Джеймс Клавелл - Благородный дом. Роман о Гонконге. Страница 4

— Если это так важно, позвольте я попробую выяснить истину. У меня есть свои источники. Мои китайские друзья узнают, должны узнать, замешаны ли в этом Том или молодой Дональд Никклин. Ну, а если тайбань пожелает принять участие в гонках, это его право, — деликатно добавил он. — Не так ли, Аластэр?

Тот сдержал ярость, хотя шея у него оставалась багровой.

— Да-да, ты прав. И все же, Иэн, мой совет — бросить это дело. Они приложат ещё больше стараний, чтобы добраться до тебя, потому что ваша неприязнь взаимна.

— Есть ли кто-нибудь ещё, о ком я должен знать, — в списке? Струан ответил не сразу:

— Нет, сейчас нет. — Он открыл вторую бутылку и стал разливать шампанское. — Что ж, теперь это все твое — и повеселишься, и попотеешь. Я рад, что передаю тебе дела. Как разберешься со всем, что есть в сейфе, сразу поймешь, что лучше и что хуже всего. — Он подал каждому бокал и отпил из своего. — Клянусь Господом Иисусом, это самое лучшее из всех французских вин.

— Да, — согласился Филлип Чэнь.

Данросс считал, что «Дом Периньон» не стоит тех денег, что за него просят, и такой высокой оценки не заслуживает, да и урожай пятьдесят четвертого года был не из самых удачных. Но он промолчал.

Струан подошел к барометру. Девятьсот семьдесят девять и две десятых.

— Похоже, тайфун идет серьезный. Ладно, дело не в этом. Иэн, у Клаудии Чэнь есть папка для тебя по важным вопросам и полный список наших акций — с именами номинальных владельцев. Если будут вопросы, поторопись с ними до послезавтра: у меня билет в Лондон. Клаудию ты, конечно, оставишь.

— Конечно. — Клаудиа Чэнь, исполнительный секретарь тайбаня и дальняя родственница Филлипа Чэня, была ещё одним звеном, связывавшим, помимо компрадора, старого и нового тайбаня.

— А как насчет нашего банка — Гонконгско-Китайского банка «Виктория»? — Данросс задал этот вопрос с наслаждением. — Я не знаю точно, сколько у нас там акций.

— Это всегда знал лишь тайбань. Данросс повернулся к Филлипу Чэню:

— А сколько у тебя на счетах, официально или через подставных лиц? Ошеломленный компрадор медлил с ответом.

— В будущем я намерен использовать твои акции при голосовании вместе с нашими. — Данросс не сводил глаз с компрадора. — Я хочу знать, сколько их, сейчас, а завтра к полудню жду от тебя письменного подтверждения официальной передачи мне и последующим тайбаням бессрочной доверенности на голосование, а также права первого выбора акций, если ты когда-нибудь решишь их продать. Молчание затягивалось.

— Иэн, — заговорил было Филлип Чэнь, — эти акции... — Но воля Данросса пошатнула его решимость. — Шесть процентов... немногим более шести процентов. Я... все будет так, как пожелаешь.

— Ты не пожалеешь об этом. — Данросс перенес внимание на Аластэра Струана, и сердце у того замерло. — Так сколько акций у нас? Сколько у подставных лиц?

Аластэр колебался.

— Это всегда знал лишь тайбань.

— Конечно. Но нашему компрадору нужно доверять, причем абсолютно. — Данросс пытался вернуть старику попранное достоинство, понимая, как тот переживает свое унижение в присутствии Аластэра Струана. — Сколько?

— Пятнадцать процентов, — выдавил из себя Струан.

Данросс, как и Филлип Чэнь, даже охнул. Ему хотелось закричать: «Господи Иисусе, у нас пятнадцать процентов, а у Филлипа ещё шесть, и у тебя, черт побери, не хватило ума, чтобы использовать такой пакет, какого, вероятно, больше нет ни у кого, чтобы добиться для нас кредитов, когда мы почти разорены?»

Вместо этого он наклонился, разлил остатки вина по бокалам и за это время сумел успокоить бешено колотящееся сердце.

— Прекрасно, — невозмутимо, ровным тоном произнес он. — Надеюсь, теперь дела у нас пойдут лучше, чем когда-либо. — Он сделал глоток вина. — Я переношу особое собрание. На следующую неделю.

Оба собеседника внимательно смотрели на него. Несмотря на вражду, тайбани «Струанз», «Ротвелл-Горнт» и банка «Виктория» ежегодно начиная с 1880 года тайно встречались для обсуждения вопросов, которые влияли на будущее Гонконга и Азии.

— Они могут не согласиться на перенос собрания, — сказал Аластэр.

— Я позвонил всем сегодня утром. Оно состоится в следующий понедельник, в девять утра, здесь.

— Кто будет от банка?

— Заместитель главного управляющего Хэвегилл: старик в отпуске — сначала собирался в Японию, потом в Англию. — Лицо Данросса помрачнело. — Придется обойтись тем, что есть.

— Пол — парень ничего, — заявил Аластэр. — Он будет следующим главным управляющим.

— Не будет, если у меня получится, — парировал Данросс.

— Тебе никогда не нравился Пол Хэвегилл, да, Иэн? — спросил Филлип Чэнь.

— Да. Он слишком ограничен, слишком замкнут в пределах Гонконга, слишком отстал от времени и слишком напыщен.

— И он настраивал против тебя твоего отца.

— Да. Но это не главное, почему он должен уйти, Филлип. Он должен уйти, потому что стоит на пути Благородного Дома. Он слишком консервативен, недопустимо щедр по отношению к «Эйшн пропертиз» и, как я считаю, является тайным союзником «Ротвелл-Горнт».

— Не согласен, — сказал Аластэр.

— Знаю. Но нам нужны деньги, чтобы расширяться, и я намерен эти деньги достать. Так что я собираюсь использовать мой двадцать один процент очень серьезно.

Буря за окном усилилась, но они, похоже, этого не замечали.

— Не советую рассчитывать на банк «Виктория», — серьезно заявил Филлип.

— И я тоже, — поддержал Аластэр Струан.

— А я и не собираюсь. При условии, что со мной будет сотрудничать мой банк. — Какое-то время Данросс смотрел на дождевые струи. — Кстати, я пригласил на собрание и Джейсона Пламма.

— За каким чертом? — Шея Струана вновь побагровела.

— Между нами и его «Эйшн пропертиз» мы...

— Пламм в черном списке Дирка Струана, как ты его называешь, и на сто процентов наш противник.

— Из четырех ведущих гонконгских компаний решающий голос у нас... — Громкий телефонный звонок не дал ему договорить. Все посмотрели на телефон.

— Это теперь твой телефон, не мой, — мрачно буркнул Аластэр Струан. Данросс снял трубку.

— Данросс. — Послушав немного, он произнес: — Нет, мистер Аластэр Струан покинул свой пост, теперь я тайбань «Струанз». Да. Иэн Данросс. Что в телексе? — Он снова стал слушать. — Да, благодарю вас.

Он положил трубку. Потом наконец нарушил тишину:

— Звонили из нашего офиса в Тайбэе[10]. «Нетающее облако» затонуло у северного побережья Формозы[11]. Они полагают, что судно пошло на дно со всем экипажем...

ВОСКРЕСЕНЬЕ

18 августа 1963 года

1

20:45

Полицейский в легком тропическом костюме и белой рубашке с форменным галстуком стоял, опершись на угол стойки бюро информации, и незаметно наблюдал за высоким евразийцем. В ярко освещенном здании аэропорта было жарко. Влажный воздух полнился запахами. Как всегда галдящие толпы китайцев. Мужчины, женщины, дети, грудные младенцы. Подавляющее большинство — кантонцы. Другие азиаты, несколько европейцев.

— Суперинтендент?

Мило улыбаясь, ему протягивала трубку девица из бюро информации.

— Вас, сэр. — Белоснежные зубы, тёмные волосы, тёмные миндалевидные глаза, прелестная золотистая кожа.

— Спасибо. — Он обратил внимание, что девица из Кантона и новенькая. Улыбка на самом деле ничего не значила, за ней не скрывалось ничего, кроме кантонского бесстыдства, но ему на это было наплевать. — Да, — сказал он в трубку.

— Суперинтендент Армстронг? Это диспетчерская. «Янки-2» только что приземлился. По графику.

— По-прежнему шестнадцатый выход?

— Да. Он будет там через шесть минут.

— Спасибо. — Роберт Армстронг был мужчина немаленький. Он перегнулся через стойку и положил трубку. При этом отметил длинные ноги девицы, её соблазнительные формы, подчеркнутые глянцевым, чересчур облегающим форменным чунсамом, и попытался на секунду представить, какова она в постели. — Как тебя зовут? — спросил он, прекрасно зная, что никому из китайцев не хочется называть свое имя полицейскому, тем более европейцу.

— Мона Лян, сэр.

— Спасибо, Мона Лян. — Он кивнул, не отрывая от неё бледно-голубых глаз, и заметил, что она почувствовала его взгляд и слегка поежилась. Это было приятно. Он ухмыльнулся и снова переключил внимание на того, за кем следил.

Евразиец, Джон Чэнь, стоял у одного из выходов без сопровождающих, и это было удивительно. Удивительно было и то, что он нервничал. Обычно Джон Чэнь сохранял полную невозмутимость, а теперь поминутно посматривал то на свои часы, то на табло ПРИБЫТИЕ, потом снова на часы.

«Ещё минута — и начнем», — подумал Армстронг.

Он потянулся было в карман за сигаретой, но вспомнил, что бросил курить две недели назад в качестве подарка на день рождения жены. Поэтому лишь коротко выругался и засунул руки ещё глубже в карманы.