Екатерина Вильмонт - Курица в полете Страница 4

Утром бабушка Женя сказала:

— Эллочка, я сегодня… Одним словом, мне надо поехать в одно место, я вернусь поздно…

— Куда поехать, ба?

— На Куяльник к Доре! И может, я там заночую, — быстро ответила бабушка и отвела глаза.

Элле это показалось подозрительным.

— А чего тебе там ночевать?

— Может, и не придется, просто, если задержусь, не волнуйся.

— Ладно! — пожала плечами —Элла и ушла в школу.

А на переменке к ней подошла Роза Вайншток, из параллельного класса, у ее родителей был домик на Шестнадцатой станции неподалеку от бабушкиного.

— Слушай, Элка, бабка твоя просто улет!

— А что такое? — встревожилась Элла.

— Ты в курсах, что она опять с Люсиком закрутила?

— Как? — опешила Элла.

— Очень просто! Он уже от своей молодухи гуляет и, конечно, никого лучше твоей бабки не нашел! У них свидания в ее старом курене! Сношаются старички на всю катушку!

— Врешь!

— Да чтоб мне повылазило!

— А ты почем знаешь?

— Моя бабка видела, как они туда входили, он-то свой домик продал — его супружница настояла…

А жить в городе, видно, не может без бабки твоей…

— А откуда ты знаешь, что…

— Что сношаются? Ну так это и ежу понятно!

Элла припомнила бабушкино поведение сегодня утром, смущенный взгляд, неуверенный лепет…

Да, похоже на то… Ей вдруг стало горько и обидно: она молодая, говорят, красивая, и у нее нет парня, Иван Аркадьевич на нее и не глядит, а бабушка старая, седая, с прокуренным голосом и некрасивыми, натруженными руками.., сношается! Невозможно себе представить! Чудовищно! Возмутительно даже!

Она вернулась домой в полном смятении. Как теперь смотреть бабушке в глаза? Как?

Она долго стояла перед зеркалом. А потом решил?, что из этого, по-видимому, неоспоримого факта можно извлечь кое-какую выгоду. Бабушка категорически запрещает ей пользоваться косметикой. Все девчонки в классе уже красят глаза, а иногда и губы. Элла решительно вытряхнула свою копилку — и через час вернулась с тушью в коробочке и тюбиком губной помады. И когда накрасила глаза, показалась себе совершенно преобразившейся и поистине великолепной. Но это еще не все. Под вечер бабушка позвонила и спросила, как дела. Элла была в таком восторге от себя, что весело ответила: «Все в порядке!»

— Я задержусь, тут у Доры всякие неприятности, я должна…

— Ладно, ба!

— Я утречком вернусь, а ты покорми Ванечку, ладно?

— Без проблем!

Пусть теперь бабушка попробует ей хоть что-то сказать насчет косметики! В конце концов, за свою свободу надо бороться! Раньше у нее не было козырей на руках, а теперь…

Тут вернулся Иван Аркадьевич:

— Элла, а где Евгения Вениаминовна?

— На Куяльник поехала к подруге, я вас сейчас накормлю!

— Ах, какая жалость, а я тут коньяку принес, есть повод немножко поторжествовать!

— Какой повод?

— Мою повесть приняли в журнал «Нева»!

— Поздравляю!

— Я смотрю, ты за меня рада.

— Еще как!

— Значит, бабушки сегодня не будет? Тогда давай с тобой немножко выпьем, а?

— Я не пью!

— Ну коньяк я предлагать не буду, а винца сухого можно!

— Давайте, — быстро согласилась Элла.

Она сноровисто накрыла на стол, достала из холодильника закуски, а потом вдруг сообразила:

— Иван Аркадьевич, а давайте лучше бабушкиной абрикосовки выпьем, а? Она вкусная!

— А тебе не влетит?

— Нет, по такому случаю она бы и сама предложила.

— Что ж, давай, это и вправду вкуснота невероятная.

Бабушка делала вишневую и абрикосовую наливку, лучше которой не было во всей Одессе.

Многие так говорили.

Элла достала из кладовки бутылку. Она чувствовала сейчас свое неоспоримое право на многое из того, что раньше никогда не посмела бы сделать…

— Ах, черт, как хорошо, как вкусно! Твоя бабка чудо! Ты учись у нее, в жизни все надо уметь… Ну, давай-ка за нее выпьем!

Они выпили за бабушку, потом за его повесть в журнале «Нева», потом за славный город Одессу.

— Элла, а ты что это сегодня красивая такая, а?

Ее бросило в жар.

— Ох, еще немного — и тут табуны парней околачиваться будут… Ты вдруг повзрослела как-то, похорошела невероятно просто…

Под его изумленным и уже не слишком трезвым взглядом — наливка была крепкой и коварной — Элла еще больше расцвела и все стремительнее забывала бабушкины внушения…

— Хочешь, я тебе по руке погадаю?

— А вы умеете? — удивилась Элла. Она как-то сразу поняла, что не в гадании дело, просто он хочет под благовидным предлогом прикоснуться к ней. Сердце восторженно забилось, и она протянула руку.

— Да, я изучал хиромантию, когда работал над первым романом…

— Прочитать дадите?

— У меня нет с собой рукописи. Он же не издан.

— А когда я в Ленинград приеду?

— Конечно. Конечно, дам…

Он взял ее руку.

— Черт знает что, линии какие-то запутанные, ничего не поймешь, вот линия жизни долгая, длинная то есть…

Элла чувствовала, что у него дрожит рука.

— Какая у тебя кожа нежная… — Он поцеловал ее в ладонь. И посмотрел на Эллу. От этого взгляда она зарделась. Но тут зазвонил телефон.

Элла вскочила и бросилась к аппарату, словно спасаясь бегством.

Это оказался дядя Адик из Москвы, бабушкин двоюродный брат. Узнав, что бабушки нет дома, он стал расспрашивать Эллу, как дела, как успехи в школе и все в таком роде. Элла видела, что Иван Аркадьевич не спускает с нее жадного взгляда, она чувствовала, что сейчас что-то произойдет. И в самом деле, он налил себе в чайную чашку коньяку и залпом выпил. Элла испуганно отвернулась, но тут же услыхала, что он встал, отодвинул стул.

Она замерла.

— Элка, что там у тебя? — удивился ее внезапному молчанию дядя Адик. — Ты чего замолкла?

— Нет, я… Тут в дверь звонят!

— Может, Женя вернулась?

— Нет, это наш жилец пришел… Извините, дядя Адик, я открою…

И в этот момент Иван Аркадьевич обнял ее сзади и поцеловал в шею, под волосами. Она вздрогнула и выронила трубку.

Конечно, как девочка начитанная, она помнила роман Мопассана «Жизнь» и знала, что в первый раз бывает больно и неприятно. Но что так больно и так неприятно, даже отвратительно, она не догадывалась. И еще она думала, что будет всего несколько капель крови, а тут целая лужа… Он спал, а она плакала и застирывала простыню.

А утром пошла в школу с гордым сознанием — она стала женщиной. Теперь главное — когда будет второй раз… Второй раз должно быть лучше, это известно. И вообще.., теперь все изменится.

Вчера Иван Аркадьевич наговорил ей столько…

Ванечка… Но, произнеся про себя это «Ванечка», она не ощутила нежности или волнения. Только некоторый стыд за свою неопытность и неуклюжесть. Но ведь это в первый раз, а потом… Кое-что она все-таки усвоила уже, извлекла кое-какие уроки… Кстати, уроки-то она вчера не сделала… Ну и черт с ними, все равно она лучшая ученица в классе… И в постели я тоже буду примерной ученицей! К счастью, ее сегодня ни разу не спрашивали.

Когда она вернулась, бабушка уже была дома.

И в дурном настроении. Неужто догадалась?

— Ба, ты чего? — осторожно спросила Элла.

— Да ничего, так.. Кстати, жилец наш съехал…

Вернее, уехал!

— Как? — обмерла Элла.

— Телеграмму получил, сорвался и уехал.

— Какую телеграмму? — помертвевшим голосом осведомилась Элла.

— На вот, прочти!

Действительно, бабушка протягивала ей телеграмму.

«Немедленно возвращайтесь, ваше присутствие необходимо. Куроедов».

— Кто это — Куроедов?

— Почем я знаю, какой-то ответственный секретарь, он так сказал.

— Но он еще вернется?

— Да нет, вещи забрал. Слушай, у вас тут без меня никаких.., недоразумений не случилось?

— Недоразумений? Нет, недоразумений не случилось.

— Сейчас обедать будешь.

— Не хочется, ба. Голова болит.

— Глупости, думаешь, я не знаю, что ты в Ванечку влюблена? — улыбнулась бабушка. — Ничего, переживешь, не развалишься.

— Да ну, ерунда, он же старик.

Бабушка засмеялась.

Элла едва сдерживалась, чтобы не разреветься.

Она сразу смекнула, что никто Ивана Аркадьевича в Ленинград не вызывал. Он просто испугался. Ей ведь всего пятнадцать, а за совращение несовершеннолетних можно и срок схлопотать. Вон у Ленки Дударевой родной дядя в тюрьму сел за то, что спутался с девчонкой четырнадцати лет. Ее мать их застукала и пошла в милицию. Хотя девчонка, говорят, та еще оторва была. Вот Ванечка и испугался… Дурак, неужели не понимает, что, даже если бабушка узнает, она лучше умрет, чем опозорит свою внучку… Или он думал, бабушка заставит его жениться на Элле? Он ее бросил после одной ночи, даже не поговорил… Выходит, он трус и подлец. Все это было больно и противно… Значит, ну его к чертям собачьим. Жаль только, что второго раза не будет… А если бы во второй раз с ним было бы так же противно, тогда что? Но для порядка она все-таки малость всплакнула — как-никак ее бросил любовник…