кентского петиметра, и я затаила дыхание.

На этот раз, когда она крикнула «Хелло!», толпа откликнулась мощным радостным эхом: не иначе, подумала я, весть о ее успехе распространилась по округе. Теперь я, разумеется, смотрела на нее сбоку, и это было немного странно, однако, когда она, как накануне, прогуливалась по краю сцены, мне почудилась в ее походке особенная легкость, словно восхищение публики дало ей крылья. Опершись пальцами о бархат непривычного сиденья, я подалась вперед. Ложи «Варьете» располагались очень близко к сцене — от певицы меня отделяло меньше двадцати футов. Мне были видны все восхитительные детали ее костюма: часовая цепочка между пуговицами жилета, серебряные запонки на манжетах; со старого места на галерке я не могла их разглядеть.

Ее черты я тоже видела отчетливей. Уши — маленькие, не проколотые. Губы — теперь я видела, что ярко-розовые они не от природы, а от грима. Зубы — молочно-белые; глаза — шоколадно-коричневые, как волосы.

Номер длился, как мне показалось, одно мгновение — оттого, что я знала, чего ожидать, а также не столько слушала, сколько рассматривала певицу. Ее снова вызывали на бис — два раза, и под конец она, как и прежде, исполнила чувствительную балладу и бросила в зал розу. На этот раз я разглядела, кто ее поймал: девушка в третьем ряду, в соломенной шляпе с перьями и желтом атласном платье с вырезом и короткими рукавами. И эту хорошенькую девушку, совершенно незнакомую, я в ту минуту готова была возненавидеть!

Я перевела взгляд на Китти Батлер. Подняв свой цилиндр, она проделывала заключительный приветственный взмах. Заметь меня, подумала я. Заметь! По совету мужа телепатки я выписала эти слова в голове алыми буквами и раскаленными, пылающими направила прямо в лоб певице. Заметь меня!

Она обернулась. Сверкнула глазами в мою сторону — заметить только, что ложа, вчера пустая, теперь занята, — потом нырнула под опускающийся темно-красный занавес и исчезла.

Трикки потушил свечу.

— Ну что, — начала Элис, когда я вошла в зал (в нашей квартире, а не в устричном ресторане на нижнем этаже), — как выступала сегодня Китти Батлер?

— Небось точно так же, как в прошлый раз, — предположил отец.

— Ничего подобного, — ответила я, стягивая перчатки. — Еще лучше.

— Ну и ну! Если так пойдет дальше, какова же она будет в субботу!

Элис глядела на меня, губы ее подрагивали.

— Хватит терпения дождаться субботы, Нэнси?

— Хватит, — отвечала я нарочито безразлично, — только зачем? — Я повернулась к матушке, которая шила, сидя у пустого камина. — Ты ведь не будешь против, если я завтра снова поеду в «Варьете»?

— Снова? — изумленно повторили все домашние. Я смотрела только на матушку. Она подняла голову и взглянула на меня озадаченно и чуть хмуро.

— Почему бы и нет, — протянула она. — Но право, Нэнси, проделать такую дорогу ради одного-единственного номера… К тому же в одиночку. А не может ли Фред тебя проводить?

Кто мне меньше всего был нужен при следующей встрече с Китти Батлер, так это Фред. Я возразила:

— О, его на такое представление никаким арканом не затянешь! Нет, поеду одна.

Я произнесла это твердо, словно ежевечернее посещение «Варьете» было тяжелой обязанностью, которую я из великодушия старалась исполнять безропотно, никого не беспокоя.

Повторно наступило неловкое молчание. Наконец отец проговорил:

— Чудачка ты, Нэнси. Тащиться в Кентербери по такой жуткой жаре — и уйти с конца представления, ни глазком не взглянув на Галли Сазерленда!

Все засмеялись, вновь неловко замолчали, и в конце концов разговор перешел на другие темы.

Когда я возвратилась домой после третьей поездки в «Варьете», мое робко выраженное намерение вернуться туда и в четвертый, и в пятый раз было встречено недоверчивым хмыканьем и усмешками. У нас в гостях был дядя Джо; он бережно наливал пиво в наклоненный стакан, но, услышав смех, поднял взгляд.

— В чем дело? — спросил он.

— Нэнси втюрилась в Китти Батлер из «Варьете», — отозвался Дейви. — Представляешь, дядя Джо, втюрилась в петиметра!

— Заткнись, — крикнула я.

Матушка строго на меня взглянула:

— Это вам, мадам, лучше помолчать.

Дядя Джо отхлебнул пива, слизнул с бороды пену.

— Китти Батлер? Это ведь та девица, которая переодевается в парня? — Он состроил гримасу. — Ну, Нэнси, чем тебе настоящие-то парни не угодили?

Отец наклонился к нему.

— Да ладно, про Китти Батлер нам только говорят. — Он подмигнул и потер себе нос. — Думаю, она положила глаз на какого-нибудь юнца в оркестровой яме…

— Ах так, — многозначительно кивнул Джо. — Надеюсь, бедняга Фредерик не скумекает, а то…

Тут все обернулись ко мне, и я вспыхнула, тем, вероятно, подтвердив отцовские слова. Дейви фыркнул, матушка, прежде хмурившаяся, заулыбалась. Я промолчала, предоставив им думать что угодно, и вскоре, как в прошлый раз, все заговорили о чем-то другом.

Молчанием можно было провести родителей и брата, но не сестрицу Элис: она знала обо мне все.

— Ты правда положила глаз на какого-то парня в «Варьете»? — спросила она, когда все домашние улеглись в постель.

— Конечно нет, — отвечала я спокойно.

— Ты ездишь туда ради мисс Батлер?

— Да.

Наступившую тишину нарушал только отдаленный грохот колес и слабое цоканье копыт на Хай-стрит, а также совсем уже чуть слышный шелест волн, пробегавших по гальке в заливе. Свечу мы потушили, но окно оставили открытым и ставни распахнутыми. В свете звезд я видела, что веки Элис подняты. В ее глазах читались противоречивые чувства: любопытство и отвращение.

— Ты ведь к ней неравнодушна, так? — спросила она наконец.

Я отвела глаза в сторону и ответила не сразу. Когда я заговорила, то обратилась не к Элис, а к темноте.

— Когда я ее вижу… — сказала я, — это похоже… не знаю, на что это похоже. Словно я прежде вообще ничего не видела. Я как будто наполняюсь, как бокал наполняется вином. Гляжу номера, что идут раньше, — они ничто, они как пыль. Потом она выходит на сцену и… Она такая красивая, костюм на ней такой славный, голос такой приятный… При виде ее мне хочется одновременно смеяться и плакать. У меня болит вот здесь. — Я положила руку на грудину. — Никогда прежде мне не встречались такие девушки. Не знала даже, что такие бывают… — Мой голос задрожал и стих, больше говорить я не могла.

Снова наступила тишина. Открыв глаза, я посмотрела на Элис — и сразу поняла, что мне не следовало пускаться в объяснения, что с ней, как с остальными, нужно было помалкивать и хитрить. Ее лицо выражало на сей раз вполне недвусмысленные чувства: это были потрясение, испуг, неловкость или стыд. Я была чересчур откровенна. Мне казалось, будто мое восхищение Китти Батлер загорелось во мне подобно факелу, а когда я неосторожно открыла рот, луч вырвался наружу, в темную комнату, высвечивая все кругом.

Я была чересчур откровенна — но сказанного не воротишь.

Элис еще на миг задержала на мне взгляд, потом ее ресницы, задрожав, опустились. Она ничего не произнесла, только откатилась от меня подальше и обратила лицо к стене.

Жара всю неделю стояла немилосердная. От этого в Уитстейбле и в нашем ресторане добавилось приезжих, но только на еду они смотрели равнодушно. Чай и лимонад пользовались не меньшим спросом, чем камбала и скумбрия; матушка и Элис прекрасно управлялись в ресторане без меня, и я целые часы проводила на берегу, в отцовской палатке, продавая моллюсков, крабовое мясо, улиток и бутерброды. Это было в новинку, подавать на пляже чай, но работенка не из легких: стоишь на солнцепеке, по рукам стекает уксус, глаза болят от уксусных паров. За каждый проработанный день я получала от отца дополнительные полкроны. Я купила себе шляпу и бледно-лиловую ленту на отделку, но остаток денег отложила: купить себе, когда накопится достаточно, сезонный железнодорожный билет до Кентербери.

Потому что я ездила туда всю неделю и, составляя компанию, как выразился Тони, сэру Плюшу, глазела на поющую Китти Батлер, что нисколько мне не надоедало. С неизменным ощущением чуда я входила в свою маленькую алую ложу, окидывала взглядом море лиц, золотую арку над сценой, бархатные драпировки с кистями, пыльные доски сцены, ряд софитов, похожих, я бы сказала, на открытые раковины улиток, и ждала, когда в их свете пройдется небрежной походкой, помахивая шляпой, мисс Батлер… О, а когда она наконец ступала на сцену, меня мгновенно охватывал восторг столь пронзительный, что я, отдаваясь ему, затаивала дыхание и слабела.

Так бывало, когда я посещала «Варьете» одна, но по субботам, разумеется, следовал обычный семейный выход — и все происходило иначе.