Марина Левицкая - Краткая история тракторов по-украински Страница 4

Еще была теплица, где фиолетовый виноград наливался соком над плодоносными грядками помидоров и стручкового перца. За теплицей помещались бочка с водой, два сарая для рассады, груда компоста и навозная куча — зависть всей деревни. Это был жирный, рассыпчатый, полностью перегнивший коровий навоз, подаренный другим украинским огородником. Мама называла его «черным шоколадом».

— Скушайте черного шоколадику, мои родненьки, — нашептывала она кабачкам.

Кабачки его лопали — и росли, росли.

Всякий раз, когда отец выходил в сад, ему мерещилась мамина фигура, согнутая над кабачками и подвязывавшая фасоль: расплывчатое пятно, проступавшее сквозь стекла теплицы. Иногда он слышал ее голос, звавший его то из одной, то из другой комнаты пустого дома. И когда он в очередной раз вспоминал, что мамы больше нет, рана снова начинала ныть.

Второй звонок раздался через несколько дней после первого.

— Скажи, Надежда, як ты думаешь, мущина може иметь ребенка у висемдесят чотыре года?

Он сразу взял быка за рога. Никаких околичностей типа: «Как дела? Как Майк с Анной?» Никакой болтовни о погоде. Когда им завладевала Большая Идея, его уже не волновали подобные пустяки.

— Ну, я не знаю…

Почему он меня спрашивает? Откуда мне знать? Не хочу я этого знать. Зачем мне эти эмоциональные всплески, отбрасывающие меня назад — в ту эпоху сопливого детства, когда папа еще был моим идеалом и меня еще больно ранили его упреки.

— А если може, Надежда, — трещал он дальше, пока я не успела занять оборону, — як ты думаешь, яки шансы, шо он родиться умственно отсталым?

— В общем так, папа, — (перевести дыхание, говорить ободряющим, проникновенным голосом), — учеными установлено, что чем старше женщина, тем больше у нее шансов родить ребенка с синдромом Дауна. Это такая неспособность к обучению — раньше называлась монголизмом.

— Гм-м. — (Ему это не понравилось.) — Гм-м. А може, мы должны попытать щастя? Понимаешь, я думаю, шо если она стане матерью британського гражданина и женой британського гражданина, то ее вже не смогуть депортировать…

— Папа, мне кажется, тебе не стоит в это ввязываться…

— Потому шо британськое правосудие — лучче в мире. Можно сказать, шо ето историчеська судьба и историчеське бремя…

Он всегда говорил со мной на английском, неправильно расставляя ударения и коверкая слова, но с соблюдением правил. На языке технарей. Мама говорила со мной по-украински, с бесконечными градациями ласковых уменьшительных суффиксов. На материнском языке.

— Папа, перестань и задумайся хоть на минуту. Ты действительно этого хочешь?

— Гм-м. Чего я хочу? — (Он произнес «чого я хочу»). — Конешно, заводить такого ребенка неправильно. Но техничеськи ето осуществимо…

Когда я представила себе, как отец занимается сексом с этой женщиной, мне стало дурно.

— …Бида у том, шо гидравлический лифт вже не работае на полну мощность. Но може из Валентиной…

Мне показалось, что он чересчур долго обсуждает этот сценарий деторождения. Рассматривает его с разных сторон. Как бы примеряет на себя.

— …як ты думаешь?

— Папа, я не знаю, что и думать.

Мне просто хотелось, чтобы он поскорей замолчал.

— Да, з Валентиной ето, возможно, получиться…

Его голос стал мечтательным. Он представил, как у него родится ребенок — мальчик. Он научит его доказывать теорему Пифагора, исходя из аксиом, и привьет ему любовь к конструктивизму. Он будет говорить с ним о тракторах. Отец горько сожалел, что у него родились две дочери. Умственно неполноценные, однако не кокетливые и женственные, каким и положено быть слабому полу, а резкие, своенравные, непочтительные создания. Какое горе для мужчины! Он никогда не скрывал своего разочарования.

— Мне кажется, папа, прежде чем в это ввязываться, тебе нужно посоветоваться с юристом. Все может оказаться совсем не так, как ты думаешь. Хочешь, я поговорю с адвокатом?

— Так-так. Лучше побалакай з адвокатом з Кембриджа. В них там куча разных иностранцив. Они должны знать нащот иммиграции.

У него был таксономический подход к людям. Он и понятия не имел о расизме.

— Хорошо, папа. Я попробую найти специалиста по иммиграции. Ничего не предпринимай, пока я не приеду.

Адвокат оказался молодым человеком, имевшим практику в неблагополучных районах и хорошо разбиравшимся в этом вопросе. Он написал мне:

Если Ваш отец собирается жениться, то ему следует обратиться в Министерство внутренних дел с просьбой о предоставлении его жене разрешения на проживание. Чтобы его получить, она должна будет доказать следующее:

1. Что основной целью вступления в брак не является обеспечение ее въезда или проживания в Соединенном Королевстве.

2. Что они знакомы друг с другом.

3. Что они намереваются постоянно жить вместе как муж и жена.

4. Что они обеспечены жильем и способны содержать себя, не требуя помощи от общественных организаций.

Главная трудность заключается в том, что Министерство внутренних дел (или посольство, если она подаст заявление после своего отъезда из Соединенного Королевства), вероятно, решит, что ввиду разницы в возрасте и ввиду того, что брак был заключен незадолго до ее отъезда из Соединенного Королевства, главной целью заключения этого брака была иммиграция.

Я переслала письмо отцу.

Адвокат также сообщил мне, что шансы на успех заметно возрастут, если брак продлится пять лет или если от него будет ребенок. Но этого я отцу не сказала.

2

МАЛЕНЬКОЕ МАМИНО НАСЛЕДСТВО

Под лестницей у мамы была кладовка, доверху набитая консервными банками с рыбой, мясом, помидорами, фруктами, овощами и пудингами; пачками сахара (песка, пудры, глазури и «демерары»), муки (простой, с разрыхлителем и непросеянной), риса (для пудинга и длиннозерного), пасты (макарон, ракушек и вермишели), чечевицы, гречки, лущеного гороха, ячменя; бутылками с маслом (растительным, подсолнечным и оливковым); соленьями (помидорами, огурцами и свеклой); коробками с сухими завтраками (в основном со «ШредедУит» 2); пачками печенья (главным образом шоколадного — диетического) и головами шоколада. На полу стояли большие и маленькие бутылки с целыми галлонами густой, розовато-лиловой наливки, приготовленной из слив, желтого сахара и гвоздики, одна рюмка которой гарантированно погружала даже самого закоренелого алкоголика (а в украинской общине таких было хоть отбавляй) в коматозное состояние часа на три.

Наверху под кроватями в раздвижных ящиках хранилась консервация (в основном сливы) и банки с домашним вареньем (сливовым, клубничным, малиновым, черносмородинным и айвовым во всех возможных сочетаниях). В сараях для рассады и гараже стояли картонные ящики с последним урожаем яблок — «брамлеями», «батской красавицей» и «гриве». Каждый сорт завернут в отдельную газету и благоухал сильным фруктовым ароматом. К весне их кожура становилась мягкой, как воск, а сами плоды сморщивались, но все равно годились для яблочного пирога и блинов. (Падалицу и побитые фрукты сразу же собирали, резали и варили.) В прохладной темноте флигеля висели сетки с морковкой и картошкой, на которой еще оставался слой суглинка, а также связки лука и чеснока.

Когда в 1979 году родители купили морозильную камеру, то горох, бобы, спаржу и ягоду вскоре стали складывать в пластиковые ванночки из-под мороженого, на каждой стояла наклейка с датой, и мы открывали их все по очереди. Даже укроп и петрушку заворачивали в полиэтиленовые пакетики и откладывали про запас, так что у нас круглый год всего было вдоволь.

Когда я поддразнивала маму из-за этих запасов, которыми можно было накормить целую армию, она грозила мне пальцем и говорила:

— Це на той случай, если твой Тони Бенн3 прийде до власти.

Мама знала, что такое идеология и что такое голод. Когда ей был двадцать один год, Сталин решил, что голод можно использовать как политическое оружие против украинских кулаков. Она знала — и это знание никогда не покидало ее все пятьдесят лет жизни в Англии, а затем проникло и в сердца ее детей, — знала наверняка, что за ломящимися полками и изобильными прилавками «Теско» и кооперативных магазинов по-прежнему рыщет голод — скелет с вытаращенными глазами, только и ждет подходящего момента, чтобы сцапать тебя, едва зазеваешься. Сцапать и запихнуть в поезд, или бросить на телегу, или загнать в толпу беженцев и отправить в очередное путешествие с неизменной станцией назначения — смерть.

Единственный способ перехитрить голод — копить и экономничать, постоянно откладывая то одну, то другую мелочь, которой можно будет от него откупиться. У мамы развилась необычайная страсть к бережливости. Она могла пройти полмили по Хай-стрит, чтобы сэкономить один пенс на мешке сахара. Никогда не покупала того, что могла сделать сама. Нам с сестрой унизительно было одеваться в платья, сшитые из рыночных обрезков. Но приходилось мириться с традиционными рецептами и домашней выпечкой, тогда как нам безумно хотелось поесть в закусочной и попробовать нарезанного ломтями белого хлеба. Если мама не могла сшить чего-нибудь сама, она покупала подержанные вещи. Обувь, пальто, домашняя утварь — у других все это было с самого начала: люди выбирали для себя вещи, использовали их, а потом выбрасывали. Но если мама покупала что-нибудь новое, то старалась найти как можно дешевле, желательно уцененное или со скидкой. Подгнившие фрукты, консервы с вмятинами, устаревшие фасоны, которые были модными в прошлом году. Какая разница — мы ведь не гордые и не какие-то дурачки, чтобы тратить деньги на одежду, говорила мама, ведь каждый культурный человек знает, что главное — то, что у тебя за душой.