Дуглас Коупленд - Поколение Икс Страница 4

КОКТЕЙЛЬ ИЗ ДЕСЯТИЛЕТИЙ:

сумбурная комбинация двух или более деталей туалета разных эпох, призванная выразить вашу индивидуальность: Шейла = сережки от Мэри Квант (60-е годы) + танкетки на пробковой платформе (70-е) + черная кожаная куртка (50-е и 80-е).

Сегодня на Клэр брючки-капри цвета жевательной резинки, безрукавка, шарфик и солнечные очки: starlette manque Не состоявшаяся старлетка (франц.).. Ей нравится стиль ретро, однажды она даже сказала: Если у меня будут дети, я дам им ретро-имена типа Мадж, Верна или Ральф. Такие, как у посетителей в столовках 50-х.

Дег, напротив, наряжен в поношенные полотняные штаны, гладкую хлопковую рубашку и мокасины на босу ногу – сокращенная версия его обычного стиля падший мормон. И темных очков он не надел – собирается смотреть на солнце. Воскресший Хаксли или Монтгомери Клифт Американский киноактер. на отходняке, пытающийся вжиться в образ своего героя.

– Отчего это, – спрашивают мои друзья, – мы делаем из покойных знаменитостей что-то вроде аттракциона с ужастиками?

А я? Я– всего лишь я. По-моему, я никогда уже не научусь подбирать одежки, как Клэр (по принципу сочетания эпох вместо сочетаний тонов) или заниматься каннибализацией времени, как это называет Дег. Все мои силы уходят на то, чтобы кое-как продержаться в здесь и сейчас, большего я не прошу. Я одеваюсь, чтобы остаться незаметным, спрятаться – слиться с родом человеческим. Закамуфлироваться.

Словом, после долгого кружения по бездомным (в смысле, не имеющим домов) улицам Клэр выбирает для пикника угол Хлопковой и Сапфировой – не потому, будто там что-то есть (ибо нет там ничего, кроме потрескавшейся асфальтовой мостовой, которую потихоньку отноевывают назад шалфей и креозотовые кусты), а скорее оттого, что, если сильно постараться, можно почти ощутить оптимизм основателей поселка в миг, когда они раздавали улицам имена.

Багажник автомобиля громко захлопывается. Здесь мы будем есть куриные грудки, пить чай со льдом и с наигранным восторгом приветствовать приносимые собаками кусочки дерева и змеиных шкур. И под горячим, иссушающим солнцем, среди пустующих участков, которые в иной реальности могли бы быть прелесгными уединенными жилищами мистера Вильяма Холдена. мисс Грейс Келли или других кинозвезд, будем рассказывать друг другу наши сказки на сон грядущий. В этих домах мои друзья Дегмар Веллингхаузсп и Клэр Бакстер были бы дорогими гостями с кем сите можно гак замечательно поплескаться в бассейне, посплетничать или выпить студеного рома цвета заката в г. Голливуд, штат Калифорния.

Но то иная реальность. В этой мы просто съедим заранее приготовленный ленч на бесплодной земле – аналоге пустого кусочка страницы в конце главы, – земле столь голой, что все предметы, попавшие на ее горячую кожу, превращаются в объекты насмешек. И здесь, под большим белым солнцем, мне удастся увидеть, как Дег с Клэр строят из себя обитателей той, иной, более гостеприимной реальности.

Дег говорит, что он – лесбиянка, запертая, как в мышеловке, в мужском теле. Попробуй-ка понять эту формулировку. Когда смотришь, как он курит в пустыне сигареты с фильтром и пот, едва проступая на его лице, сразу же испаряется, а Клэр у зарешеченного заднего вентиля сааба дразнит собак кусочками курицы, единственное, что приходит на ум, – это выцветшие фотокарточки на бумаге Кодак, сделанные много лет назад и пылящиеся, как правило, где-то на чердаке, в коробке от обуви. Ну знаете: пожелтевшие, мутные, на заднем плане обязательно виднеется большая нерезкая машина, а наряды смотрятся удивительно стильно. Глядя на эти фото, остается только дивиться, как милы, печальны и наивны мгновения жизни, зафиксированные объективом, – ведь будущее по-прежнему неведомо и еще только готовится причинить боль. В эти мгновения наши позы кажутся естественными.

Наблюдая, как дурачатся в пустыне Дег и Клэр, я понимаю, что до сих пор образы моей собственный персоны и моих друзей в этом повествовании были несколько расплывчатыми. Чуть-чуть поподробней о них и о себе – самое время. Переходим к историям болезни.

Сначала – Дег. Где-то с год назад его машина подкатила к тротуару у моего дома – машина с номерами штата Онтарио, покрытыми горчичной коркой оклахомской грязи и мошкарой Небраски. Когда он открыл дверь, на тротуар вывалилась груда барахла, в том числе немедленно разбившийся флакон духов Шанель кристаль. (Знаешь, лесбиянки просто обожают Кристаль. Масса энергии, спортивный азарт.) Я так и не выяснил, зачем ему понадобились духи, но с этого самого момента наша жизнь стала значительно интересней.

Вскоре после приезда Дега я подыскал ему жилье – пустующее бунгало между моим и Клэр – и работу на пару со мной в баре У Ларри, где он быстро стал кем-то вроде властителя душ. К примеру, однажды он поспорил со мной на пятьдесят долларов, что сумеет заставить местную публику – занудных пустозвонов, неудавшихся За-За Габор, байкеров невысокого полета, варящих кислоту в горных хижинах, и их байкерских телок с бледно-зелеными блатными татуировками на пальцах и лицами того отталкивающего цвета, какой бывает у выброшенных на помойку, размокших под дождем манекенов, – так вот, он поспорил со мной, что до закрытия сможет заставить их пропеть вместе с ним Its a Hearthache [3] – отвратную, удивительно немодную шотландскую любовную песню, которую ни разу не извлекали из музыкального автомата. Идея была абсолютно дурацкой, и, разумеется, я принял пари. Спустя пару минут стою я в коридоре, под висящей на стене коллекцией наконечников индейских стрел, звоню по междугородке – и вдруг из бара раздаются немелодичное блеяние и рев толпы, сопровождаемые колыханием причесок вшивый домик и жидкими, не в такт, аплодисментами вялых байкерских рук. Не без восхищения я вручил Дегу его полтинник, пока какой-то страхолюдный байкер обнимался с ним (Люблю я этого чувака!), а потом узрел, как Дег положил купюру в рот, немножко пожевал и проглотил.

– Ау, Энди. Человек – это то, что он ест.

Поначалу люди относятся к Дегу с подсознательной опаской – так жители равнин опасливо раздувают ноздри, впервые выйдя на берег и почуяв запах моря. У него – брови, – говорит Клэр, описывая его по телефону какой-нибудь из своих многочисленных сестер.

Раньше Дег работал в рекламе (более того, в сфере маркетинга) и приехал в Калифорнию из г. Торонто, страна Канада. Я там как-то побывал – и никак не мог отделаться от впечатления, что не город это, а трехмерная версия славного своей упорядоченностью справочника Желтые страницы Отдельный справочник, либо часть телефонной книги (напечатанная на желтой бумаге), содержащие алфавитный и тематический каталоги фирм и учреждений., приправленного деревьями и расшитого прожилками холодной воды.

– Не думаю, что меня особо любили окружающие. В сущности, я был одним из тех мудозвонов, которые каждое утро, надев бейсбольные кепки, едут в своих спортивных машинах с опущенным верхом в деловую часть города. Ну знаете, такие зазнайки, неизменно довольные свежестью и безукоризненностью своей внешности. Мне жутко льстило, да что там, меня возвышало в собственных глазах, что производители предметов быта западной культуры видят во мне своего самого желанного, перспективного потребителя. Правда, я по малейшему поводу рассыпался в извинениях за свою деятельность – работу с восьми до пяти перед спермоубойным компьютерным монитором, где я решал абстрактные задачи, косвенно способствующие порабощению третьего мира. Но потом, ого! Било пять вечера, и я отрывался! Я красил пряди волос в разные цвета и пил пиво, сваренное в Кении. Я носил галстук-бабочку, слушал альтернативный рок и отвязывался в артистической части города.

История о том, почему Дег переехал в Палм-Спрингс, занимает сейчас мои мысли. Поэтому я продолжу восстанавливать события, опираясь на рассказы самого Дега, собранные по крупицам за последний год, за долгие ночи совместной работы в баре. Начну с момента, когда, как Дег однажды рассказывал мне, он был на работе и мучился от синдрома больных зданий.

– В то утро окна здания, где находился наш офис, не стали открывать. Я сидел в своем отсеке, любовно окрещенном загончиком для откорма молодняка. Меня все больше донимала мигрень и тошнота от циркулировавших в воздухе офисных токсинов и вирусов – вентиляторы без конца гоняли их туда-сюда.

ЗАГОНЧИК ДЛЯ ОТКОРМА МОЛОДНЯКА:

маленький, тесный отсек офиса, образованный передвижными перегородками; место обитания младшего персонала. Название происходит от небольших загончиков, используемых в животноводстве для откорма предназначенного на убой молодняка.

Разумеется, эти ядовитые ветры, сопровождаемые гудением машин по производству белого шума и свечением мониторов, сильнее всего бушевали вокруг меня. Я ничего толком не делал, а только пялился, как вкалывает мой изготовленный компанией Ай-би-эм клон, окруженный морем блокнотов и плакатами рок-групп, которые я сдирал с дощатых заборов стройплощадок. Была там еще маленькая коричневая фотография деревянного китобойного судна, раздавленного в антарктических льдах, которую я когда-то вырезал из старого Нэшнл джиогрэфик. Это фото я вставил в крохотную позолоченную рамочку, купленную в Чайнатауне. Бывали, я подолгу не сводил с картинки глаз, безуспешно силясь вообразить холодное, одинокое отчаяние, которое, видимо, испытывают люди в безвыходном положении, – тогда собственная участь каталась мне не такой уж безрадостной.